Эта история произошла в одном не слишком отдаленном районном центре, коих великое множество в нашем необъятном Союзе. Возможно, вам покажется, что она слегка смахивает на сказку, но на самом деле смахивает она в другую сторону и скорее напоминает горячечный бред, чем произведение, вышедшее из-под пера сказочника. Тем не менее субъект, поведавший её мне за кружкой Рижского, клянется, что все происходило именно так, а правда это или нет - решать вам.
- А знаешь что, Петя? - задумчиво произнесла мать и раздавила в пепельнице желтоватую гильзу беломорины.
- А... - испуганно вскинулся пионер Петя Батарейкин, стараясь быстро сообразить, где он накосячил в этот раз. - Я чо - я ж ничо, мам, вот, контурную карту по географии кропаю!
Петя поднял атлас и на коленки незаметно скатилась колода чёрно-белых порнографических карт отвратительного качества печати. А каким ему еще быть, качеству печати этому, если Витька из седьмого "А", переснимал их на подоконнике в мужском туалете отцовским "Зенитом"?
- Бабушку бы проведать на выходных, я пирожков напеку с капустой... - вроде, как размышляла вслух родительница.
Петя тут же понял, что имеет некислые шансы попасть под раздачу, и заканючил:
- Ну ма-ам, семь километров от станции пёхом пилить, и всё лесом!
- Ладно, - вздохнула мама с пониманием, - тащи дневник!
- А с другой стороны, старость нужно уважать, - прямо в воздухе переобулся Петя, - вот, задвинула, положим, наша старушка гамаши, а как мы узнаем? Нет, нужно обязательно навестить бабулю!
- Ты ж моя голуба! - мать сделала вид, будто позабыла про дневник.
Петя сделал вид, будто поверил матери, что она умеет печь пирожки с капустой, и как заправский факир ныкнул пухлую колоду в недра школьного портфеля. Вечер был спасён.
Погожим воскресным утром, пионер Пётр Игнатьевич Батарейкин сошел с электропоезда на станции "Могучие боровики" и, достав из носка мятую пачку ядрёного Меридиана, неумело закурил. Никотин первой же затяжкой ударил в юный мозг тяжелым молотом, и Петя, слегка позеленев лицом, закашлялся.
- Вон оно как... - просипел новоприобщенный курильщик и, чуть пошатываясь, углубился в чащу леса.
В его школьном ранце, магазинные пирожки из полусырого теста, напитывали жиром растрепанные тетрадки. На шее Пети был повязан пионерский галстук узлом-подушечкой, а голову покрывала красная пилотка, похожая на боевой корабль, прикрученный к макушке. Пионер Петя очень гордился своим головным убором и порой даже спал в нём, подвязав резинкой под подбородком. Петляющая стёжка вела паренька сквозь лесок, туда, где на окраине деревни, проживала вышеописанная, что бы это не значило, бабуля.
Таисия Батарейкина-Бронштейн, дородная кряжистая женщина шестидесяти пяти лет от роду, до пенсии трудилась дояркой в родном совхозе, а выйдя на заслуженный отдых, пекла замечательные сдобные булки с изюмом и кусочками сухофруктов.
Ну... ладно, тут я слегка ввожу вас в заблуждение, никакая она не доярка, где вы видели доярку с фамилией Бронштейн? Курица-людоед на посту министра иностранных дел вызывает больше доверия, чем доярка-Бронштейн. Дело в том, что в ранней юности Таисия была завербована спецурой КГБ и направлена в Усть-Пельменскую автономную область с боевой задачей - вычислять и перевербовывать вражеских шпионов, что могут покуситься на гос. тайны деревнеобразующего предприятия - "Совмолмаслогвоздикомбинат Усть-Пельменский". Но то ли Таисия плохо искала, то ли вражеским государствам не под силу было разглядеть со своих спутников пусковые шахты, что были так лаконично замаскированы под трубы гвоздемолочного комбината, а только не поймала она за время службы ни одного, даже самого завалящего шпиона.
