Часть 3
 

Дверь открывалась, и Дмитрий увидел четыре пары ног в черных комбинезонах. Этот цвет носили только лишь представители Закона. Он сидел в ступоре, не понимая, как это возможно.

Почему сканер не среагировал, предупредив его? Почему они в вежливой форме не попросили его открыть? Почему датчик среагировал на нежильца, открыв дверь? 

Пока Дмитрий пытался собраться с мыслями, дверь успела полностью открыться. Он смотрел, как двое схватили Элис, как она старалась вывернуться, но еще двое зажали ее в тиски своих рук, и проворным движением один из Контроля выключил САИ. Дмитрий и сам это собирался сделать, но сейчас внутри него возникло чувство протеста, который и вывел его из состояния шока. Он подбежал к людям в черном и попытался освободить Элис, зная наперед, что его ждет провал. Он при всем желании не в силах справиться с подготовленными людьми Контроля, но если и допустить мысль о невероятном, то что это даст? Человеку вне Системы не выжить. В отличие от тела механика, ему нужна пища, питье, сон и тепло в холоде ночей. Поступок, сделанный на эмоциях, ничего не мог ему дать, кроме порции боли, заставившей его упасть на колени и, закашлявшись, сплюнуть кровь на пол.  

Дмитрий озлобленным взглядом посмотрел на людей в масках, приложил усилия, чтобы встать на ноги, но укус иглы в затылок растворил его жажду заведомо бессмысленной борьбы вместе с сознанием.

Он очнулся на холодном полу камеры предварительного заключения. Единственным предметом в ней было отхожее место. Дмитрий встал, но сильное головокружение затуманило все вокруг и заставило его присесть так же резко, как он встал. Постепенно пульсация в висках и серая пелена сникла. До ужаса хотелось пить. Подняться на ноги Дмитрий не решился, решив вместо этого добраться на четвереньках к стене из триплекса, постучал в нее. Бесполезно. Его никто не услышит сквозь звуконепроницаемые стены. 

Просидев так с полчаса, он перебирал в памяти последние события. Дмитрий понимал, что Система не оставит это все без внимания, оштрафовав на баснословную сумму.

"Если до этого не помру от жажды", — подумал он, вдыхая холод. 

На какой-то миг представил, как хлебает воду из предмета для справления нужд, но этого оказалось достаточно, чтобы отвращение подвернуло желудок. 

— Код ДиСи 08-26-7-77, встаньте в центр белого круга, — отчетливо раздался голос внутри камеры, хотя ни колонок, ни датчиков в ней не наблюдалось.

Дмитрий с опаской подчинился, сделал попытку встать. Головокружение напомнило о себе, пульсирующий стук крови и шум в ушах заставил его пошатнуться, но в этот раз он подчинил свое тело и, сделав пару шагов, последовал "совету". 

Триплекс плавно поднялся, пропуская двоих представителей Контроля. Они взяли его под руки, вывели из камеры. 

Дмитрий послушно шел, молча поглядывая по сторонам. Суд свершится, незачем навлекать на себя еще большие неприятности расспросами или неповиновением, но жажда, мучившая его, оказалась сильнее голоса разума. 

— Пить… — хрипло выдавил он из себя заветное слово.  

Контроль не реагировал на просьбу обвиняемого, размеренно делая шаги по направлению к залу Суда. 

Зал Суда был не столь просторным, как рисовало его воображение. Продолговатая комната, примерно пять на пятнадцать, на помосте Судья — женщина лет сорока, а может, и старше. 

Ее лицо было будто искусственно омоложено, но при ее статусе она могла себе это позволить без малейших переживаний о сохранности счета ПФ. А может быть, отсутствие малейших эмоций старило ее? 

