Дождь барабанит в витрины маленького магазинчика, мимо которого хоть раз десять пройди — не заметишь.
Тускло мерцает в витрине керосиновая лампа, оставшаяся непонятно с каких времен. Покупатель нервно перебирает товар, торговец волнуется, как бы не выронил…
— Так вы говорите… все мелодии играет?
— Сто двадцать семь мелодий. Полонез, лунную сонату, увертюру к Фаусту, ну и из наших, из современных, Тинкербелл там есть, хотель Калифорния, куранты, Мендельсон…
Покупатель вздрагивает при имени Мендельсона, не к ночи будь помянут, тоже верно, боятся его холостяки, боятся… И как это у продавца вырвалось про Мендельсона, так и человека спугнуть недолго…
— И сколько?
Торговец называет цену.
— Нехило берете.
— Сто двадцать семь мелодий, — повторяет продавец.
— Ладно… ох, разорите вы меня… давайте…
Дождь стучит в стеклянную дверь магазинчика, просится войти. Ветер дергает дверь, побренькивает колокольчиком, впустите, впустите, просачивается за посетителем, ложится у входа.
— Знаете… а моей мелодии тут нет, — посетитель кладет на прилавок дверной звонок, купленный неделю назад.
— Сто двад… — как заводной повторяет продавец, не договаривает.
…но моей мелодии нет.
Ночь подбирается к витринам, боязливо заглядывает в стекла, шарахается от свечения лампады. Покупатель недоверчиво крутит в руках телефон.
— До трех тысяч мелодий, блютус, интернет…
— Да нет, нет, мне эти все заморочки не надо, мне бы вот, мелодии…
— Три тысячи мелодий, без проблем… могу из интернета закачать.
— Да уж закачайте, пожалуйста, я-то в новинках этих не понимаю ничего…
Ветер просачивается в щелку двери, играет с лампадой, пытается загасить, не может.
Дождь стучит в стекло. Уже знает, что ему не откроют, но все-таки стучит. По улицам крадется ночь, ищет пристанище, не находит.
Звякает колокольчик, продавец настораживается, как бы ветер не просочился, опять выгонять его веником. Ветер обнаглел, веника уже не боится, грызет его и кусает.
Нет, не ветер. Покупатель. Все тот же, худой, высокий, с проседью, который заходил позавчера.
Кладет на стол купленный телефон, у продавца ёкает сердце, черт, опять брак подсунули, мэйд ин чайна, а продавец теперь отвечать должен. Торговец вздыхает, думает, сколько осталось до осени, до не такой, а до настоящей осени, когда листья облетят, и небо станет высоким-высоким. Тогда можно и собрать свой скарб, и на юг податься. А пока терпи, стой за прилавком, еще не все распродал.
— Что-то… не так?
— Знаете… здесь нет моей мелодии.
— Из трех ты…
— …и нету.
— Хотите сказать, вы все пере…
— …пробовал. Но здесь моей мелодии нет.
— Ну что же. Давайте… другое вам что-нибудь подберем…
Торговец в отчаянии оглядывает стеллажи, поправляет звезду, которая светит в лампаде вместо огня. Что бы такое предложить гостю, плеер, нет, не то, арфу, на которой еще Орфей играл, нет, тоже не то…
— А вот… — протягивает сферу. Тонкую, хрустальную, невесомую.
— Ч-что это?
— Музыка. Музыка небесных сфер. Вот там точно ваша мелодия есть. Не может не быть…
Гость смотрит на продавца, по взгляду видно — не верит.
— Мириады мелодий. Мириады, — продавец посмеивается, — пока все не переберете, не приходите даже.
Покупатель расплачивается, смотрит, как продавец высасывает из запястья гостя сколько положено крови.
Покупатель уходит, в открытую дверь просачивается ветер, задувает лампаду.
Дождь стучится в стеклянную дверь. продавец открывает дверь и впускает дождь погреться.
Пора собираться на юг. Уже наступила осень, такая, настоящая осень, когда листья умирают, и остается вверху только небо, большое, пустое, неприютное. Завтра соберет продавец свои пожитки, расправит крылья, полетит на юг.
Звякает колокольчик, неужели и ветер просится погреться…
Нет. Не ветер. Покупатель заходит, оглядывается. Торговец боится спросить, не верит себе, неужели…
Гость кладет на прилавок небесные сферы, слабо звенят натянутые космические струны.
— Знаете… нет моей мелодии.
— Вы перебрали…
— …все. Здесь нет моей мело…
— Вы уверены?
— Уверен. Здесь её нет.
Продавец оглядывает прилавки, будто ждет, что с них спрыгнет еще что-нибудь, звучащее, что можно предложить…
Ничего не происходит.
Продавец смотрит на покупателя, на вид ему лет сорок, не больше, хотя кто его знает.
— А когда вы мелодию свою потеряли?
— Да я её и… не находил.
— Что?
— Не находил.
— Да вы что… всю жизнь без мелодии, что ли?
— Ну… — покупатель разводит руками, как будто извиняется, что жил без мелодии.
— Ничего себе… первый раз такое вижу.
Ветер дергает дверь, звонит в колокольчик. Продавец впускает в комнату ветер, ветер покупает россыпь звезд, улетает.
— Что же… — покупатель разводит руками, направляется к двери, мол, и на том спасибо…
— Нет-нет, постойте, — торговец подхватывает гостя под локоть, ведет к арфе, на которой играл еще Орфей, — если вы не можете найти мелодию… значит, её еще нет.
— И… что же?
— Значит… придется её создать… с чистого листа…
Торговец перебирает в маленькой коробочке ноты, выкладывает их на чистый лист, ноты кувыркаются, кусают друг друга, разбегаются, продавец прихлопывает их ладонью, чтобы не разбежались.
— Будем мелодию вашу делать…
Ветер бьется в окна. Продавец думает про себя, черта с два он улетит завтра в теплые страны, как бы вообще в этом северном городке зимовать не пришлось. Интересно, как это, зимовать, никто из его родичей не зимовал, все на юг улетали, еще в тех незапамятных времен, когда его дикие предки вили гнезда…
2014 г.
восхитительно