Завербовала, правда, местного зоотехника - Сёму Батарейкина, и стали они жить-поживать, да шифровки в центр слать - дескать, на вверенном объекте всё спокойно тчк пришлите ещё один рулон маскировочной сетки и два баллона веселящего газа тчк целую в губы зпт всегда ваша агент Таисия ноль ноль Бронштейн.
Так и прожили Таисия с Семеном жизнь: она притворялась, что работает дояркой, он - что верит в то, что все советские доярки отличают тёлку от быка не с первого взгляда. Но булки бабушка Пети пекла отменнейшие, видимо кулинарные курсы в разведшколе давались ей, в своё время, лучше всего.
Вот и в это воскресное утро бабушка замесила тесто, наколола орешков тяжелой рукоятью наградного Маузера и села у окна, вышивать очередную шифровку на праздничном рушнике.
Внезапно в дверь избушки ненавязчиво постучали.
- Не заперто! - слабым старческим голоском ответила бабуля, сноровисто передернув тугой затвор Тульского Токарева под нарядным полотнищем рушника.
- Мир в хату, селяне! - воскликнул вошедший в сени мужичонка с всклоченной бородой и трижды осенил себя крестным знамением, повернувшись лицом к красному углу избы, где у Таисии были развешаны плакаты - "Пятилетку за три года" и "Помни, коммунистка, выпила водку - береги партбилет!"
- И тебе не хворать, - слегка опешила хозяйка, - ты откудова таков, касатик?!
- Сами мы не местных будем, матушка! - ответил мужик, профессионально обшаривая избёнку взглядом, - от поезда отбились, в Тобольск пробираемся, кормилица! Документы цыганва на перроне уворовала, а деньги шайтан-машина в сельмаге!
- Это автомат для продажи газировки с сиропом, дятел ты бородатый! - всплеснула руками Таисия. - И он уж пять лет, как не работает! Ладно, соловья байками не кормят, проходи, бродяга, сейчас, как раз булочки подойдут!
- Благодарствуем, добрая душа, - гость отвесил поклон в пояс и начал стягивать лыковые лапти. По горнице поплыл аромат неизвестного парфюма, и старуха Бронштей чихнула. - Будь здрава, хозяйка!
- Буду, ангел мой, твоими молитвами, - поблагодарила Таисия и, сноровисто скинув на пол рукоделие, повела воронёным стволом безотказного ТТ, - знаешь, милок, а ведь у меня аллергия на импортные дезодоранты...
- Да Бог с тобой и Царица небесная! - мужик с перепугу попытался залезть под лавку, но зацепился рукавом косоворотки за плохо оструганные доски и застрял. - Да откуда же у меня, мужика совецкага, дзендаранты буржуинские?!
- Поди знай, - ответила полковник Бронштейн и провела коварный приём из арсенала боевого самбо. Она схватила подозрительного гражданина за холщевую рубаху и, уперевшись пяткой ему в живот, опрокинулась навзничь, вытолкнув противника ногой и одновременно ослабив хватку. Мужчина, кувыркнувшись в полете, с грохотом приземлился на антикварный буфет и, разломав его, затих под обломками, видимо потеряв сознание.
- И лапти еще эти... - вслух размышляла бабуля, тяжело поднимаясь с пола и отряхивая платьюшко, - им методички с двадцатых годов не меняли, что ли?..
* * *
Билл Джефферсон плавал в каком-то теплом студенистом водоёме и сквозь его желейную гладь видел картины своей жизни. Обрывками сюжетов всплывали сцены.