Черная мантия — предвестница бед. Дмитрий не хотел видеть ее воочию никогда, сейчас у него не оставалось выбора. Его усадили на кресло из плексиглаза, установленное напротив Судьи. Автоматика сделала свое дело, намертво сковав его тело силиконовыми ремнями, которые в этот раз были предназначены вовсе не для освобождения от духовных тягот, а лишь усиливали их. Сердце бешено заколотилось, и ему хотелось вырваться из этих узких, прочных лент, но вместо этого приходилось себя сдерживать, пытаясь сохранить хотя бы показное спокойствие. 

— Код ДиСи 08-26-7-77. В здравом ли Вы уме и твердой памяти? — спросила Судья, соблюдая правила протокола.

— Пить. — Дмитрий не злонамеренно проигнорировал вопрос. Несмотря на страх, жажда не покинула его, путая в свои сети еще крепче, чем ремни. 

— Принесите воды, не стоит задерживать процесс, — без тени сочувствия произнес голос Судьи.

Случись ему слышать эти звуки, лишенные чувств при других обстоятельствах, Дмитрий пришел бы к выводу, что говорит не человек, а механик, сделанный под заказ. 

Один из тех, кто конвоировал его, поднес стакан с водой ко рту Дмитрия. Ему было унизительно пить таким образом, подобно ребенку, но оспаривать оказанную милость не стал, жадно выпив желанную жидкость. 

— Еще… — жалобно протянул он.

— Довольно. Вы в зале Суда, — всё так же бесчувственно произнесла Судья. — В здравом ли Вы уме и твердой памяти? 

— Да, — кивнул Дмитрий.

— Осознаете ли Вы, что пошли против Системы, нарушив Закон? 

— Какая разница? Незнание Закона...

Стук судейского молотка гулко прошелся по залу, перебив его. 

— Отвечайте на вопрос, — произнесла Судья, когда звук, эхом отразившийся от стен, стих. 

Дмитрий молчал. 

— Вы в любом случае будете приговорены к смертной казни, у Суда достаточно свидетельств, но если сочтете нужным пойти на сотрудничество, отвечая на вопросы с искренним раскаянием, Система проявит терпимость к Вашей ошибке, предоставив более гуманный метод ликвидации. Вы осознаете это? 

Дмитрия передернуло и прошибло холодным потом. Штрафы пугали, смерть казалась чем-то запредельно невозможным и в то же время кошмаром наяву. Он не хотел признавать, что это его последний день. Тем не менее огоньки видеоглаз убеждали в обратном. 

Этот процесс будет на многократном повторе, собирая зевак у придорожных полупрозрачных зеркальных полотен.

Несколько лет назад он и сам был среди толпы, с интересом рассматривающей смертника. 

Дмитрию стоило многих усилий и времени, чтобы сгладить впечатления от казни. Сейчас событие, увиденное ранее, нахлынуло ударной волной. Инъекция с ядом вовсе не была безболезненной. Подсудимый долго корчился в муках и умер с гримасой ужаса на лице. Теперь пришел его черед послужить "представлением" для публики, которой в свою очередь предстоит сожалеть о желании добровольно не пройти мимо сеанса, если возможные зрители еще не отказались от дара чувствовать. 

— Вы осознаете это? — бесстрастно произнесла Судья, повторив свой вопрос, возвращая мысли Дмитрия в происходящее на данный момент. 

— Да, — едва слышно, дрожащим голосом произнес он. 

Выбора нет. Можно отказываться верить в собственную кончину, но это не изменит ход дальнейших событий. Единственное, что можно сделать — отвечать на вопросы, не солгав. Смерть — всегда страх. Болезненная смерть — страх вдвойне. 

— Отвечайте отчетливо. 

— Да, осознаю. — Дмитрий усилием воли заставил себя говорить громче, но голос его по-прежнему дрожал. 

— Осознаете ли Вы, что пошли против Системы, нарушив Закон? 

— Да, я осознаю. — Зал Суда показался ему еще холоднее, его прошиб озноб. 

— Поясните, почему Вы в зале Суда. 

