№83 Ужин на троих

Макс — дурацкое имя. Как псинка гавкнула: «Макс, Макс!» Полный вариант еще хуже: не найдется того остряка, что не вспомнил бы про Максима, скоропостижно скончавшегося по невыясненным причинам, и с которым по этому поводу зачем-то пребывает мужской детородный орган. Не дай мироздание, попадется еще кто-нибудь начитанный — в плохом смысле. Нет ничего ужаснее книжек про сэра Макса, если угораздило быть названным в его честь.

Но вся эта блажь, вся эта суета, ворчание и поза ровно до того момента, когда позвать тебя по имени становится больше некому.

***

— А вот интересно. Если человека считают душой компании, и он как-то внезапно оттуда выпадает — становится ли компания бездушной?

Айрат хмыкнул и покосился на браслет, только что провозгласивший очередное сообщение из соцсети.

— Скорее, просто — душной. Как комната без окна.

Хлопнув собеседника по руке, потянувшейся за смартфоном, Роза упрекнула:

— Шуточки все, да? А между прочим, сто лет как Макса не видела. Ты ему звонил?

Принесли заказ: пиво и гренки для нее, облепиховый чай и мороженое для него. Поддев ложечкой сливочную массу и возблагодарив лето за располагающую погоду, Айрат снова хмыкнул и все-таки выудил гаджет из кармана.

— Смысл? Он не пишет, не проявляется, постов у него новых я не видел. Может, не знаю, уехал в Непал. И живет теперь с какой-нибудь непалкой. Гражданин Непала, не пальцем деланный… Это же Макс.

Роза последовательно отыграла лицом все стадии крайнего возмущения: брови, глаза, складки у губ. Конечно, это не сработало. Тогда она залихватски ополовинила пивной бокал, утерев пенные усы, и предложила:

— А давай к нему нагрянем?

— Подожди, к кому? К Максу? — не понял Айрат. — Как нагрянем? Без предупреждения? А если его дома нет?

— Не, ну а мы пропингуемся! — хруст гренок подтвердил неколебимость решения, которое, видимо, нравилось девушке все больше с каждым движением челюстью. — Минут за двадцать. Тут ехать-то так на так и получается. Я проверяла: сидела как-то после очередного мудака, материла чертовы Белые Ночи и их слюнявую романтику, плакалась в чате. Макс прилетел даже быстрее, с пледом и шоколадкой в зубах.

— Погоди, это когда было? — удивление было бы более искренним, если бы собеседник не косился при этом на экран, пролистывая переписку. — А я почему пропустил?

Улыбка Розы выражала чистый, незамутненный сарказм. Впрочем, она не стала плясать на чужой мозоли, а просто достала телефон сама.

— Так, на «эм». Марина, маникюр, мама… Макс. Ну, берегись, сова, — посулилась девушка, — медведь звонит!

В трубке сипло прогудело. Потом еще раз. И еще. И снова. Айрат потянулся всем корпусом через стол: «Ну что там?» Розе пришлось сделать большие глаза: «Не знаю!» Тут наконец ответили:

— Да! Алло? Кто это? — голос был незнакомый. Сонный, невразумительный, мятый какой-то. Острое желание пискнуть «извините, ошиблись номером!» пришлось давить поистине богатырским усилием воли. Все же электронная память смартфона не склонна заниматься такой ерундой.

— Макс, это ты? — уточнила Роза, набравшись храбрости. В трубке закашлялись, засопели, снова закашлялись. Потом раздался гораздо более внятный, близкий, почти родной баритон:

— Я… Конечно, я. Господи, Роза! Роза, ядрен батон, Львовна! Не верю ушам!

— А и не верь, — улыбка расплылась от уха до уха, а на Айрата, порывавшегося подслушать, потребовалось шикнуть. — Но это свои. Скажи мне, мил друг сердешный, дома ль ты ужо?