Вот он юный кадет, с отличием закончил школу ЦРУ, и ректор вручает ему золотой диплом, где черной тушью по шелковистой бумаге обозначено, что он теперь дипломированный диверсант глубокого внедрения - белая кость демократических секретных служб, ночной кошмар красной пропагандистской машины, ужас, летящий на крыльях... или вот ещё один обрывок памяти: он доедает прожаренное на бензиновой зажигалке Zippo, ухо своего боевого товарища. Билл остался один, вся его оперативная группа отравилась самогоном - в Ленгли такого яда на них не испытывали, а посему противоядия не было. Его спасло лишь то, что местный тракторист залил в него утром еще литр этой отравы, приговаривая - похмеляться надо грамотно, вот сейчас еще по маленькой... тракториста звали Ваня.
Ваня Сусанин, это он вел диверсантов, замаскированных под геологов, к Усть-Пельменскому заводу. Ваня исчез под вечер третьего дня, когда в двадцатилитровой канистре закончилась мутноватая самопальная отрава, которую Иван нежно звал - грев, со словами - я к барыгам за мутным, одна нога здесь - другая там! Больше Билл его никогда не видел.
Ухо сержанта Бенкса было жестким и невкусным, но в любом случае питательней, чем кора елей и катышки заячьего помета, что он пытался есть изначально.
Двадцать пять лет прошло... Билл почти забыл английский, потерял передатчик, научился ругаться матом и водить комбайн. Но боевая задача, поставленная ставкой в начале тридцатых годов, огненными буквами полыхала в мозгу - Любой ценой, цель намбер ван, пусковые шахты ракет подземного базирования, умереть, но выполнить! Внезапно Билл почувствовал блаженную прохладу и словно выплыл на поверхность из студенистого забытья.
Старушка, опрометчиво принятая за пенсионерку, поливала ему на голову из заварочного чайника холодной водой. Джефферсон не подал виду, что пришел в себя. По инструкции, прямо сейчас он должен был раскусить фарфоровую пломбу с цанидом, что была вмонтирована в коренной зуб, но вот незадача - коренные зубы ему выбили еще десять лет назад на шумной комсомольской свадьбе, где, прикидываясь тамадой, он ненароком снял со стены ДК портрет отца народов, дабы повесить собственноручно написанный плакат - "Напивайтесь гости в дым - будет счастье молодым!"
- Ты глазки-то не жмурь, касатик, - услышал он старушечий голос. Но что-то в этом голосе поменялась, в нем теперь звенела сталь, и он подавлял уверенным, жёстким тембром, а бабулька продолжала, как ни в чем не бывало, - а то у меня паяльник есть! Внучок, Петенька схемы мастерит, забыл намедни. Вот и валяется инструмент без дела...
Джефферсон молчал, ни один мускул не дрогнул на лице тренированного диверсанта.
- Ну, так что, милай, поставить разогреваться?
- Я не понимаю, гражданочка! - не вынес, наконец, психологического прессинга гость. - Вы меня с кем-то перепутали!
- Да ты что?! - всплеснула руками Таисия. - Ну прости дуру старую! У меня булочки, как раз, подрумянились, давай-ка я тебя угощу?
Старушка без промедления схватила пышущую жаром булку со сковородки и разломив, засунула в рот незванному гостю.
Так, как руки у Билла были крепко связаны вышитым рушником, ему не оставалось ничего другого, как покорно жевать сладкую сдобу.
- Ну, как тебе?
- Ижумительно! - не переставая жевать, ответил Джефферсон, - и орешки обжаренные, как раз, как я люблю! Только вот какой-то странный привкус...
- Странный? - удивилась Таисия и тут же хлопнула себя по лбу ладонью. - Ах, да, это скополамин! Сыворотка правды по-простому - слыхал, небось?
Билл подавился мякишем и выпучил глаза, он естественно слышал о препаратах алколоидной группы, которые ослабляют защитные когнитивные функции мозга.
- Ну, ты сиди, милок, пока, до готовности, а мне в магазин сбегать нужно, внучок скоро придёт! - почти ласково проговорила Таисия. - Надо покормить пацана, а то эта лахудра - мать евойная, снова, небось, пирожков недожаренных ему полный ранец напихала!