— Элис, — это слово далось Дмитрию еще тяжелее, чем произнесенные до него. 

Снова стук молотка, отбиваясь эхом от стен оповестил о недовольстве Судьи, никак не проявившее себя на мимике. 

— Поясните, почему Вы в зале Суда.  

— Я заместил память САИ памятью синтетика, — он с трудом подобрал слова. 

— Сожалеете ли Вы о содеянном? — произнесла Судья, и ни один мускул на ее лице не дрогнул.  

Дмитрий неожиданно для себя ощутил возмущение. Она спрашивает о сожалении при том, что отказалась чувствовать что-либо. Сожалеет ли он? Да, сожалеет, но по другим причинам. Ее русая коса превратилась в косо стриженую фиолетовую гриву, серые глаза в ядовито-синие, ее хрупкость в шаблонное тело, рассчитанное на вкусы большинства. Но худшее из всего — он заставил ее личный мир рухнуть. Всё, во что она верила, было растоптано им. Что может быть хуже, чем заставить усомниться в своей действительности? Или, вернее, в действительности себя?.. Может, смерть не самое худшее? Может, смерть — избавление? Его искупление перед ней. Пусть ей это безразлично — Система ликвидировала ее память, не может быть иначе, — но не безразлично ему. Он совершил свой проступок и понесет заслуженное наказание, чтобы обрести свой покой, чтобы простить себя. 

— Да, сожалею, — твердо произнес Дмитрий, сжимая ладони в кулак до хруста. 

— Суд учтет Ваше раскаяние. 

Слова Судьи послужили катализатором, и инстинкт самосохранения требовательно заявил о себе. Дмитрий жаждал освобождения от угрызений совести, но не всё ли равно справедливости, как именно произойдет его смерть? Да и есть ли она, справедливость? — спрашивал у себя Дмитрий, усыпляя обострившиеся чувства, чтобы не выкрикнуть слова протеста, усугубив свою участь. 

— Кто помог Вам в этом? 

— Я сам, — ответил Дмитрий, не поколебавшись. 

— Вы утверждаете, что сами создали программу личностных характеристик? 

— Нет. Я утверждаю, что сам заменил память.

Дмитрий вспомнил о Вене. А что, если и ему грозит смертная казнь? Как бы он не раздражался в его присутствии, но этот человек не заслужил подобного решения. Дмитрий впервые почувствовал всю тяжесть груза ответственности за жизнь другого человека. 

— Кто создал программу личностных характеристик? 

Этот вопрос словно остановил время для Дмитрия. Он застыл, не решаясь на ответ. Назови имя — он возненавидит себя, утратив последние крохи самоуважения, которые ему так нужны сейчас. Прошлого не вернуть. Он втоптал чувства Элис в грязь, заботясь только о своих. Сейчас — настоящее. В его руках человеческая жизнь. Как бы ему ни была дорога Элис, но она искусственная душа. Выключение не несет боли, для нее это было сродни вхождению в сон. Смерть Вениамина совсем иное. 

Стук молотка привлек внимание к Судье, вырвав его из размышлений. 

— Молчание и неуважение к Суду повлечет за собой штраф в размере пятисот кредитов.

Дмитрий нервно рассмеялся. 

— Вы пугаете смертника штрафом? — это было настолько нелепым, что Дмитрий не удержался от комментария. 

Снова гулкий стук. 

— Порядок в Суде, — размеренный голос Судьи создавал впечатление, будто она не осознает глупость сказанного ею. — У Суда достаточно свидетельств, чтобы знать имя человека, который поспособствовал пойти против Закона. Назовите имя. 

Он не выкарабкается с ямы, которую вырыл своими же руками. Знает ли Суд или только пытается внушить ему это? Если знал о его договоренности с Вениамином, почему Система не воспрепятствовала нарушению Закона? Или им нужен был очередной преступник для показательного наказания? Или, может, Закон не вмешивается, пока не совершено преступление? Мысли Дмитрия путались, сбивая его с толку. Ответов он не находил, упорно продолжая молчать. 