— Дома… — голос как-то осекся. Возникла пауза. — Я всегда дома. Теперь всегда…

— Эээ, — как-то сразу утратила кураж Роза. — А что такое? Лето же, надо этсамое, гулять в смысле, ножками по набережным… Нет, стоп, — оборвала она сама себя. — Давай-ка не по телефону. Вот мы сейчас с Айратом возьмем и набежим, как татаро-монгольское иго. Или монголо-татарское. В общем, ты понял. Готовься: выгоняй проституток, сливай из полупустых бутылок в пустые, прими контрастный кокаиновый душ…

Смех, раздавшийся в трубке, снова захлебнулся кашлем.

— Да, да, конечно. Вам откуда ехать?

— Не так важно, откуда, важно, сколько. Минут двадцать тебе хватит? — уточнила девушка, посмотрев недопитое пиво на просвет. Айрат уже вовсю молотил ложечкой и обжигался чаем. Следовало поднажать.

— Двадцать… — на том конце со свистом втянули воздух. — Да, двадцать мне хватит. Конечно, хватит, — потом опять возникло молчание, и раздалось совсем тихое: — Вы, главное, приедьте. Я буду очень ждать.

Пообещав, Роза тапнула «отбой». Они с товарищем уставились друг на друга.

— Странный он нынче какой-то, — резюмировала девушка. — Впрочем, кто без греха. По коням?

Ложечка заскребла с утроенной силой.

***

Решив дать хозяину фору, целенаправленно не спешили. Даже слегка плелись, лениво болтаясь и волочась кривым галсом от газона до заборчика. Погнались даже за какой-то бабочкой, едва не попав под струи поливальной машины. Но каждая дорога когда-нибудь заканчивается, и удлинять ее до бесконечности становится малореально — да и просто неэтично. В конце же данного пути висел домофон, и Роза отважно в него позвонила.

— Пятый этаж! — предупредительно кашлянули из динамика.

— Ага, помним! — поддакнул Айрат, а на вопросительный взгляд пожал плечами. — Что? Не только ты у нас дипломированный максовед. Я у него как-то неделю жил, когда с бывшей цапанулся. Тоже, знаешь, влагу разводил — ныл о том, какие все бабы… Бабы.

— Святая Макс Тереза, — с одобрением кивнула девушка. — Сирого приютит, убогого напоит. Хотя нет, поить убогого — это как-то негуманно. Что с убогим делать, а?

— Не кантовать, — буркнул спутник, тараня кнопку вызова лифта. — И не замать. Какое-то предчувствие у меня нехорошее. Словно льда за шиворот кинули. Ты в предчувствия веришь?

— Верю, — согласилась Роза и поежилась. — Только знаешь что? Давай вот сейчас без этого.

Айрат согласно кивнул и сплюнул. Лифт быстро нырнул на первый, потом так же шустро скользнул на пятый. Там уже ждали — ближняя дверь была приоткрыта, и что-то за ней шуршало. Гости переглянулись.

Как-то боком, неловко, опираясь на костыль и приволакивая ноги, на лестничную площадку вывалился заросший бородой, бледный и скособоченный мужчина. Макс в этом несвежем утопленнике опознавался процентов на пятнацать, и Роза чуть не врезала себе по губам за недавнюю реплику насчет убогих. А если бы услышал?!

— Ребята! — прорычал утопленник и снова закашлялся. — Ребятушки! Какие же вы молодцы, а? Проходите, проходите, — он принялся неловко разворачиваться всем телом, направляя друзей ко входу, словно буксир-толкач, узревший сухогруз в тесном порту.

В квартире было темно. Споткнувшись об порог, Айрат принялся хлопать ладонью по стене, в поисках выключателя. Макс спохватился:

— Ох, я ж забыл. Привык уже на ощупь шариться… А то и не выхожу никуда. Да, дома сижу… Вы проходите, проходите, — свет вспыхнул, на пол упали две пары тапок. — Сорри, не прибирался на этой неделе, полы не мыл. Как-то не было повода…

Пылью действительно пахло, но не отчетливо. Скорее, можно было бы уловить легкий больничный аромат: лекарства, дезинфекция, моющие средства. Но эти запахи перебивались чем-то аппетитным, тянувшим с кухни. Роза даже пошевелила носом — и разулыбалась, когда Макс суетливо дернул ладонью в ту сторону.