Бабуля накинула на голову платок и, сняв с крючка авоську, хлопнула дверью, активировав хитрый механизм защиты, состоящий из грузиков, противовесов, ригелей и веревочек. Билл понял - эта остановка для него конечная.
* * *
Пионер Петя добрался до стоящей за околицей деревни избы, ближе к обеду. Он дёрнул входную дверь и немало удивился - обычно, бабушка никогда не запиралась! Не боялась никого старушка, а сегодня дверь была накрепко заперта, и сколько Петя ни дергал, эффекта это не давало. Наконец, истратив все силы, пионер в сердцах пнул дверное полотно ногой.
- Кто там? - раздался из глубины избы незнакомый Пете голос.
- Это я!
- Кто - я?! - продолжил допрос голос.
- Ну, я! Петя Батарейкин, принёс бабушке пирожков!
- Нет, спасибо, я уже булкой угостился, - как-то обиженно произнес голос.
- А вы кто будете? - запоздало спохватился мальчик. - И где моя бабуля?
- Так я твоя бабуля! - обрадовался голос.
- А чего это у тебя, бабуля, голос такой, будто ты две недели Приму Моршанскую курила?! - подозрительно поинтересовался пионер.
- Так простыла я, внучок!
- Ладно, допустим... - с сомнением проговорил пионер, - так я войду, бабуля?
- Конечно, милок! Ты за веревочку дёрни - дверь-то и откроется, - ответил шпион, внимательно изучая конструкцию хитрого замка, который невозможно было вскрыть изнутри.
Петя ухватился за шнурок, продетый сквозь ручку двери, и дёрнул, что было сил. Хитрый механизм пришел в движение, и дверь, скрипнув, отворилась, приглашая пионера в тёмные сени. Батарейкин скинул ранец и вошел, пытаясь в полумраке разглядеть простуженную бабулю. Тут его ждало разочарование. В центре горницы, накрепко связанный полотенцами, сидел на стуле бородатый мужик с безумными глазами. Он улыбнулся, увидев Петю, обнажив поломанные, желтоватые зубы, и затряс лохматой головой, будто в приступе горячечной лихоманки:
- Быстро, развяжи меня, мальчик!
- Ага, ща! - хохотнул пионер и проверил прочность пут, сдерживающих странного бабушкиного гостя. - А вы мне, дядечка, пику в бок и фрагментами в лесопосадку?! Нет, бабка у меня, конечно, с тараканами, но просто так - не за пист собачий, вязать кого ни попадя не станет!
- Я твоя бабушка... - снова было завёл свою пластинку Билл, но коварный препарат уже всосался в кровь, а сердце погнало её сквозь шпионский мозг, - Джефферсон, меня зовут Бил Джефферсон!
- Да мне пофиг, - ответил мальчик и вдруг радостно захлопал в ладоши, - ах, вот где мой паяльничек!
Билл заплакал. Помнил, вражина цэрэушная, куда старуха обещала пристроить это чудо инженерной мысли, а еще, его всё больше нахлобучивал препарат и он больше не мог сдерживаться. Джефферсону, вдруг до ужаса захотелось рассказать незнакомому сопляку всю историю своей жизни. И он рассказал.
- Лиссен то ми, бой! - воскликнул Билл. - Ай вус адобеден хир Ци Ай Эй!
- Ой! - удивился Петя, он услышал язык, на котором старая училка, в смешных очках балаболила на уроке, и радостно выдал единственную заученную им фразу. - Май нейм из Пиетья Батрейкин, ай ливе ин Усть-Пьельменск сити! Хоув а йю?
- Майн нейм из Билл! - восторженно воскликнул Джефферсон. Он и не думал, что в этой глубокой дыре, что находится у земного шара чуть пониже спины, кто-то говорит по-английски, а вот подиж ты! - Вилл ю хелп ми?
- Май нейм из Пиетья Батарейкин, ай ливе ин Усть-Пельменск сити! Хоув а йю?
- Щ-щет!