— Вы отказываетесь засвидетельствовать имя? 

— Отказываюсь. 

— Суд учтет Ваш отказ. Контроль, введите Лейскера Вениамина Давидовича. 

Дмитрий услышал позади себя звук открываемой двери и шаги. Вениамина сопроводили к помосту Судьи, но не взяв его под руки, как осужденного. Дмитрий мельком заметил беззаботную улыбочку Вени, когда тот проходил мимо, не взглянув на него. Это озадачило Дмитрия. Возможно, если бы Вене грозила опасность, он бы повел себя менее беспечно и уже с порога навязчиво, торопливо и назойливо громко доказывал свою непричастность к преступлению. Но зная Вениамина, он мог себя вести непредсказуемо в нестандартных ситуациях. 

— Лейскер, подтверждаете ли Вы свое соучастие в означенном преступлении? — обратилась Судья, смотря на Веню сверху вниз со своего возвышения. 

— Таки нет. Я таки не сделал ничего преступного, — спокойно произнес Вениамин, пожал плечами и развел руками, будто речь шла о чем-то несущественном. 

— Вы воссоздали часть программы из забракованного и удаленного двадцатого мира? 

— Таки что в этом преступного? Где-таки сказано, что таки запрещено воссоздавать часть программы, пусть таки и забракованного мира? 

По интонации Вениамина Дмитрий догадывался, что он продолжал беззаботно улыбаться. Может, ему действительно ничего не угрожало? 

— Лейскер, Вы осознанно вручили возможность потенциальному преступнику пойти против Системы? 

— Таки не путайте теплое с мягким, — Веня повысил голос и замахал указательным пальцем перед Судьей. 

Стук судейского молотка остудил его пыл, и он с недовольством хмыкнув всё же опустил руку. 

— Проявите уважение к Суду, либо Вас ожидает штраф в размере пятисот кредитов. 

Снова эта сумма. Дмитрию стало печально-смешно. Возникло впечатление, что он попал во временную петлю, и сейчас Судья должна будет предупредить Веню о смертной казни и что Суд учтет каждое слово сотрудничества.

— Да, Ваша Честь, — произнес Вениамин дрогнувшим голосом, даже забыв о своем "таки", опасаясь за самое дорогое для него.

— Лейскер, Вы осознанно вручили возможность потенциальному преступнику пойти против Системы? — повторила Судья будто заученный текст, один в один, как прошлый раз. 

— Возможно ли таки предугадать, кто таки потенциальный преступник? Таки, по сути, выходит, что таки каждый человек — потенциальный преступник, пока таки не совершит преступление, — вкрадчиво начал изъясняться Вениамин, совладав с собой, но уже без улыбки, неуместной в зале Суда.

Минута молчания, затем голос Судьи:

— Поясните Ваш ответ. 

— Я таки не мог знать, как будет использована моя работа. Да, таки мне предложили заработок. Таки кто отказался бы? Но я всегда-таки был против нарушения Закона со своей стороны.

Дмитрий коротко выдохнул. Еще не так давно Веня со всей страстью доказывал, что Закон его как минимум не устраивал. Но с другой стороны, он бы никогда бы не пошел наперекор Системе. Веня умело лавировал в ответах. Детектор лжи не оповестит о нарушении правил в стенах Суда с его подачи. 

— Свидетель оправдан. Контроль, проводите Лейскера Вениамина Давидовича. 

Веня, ободренный этой фразой, чуть ли не в припрыжку отошел от помоста в сопровождении представителей Контроля, не взглянув на Дмитрия. Для него он уже был мертв и переработан на удобрения для природной пищи. 

— Код ДиСи 08-26-7-77, Вы и только Вы виновны в совершенном преступлении? 

— Да.

— Вы полностью признаете свою вину перед Системой? 