— Проходите, проходите. Я чайник поставил… — в голосе его звучала какая-то странная гордость. Айрат проследовал по адресу — и обомлел.

Стол был накрыт, что называется, богато. Стояло блюдо с нарезками — сыр, колбаса, ветчина, что-то еще. Пара салатниц дышала свежим содержимым, пар над кастрюльками выдавал горячее, рядом с ними грелась бутылка красного полусухого. Тарелки, приборы и салфетки были разложены согласно всем правилам гастрономического этикета.

— Да куда столько… — хотел возмутиться молодой человек, но поймал крепкий тычок в бок. Роза обхватила его за плечи и усадила на слегка колченогий табурет, прошипев на ухо:

— Заткнись! — и уже обращаясь к хозяину квартиры: — Ой, как вкусно! Это ты за двадцать минут, что мы ехали, накрыл?

Только теперь Айрат заметил, что улыбка, натянутая девушкой на скулы, так же искренна, как партийные лозунги и предвыборные обещания. Правда, безо всякой видимой выгоды для носителя — и, скорее, с какой-то затаенной, понимающей болью. Решив оставить догадки на потом, он взялся за вилку.

— Ну, что-то просто с погреба поднял, что-то в речке выловил, — хрипло пошутил Макс, копошась возле чайника. Ему очевидно мешал костыль, и он отставил его в сторону, навалившись бедром на тумбу посудомойки. — Что-то привезли. Служба доставки, знаете, на удивление шустрые ребята. Даже не остыло…

Он чуть ли не рывком бухнул пару кружек чая на стол, отер взмокший лоб рукавом явно свежей, стиранной, но не глаженной рубахи и, оперевшись на локти, подтянул еще один табурет свободной ступней. Укоренившись на сиденье, Макс выдохнул, что-то посчитал, держась за шею возле кадыка, а потом поднял глаза.

Было в этом взгляде нечто, от чего даже профессионально отработанная пластиковая улыбка Розы треснула и начала осыпаться с лица. Айрат стиснул зубы и принялся разглядывать тарелку. Молчание затянулось.

— Да вы накладывайте, накладывайте, наливайте! — хозяин опять закашлялся и замахал руками. — Знаете, я так боялся, что курьер перепутает квартиры, что спустился вниз. В некотором роде подвиг… Для моего состояния, — он стыдливо хихикнул, и девушка не выдержала.

— Так. Признавайся. Что — с тобой — случилось? Что это за вид у тебя вообще???

Макс смотрел в окно и механически поглаживал костыль пальцами левой руки. Пальцы подрагивали и скрючивались, и тогда он прижимал ладонь к пластику сильнее.

— Да там много чего случилось… — голос его все так же хрипел, булькал, и это, по-видимому, было уже навсегда. — Вы уверены, что хотите слушать эту ерунду? Может, лучше расскажете, что там нового в мире творится?

— У тебя интернет отключили? — буркнул Айрат, уже понимая, что сморозил глупость. Собеседник потупился, костыль задрожал.

— Ну… Почти. Мне не рекомендовано сидеть за компом дольше пары часов.

— В сутки? — уточнила Роза.

— В неделю.

Тишина снова плеснула над столом. Айрат поежился, представив.

— Бред какой-то… Кто так говорит?