* * *
Петя шел по вечернему лесу и с аппетитом жевал еще теплую булку. Он так и не дождался бабулю, а полоумный пленник, полтора часа нёсший какую-то тарабарщину, улучил момент и перегрыз обломками желтых зубов полотенца. Хорошо хоть не уворовал ничего! Бежал по тропинке вприпрыжку, пытаясь на ходу зашнуровать лапти, а пионер Петя, набрав полную пилотку бабулиных булочек (портфель был безнадёжно испорчен развалившимися магазинными пирожками) и притворив дверь избы, направился домой.
Внезапно, за спиной у Батарейкина хрустнула ветка. Мальчик смело обернулся на звук, пустив для порядку газы, и увидел волка. Серый не мигая смотрел на жертву, лишь слегка дрожал влажный чёрный нос - хищник обнажил верхние клыки. И в этот момент Пете так вдруг захотелось рассказать волку обо всем, что с ним случалось, случилось и может случиться в будущем...
Так быстро Акелла еще никогда ни от кого не удирал! Забыв про гордость и свирепость лесного зверя, он рвал сточенные когти подальше от этого фонтана красноречия. Волчьи Боги! Зачем ему информация о том, как советские пионеры справляются с утренней эрекцией?! Кто такая эта Катя Кораблёва из второго подъезда, что показывает за гаражами после уроков, куда пришита кулиска её школьного платьюшка?!
"Странный какой!" - пожал плечами вслед волку Петя и побрёл в сторону станции с пилоткой, полной душистых булок. Пионеры, они по сути своей добрые ребята. Вот была, положим, у Пети полная шляпа булочек с обжаренными орешками, так Батарейкин не жадничал и угостил всех своих друзей... к обеду поселковая школа была похожа на район боевых действий - какой-то умник догадался бросить надкушенную булку в бак с кипячёной питьевой водой.
К вечеру понедельника к райцентру Усть-Пельменск были стянуты подразделения милиции на мотоциклах Урал с колясками, строительный батальон, сколоченный из бритых наголо, курящих пэтэушников и даже пожарная машина, на всякий пожарный случай.
А бабуля Бронштейн запоздало вспомнила, что в тридцать восьмом, спецфармацевтика выпускала лишь девяностопроцентный концентрат гиосцина скополамина, каплю которого по инструкции растворяли в двадцатилитровой канистре воды.
Джефферсона, конечно же, поймали, но так как он оказал ожесточённое сопротивление и кричал, что он простуженная пионерская бабушка, пришлось забить беднягу совковыми лопатами на месте. Ну, не выдавали бойцам стройбатальонов другого оружия!
Усть-Пельменск закрыли на карантин. По горячим следам было раскрыто шестьсот хищений социалистической собственности, два поджога и один эпизод сексуального домогательства поселкового сторожа к учительнице биологии. Хотя, беря в расчёт возраст и фигуру пострадавшей, то сексуальным, это домогательство, можно было назвать с натяжечкой. Но жители кололись следователям с таким пылом и готовностью, даже в том, что ещё не совершили, а возможно, совершат в обозримом будущем, что при желании можно было организовать всесоюзный судебный процесс. Особо буйных упаковали в уютные рубашки с длинными рукавами, а пионера Петю вывезли в закрытый город Ангарск-13 и погрузили в глубокий гипноз. Ведь только он сумел пообщаться с вражеским лазутчиком, но из всей беседы смог вспомнить лишь - "Лиссен то ми, литтл бастард!"
А Акелла, как и положено нормальному волку, пошел кушать бабушку. Каково же было его удивление, когда старушка достала из-под матраца потёртые, пропитанные бурыми пятнами нунчаки и, небрежно крутанув их вокруг торса, произнесла негромко - ну, вот и шубку справила! Волк попятился было назад, но грузики, ригеля и противовесы уже заняли свои места.
«Эх-х... дернул бы кто за веревочку...» - обреченно подумал Акелла и тонко заскулил.
©РусланТридцатьЧетыре 2016