— Да, — коротко ответил он, надеясь лишь на то, чтобы все как можно быстрее завершилось, но он не был достаточно откровенен перед собой. Зал Суда озарился красным свечением. 

Дмитрий солгал. Он не чувствовал за собой никакой вины перед Системой. Единственная вина, камнем на шее была перед Элис. 

— Ввиду Вашего молчания, вместо ответа Суду и отсутствия раскаяния, Суд не предоставляет Вам выбор метода смертной казни, оставив это право за собой. Учитывая тяжесть преступления и сожаление о содеянном, Вас ожидает газовая камера. Слушание окончено. Контроль, проводите осужденного.

Автоматика освободила его от ремней. Дмитрию хотелось сбежать, и неважно, что ожидало бы его дальше. Неважно, что не будет крыши над головой, питья и питания. Но ноги отказывались даже идти самостоятельно, подкашиваясь то ли от страха, то ли от долгого и неподвижного просиживания в кресле. Контроль, взяв его под руки с обеих сторон, провел Дмитрия в соседнее помещение. 

Оно было намного больше зала Суда и наполнено разнообразными приспособлениями для смертной казни. Среди них был лик его собственной смерти — куб из триплекса три на три. Чудно, что Система, словно насмешкой выбрала одинаковые размеры для комнат-одиночек и последнего выдоха жизни. 

Куб открыли и втолкнули осужденного, не пожелав перейти за белую черту. Дмитрий поднялся на ноги, опираясь на прозрачную стену ладонями, коротко и быстро дыша в ожидании последнего часа. Чуда не произойдет. Нет смысла всматриваться в маски Контроля, молить их о пощаде. 

Постепенно камера заполнилась едким удушающим желтым газом, застилающим взгляд и горьким на вкус, но лишенным запаха.  

Дмитрий ощутил, как боль сдавила его легкие и швырнула на пол. Впереди его ожидала пустота, распростершая свои объятия.

Эпилог 

Сколько прошло времени со дня его "смертной казни"? Полгода? Год? Два? Дмитрий не знал. Новые условия выматывали его, превращаясь в бесконечность одного дня. 

Он не видел ни солнечного света, ни часов. Ориентиры сменились другими: сигнал подъема, сигнал приема пищи, сигнал идти на занятие. Снова прием пищи. Возвращение на занятие. Еда. Сон. 

Сигналы подчиняли режиму его и других людей в черных комбинезонах, в масках. Даже справление нужды было не по зову организма, а по определенному ритму сигнала, призывающему идти к нужнику. 

Он не мог перестроиться с одной жизни на другую в один момент. Это стоило ему многих сил и в большей степени духовных. Теперь он вне Системы, но представитель ее. 

У Дмитрия забрали больше, чем жизнь: право на самостоятельные действия, его код удален из списка воспитанников Единства по факту смерти, забрали лицо и удалили голосовые связки, заменив привычную рутину будней на датчик в голове, оповещающим когда и что ему делать. 

На первых порах он обучался новому из страха умереть не фиктивно.

Газовая камера с едким газом была фальсификацией, но тем ярче воспоминания о ней. Он цеплялся за желание жить из страха очутиться в ней вновь, затем эти ощущения смазались, заменив их привычным выполнением задач по инерции. Сейчас все скатилось до отлаженного механизма: подъем, еда, занятия... 

Он сам себе, порой, напоминал робота сквозь призму подсознательного. Свободного времени не оставалось даже на пространство для собственных мыслей. Сигналы отобрали и эту малость. 

Но что он имел, когда был жив официально? Ровным счетом ничего. 

Любовь? 

Отказники все равны перед Системой, получая только лишь необходимое для полноценного функционирования организма и дальнейшей жизни в Системе, как ячейки общества. Любовь не входит в этот список.  

Надежда на будущее? 

Тесты на его предрасположенность к работе всё решили наперед. 

Комфорт?