— Врачи, — прошептал Макс. Он как-то весь скрючился, сжался, но потом, видимо, подхватил окончательно разбитую и опавшую на пол улыбку Розы и неумело напялил ее поверх бороды. — Да что же вы не едите? Ешьте, ешьте! И пейте тоже. Это так здорово, когда можно накормить друзей, — тут голос его опять просел. — Вы не представляете, как здорово…

Роза тут же загрохотала ножом и вилкой, зазвенела бокалами, начала расспрашивать, что где, а кто готовил, а это с чем, а ой, как вкусно, а надо будет взять рецепт. Заметно оживившийся хозяин похохатывал, уверял, что сам бы не прочь разведать кулинарных тонкостей, так не сдадут же, предлагал разливать вино прямо в чай, подмигивал и увещевал, что так и надо. Даже Айрат приободрился и демонстративно поковырялся в тарелке, изображая аппетит.

Но надолго их не хватило. В какой-то момент девушка, будучи нокаутирована любопытством в двенадцатом раунде, все-таки не выдержала:

— Так а чего врачи? В лучших традициях, нашли варикоз астральной железы и зверски лечат твой кошелек?

Почти беззаботно махнув чашкой и вытирая попавшие в чай усы, Макс улыбнулся — на этот раз искренне, с теплотой.

— Говорю же, долгая история, — он почесал колено об костыль, потом поморщился. — Сидел я себе, никого не трогал, предавался невинным развлечениям, достойным благородного дона. Очнулся уже в больнице… — взгляд его снова потяжелел, и Роза тут же пожалела о вопросе. Но, видимо, раз начавшись, история настоятельно рвалась наружу и требовала, чтобы ее рассказали.

— Самое обидное, что никто мне так ничего толком не смог объяснить, — Макс развел руками и как-то беспомощно покривился. — То ли сосуды, то ли нервы, то ли аутоиммунное… Мозг колобродит регулярно, ноги вот отнимаются, руки… — он поднес левую к лицу и прижал к щеке. — Хуже всего, что крыша, по ходу, тоже отчаливает, — усмешка вышла злая и обиженная. — Я стал бояться. Причем бояться почти всего. Громких звуков, ярких красок… На улицу вообще не выхожу. В дождь разве что высунусь, постою у подъезда… И в сеть вот не хожу.

Борода досадливо качнулась в сторону окна. И Айрат, и Роза невольно взглянули туда, где за двойным стеклопакетом открывался вид на густой, ухоженный парк. По дорожкам кто-то носился, ездил на колесном, степенно фланировал. Створка была приоткрыта, и улица плескала в кухню сотней голосов.

— Сначала думал — ну, ерунда, оклемаюсь. Я же всегда оклемываюсь, — Макс почесал заросший затылок. — Никогда такого не было, чтобы фигуральная задница в моей жизни зависала надолго. А тут она взяла и окопалась. И я… — он вздохнул. — Я прикоснулся к вечности и растерялся. И пропал в себе. Растворился.

Роза не сразу заметила, что левая рука хозяина дрожит все сильнее. Пальцы начали сгибаться и разгибаться, но Макс словно старательно не замечал этого, продолжая рассказ. На последних словах он все же прервался, резко поднялся из-за стола и отшагнул к окну, снова опираясь на костыль.

— Ешьте, ребята, ешьте, — глухо донеслось оттуда. — Сейчас, сейчас пройдет. Здорово все же, что вы пришли. Именно сегодня пришли… — он запнулся, вдруг покачнулся, уставился на ноги с недоумением. — А то мне тут последние анализы… Да ну, ерунда это все. Чушь и не стоит внимания. Верно я говорю?!

Язык его начал заплетаться. Макс глупо и наивно улыбался, глядя куда-то мимо гостей. Айрат, до которого наконец дошло, вскочил, подхватил больного под руку, рявкнул:

— Скорую!

Прыснув в прихожую за сумочкой, Роза чуть сама не упала, выудила телефон, еле попала в значок вызова.

— Адрес? — потребовали на той стороне. — А, он опять… Уложите. Да, прямо на пол. Уже в пути.

С кухни донесся звук падения.