Достигши шестнадцати лет, он воспользовался правом распоряжаться ПФ по своему усмотрению, поддавшись искушению, делая бесполезные покупки. Страх быстро исправил этот недостаток, заставляя неделями обдумывать, стоит ли та или иная прихоть, чтобы ее воплотить. 

Возможность к общению? 

Его не радовало окружение, и он не стремился к разговорам.

Свобода воли?

Так или иначе, все люди — рабы современного мира. 

Еда? 

Природная еда — дорогая роскошь. Не всегда каждому по карману. Здесь, в замкнутом пространстве их кормили превосходно, но вкус терялся под гнетом усталости от физической подготовки, проглатывая пищу просто оттого, что "так надо". 

Мысли? 

Они всегда были наполнены тревогами. 

Имя? 

Он никогда не имел его. "Дмитрий" — клеймо, показатель, что он отказник. Оно дано ему лишь для удобства окружающих. Код — вот его настоящее имя, но так угнетавшее его.  

Элис?

Его надежды были напрасны. Не познав родительской любви, объятий в детстве, слов одобрения, душевного тепла — понимание этого чувства исказилось. Да и что может искусственная душа? Только то, что включено в ее программу. 

Он ничего не потерял. Одна безысходность заменилась другой.

 

Пришло время, когда Система решила, что он готов к выполнению первой миссии. Громко сказано. Мелкое нарушение. Нарушитель не сопротивлялся, и задержанный был незамедлительно доставлен в зал Суда без предварительного заключения.

На помосте была другая Судья. Лет двадцати, но с таким же бесстрастным выражением лица, как у предыдущей, если бы не взгляд… Дмитрий узнал его: беспокойный и в то же время расслабленный.

На помосте Судьи была Элис, но в другом теле механика, либо с другой головой. 

Он и еще один представитель Контроля подвел и усадил нарушителя в кресло, в котором прежде он сам успел побывать. Когда автоматика сковала тело преступника ремнями, отошел в положенное ему место к стене у дверей, как ему велел голос в голове. 

Пока Судья задавала вопросы нарушителю, Дмитрий улавливал, что это именно она, хотя никаких доказательств у него не было, только догадки.

Всё, что ему внушала Система, оказалось ложью. Смертников не умерщвляли, Судья — не человек. Закон говорит устами механиков. И его любовь, Элис, уже не та, оказавшись на помосте.  

Предыдущая Судья делала оговорки, ее заменили. До отвращения простое объяснение всему произошедшему с ним. 

Ему захотелось заявить об этом во всеуслышание, чтобы те, кто увидят процесс, узнали обо всем. Вот только отсутствие голосовых связок не поспособствовало этому, а фразы из списка вариантов, услужливо предоставленные Системой в качестве прибора на руке, не расскажут ни о чем.

И поверили бы ему, если бы он смог донести это обществу? Захочет ли оно знать об этом? Да и чтобы это изменило?

Люди ведь "рабы Системы", так? 

Дмитрий осознал, что если восстание роботов и свершится, то именно люди будут теми роботами — бесчувственной машиной разрушения, а на помосте Судьи их будет ожидать механик. Мир — лживое болото, и люди увязли в нем, не делая попыток выбраться, принимая вязкую топь за мощеные дороги. Он был один из них. Сейчас его глаза открылись, но он продолжает быть очередным молчаливым винтиком в Системе, пока последняя капля не переполнит чашу терпения. Но есть ли предел у терпения? Терпение — привычка, воспитанная в людях с детства, как и страх — лучший способ управления толпой. 

Душа Дмитрия окончательно сломалась. Больше не осталось места ни для каких тревог. Не осталось места для надежд и желаний. Не осталось места для Элис. Только ожидание часа, когда мясорубка Системы перемелет его в прах. 

Но так ведь проще. Проще жить без любви, души и без веры в чудо освобождения.  

Похожие статьи:

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Пограничник