***

Макс дрожал, глаза его закатывались. Друзья стояли над телом, не зная, что еще предпринять, когда заполошно заорал домофон. Деловитый зеленый фельдшер, шагнув на кухню, всадил иглу прямо в вену, выкинул ампулу в мусорное ведро, неодобрительно покосился на вино. Айрат опомнился.

— Нет, нет, он не пил! Это мы… Это нам. Мы гости.

— Носилки, — гаркнул медик в коридор, где Роза с таким же зеленым медбратом рылась в стопке выписок, справок и анамнезов. Потом устало потер лицо. — Я в этой квартире уже не первый и не пятый раз. Просто чудо, как этот парень дотянул до сегодня. Фантастика какая-то, с его-то здоровьем… Каждый раз еду и молюсь: только не дверь взламывать, только не паковать.

— А как вы узнаёте? — осторожно уточнил молодой человек. Фельдшер покивал, щупая пульс возле до сих пор скрюченного запястья.

— Тревожная кнопка. Обычно успевает ее нажать, а дальше — завязано на смартфон, звонок проходит сам. Прогресс… — он вздохнул. — Шмогресс. Ну, поможете? Надо спустить в машину.

Макс мотался на носилках в такт ступенькам. Видно было, что он медленно, тяжело, но приходит в себя. Губы его шевелились, и, наклонившись, Айрат разобрал:

— Друзья… Ребятушки… Как же хорошо… Вы пришли… Ешьте, пейте, там еще есть… Ребятушки…

Скорая грохнула дверьми и умчалась в вечер. Темнело, в парке над дорожками начали теплиться оранжевые искры. Роза обхватила себя за плечи, словно теплый летний воздух обернулся промозглым осенним дождем, и уткнулась подбородком в грудь. Не зная, что делать, Айрат сделал, что смог: обнял и притянул девушку к себе. Та наконец всхлипнула:

— А представляешь? А представляешь, если бы мы не позвонили? А не пришли? А если бы он сегодня взял и… — она захлебнулась, постучала себя небольшим кулачком в грудь. Надо было что-то сказать, но сказать было нечего. Оба молчали.

Минут через пять Айрат тяжело выдохнул и покачал Розу из стороны в сторону. Та неуверенно улыбнулась, утирая сгибом пальца потекшую тушь.

— Что?

— Знаешь, — протянул молодой человек, — это же Макс. Он бы не смог. Он бы нас не бросил. Даже когда мы бросили его. А мы бросили. Давай это признаем, — девушка судорожно кивнула, и он продолжал: — Так вот, Макс бы дождался. Если надо — он ждал бы сто лет. Двести. Тысячу. И у него обязательно был бы накрыт стол. И шоколадка. Я уверен, что где-то там должна лежать шоколадка, для тебя.

Смех сквозь слезы всегда звучит глупо, но искренне. Дернув плечами, Роза хлюпнула носом.

— Думаешь?

— Железно говорю, — уверенность в голосе Айрата наличествовала в объеме. — И знаешь что? Предлагаю пойти и проверить. И посидеть. И доесть. Максу бы понравилось.

— О, да, — окончательно высохшие глаза девушки заискрились. — Он бы кормил до изумления. Пойдем. Составим ему компанию.

Дверь подъезда явно хотела хлопнуть, но что-то ее удержало. Может, пружинный доводчик — а может, чувство такта, обычно не свойственное подъездным дверям. Кто знает…

***

Дурацкое имя — Макс. Сколько этих Максов развелось на свете, всех и не сосчитаешь. Безумный Макс, Макс Йорик, Макс Хагнер… И каждый из них настоящий. Нет бы вот объявить их всех подделками да жить себе спокойно, будучи единственным в своем роде и донельзя уникальным. Но нет, увы, не можно. Право имеют. На бытие, определяющее сознание. На маленькое локальное бессмертие, текучее и изменчивое, как вода.

И все же невыразимо, неимоверно, чрезвычайно хорошо и правильно, когда есть кому позвонить тебе и сказать в трубку:

— Алло! Макс, это ты?