Загадка Сфинкса

… Черного Кобеля Не Отмоешь Добела

Т. Праттчет «Опочтарение»

– Ну, наконец-то, пресса заинтересовалась нами, — улыбнулся начальник тюрьмы, грузный мужчина лет сорока с бледно голубыми водянистыми глазами, сальные волосы пепельного цвета зачесаны набок. – Меня зовут…

– Альберт Тихонович, – важно кивая, сказал я. – Прежде чем приступить к работе, я тщательно изучаю объект.

Начальник тюрьмы улыбнулся еще шире. Нормальные люди так рот не растягивают. За исключением тех случаев, когда есть что скрывать.

Если честно, когда шеф сказал: мне нужна статья о колонии 999 – душа не вспухла от радости. Скорее, наоборот, в грудь вползла десятисантиметровая игла страха – все, что могло вздуться, лопнуло в одночасье.

Не подумайте, я не суеверный. Перевернутый номер колонии не заставил колени тянуться к полу. И даже несколько часов в пробке на выезде из Москвы не были причиной упавшего настроения.

Тюрьма. Мрачное слово, мрачное место, мрачные люди… Передо мной выросли монолитные стены с колючим париком, угрюмые надзиратели в униформе цвета утерянной надежды, с длинными черными палками – как, должно быть, болезнен их удар; отборный мат, строгие приказы на грани срыва голоса; дурно пахнущие небритые зэки с угольными дырами в зубах…

Оказаться внутри двухметровых заграждений – не в Алуште на солнце нежиться. Невольно почувствуешь себя заключенным. Особенно когда у ворот тебя встречают два верзилы и конвоируют к начальнику тюрьмы. Кажется, шаг вправо-влево – гаркнут и познакомят с тонфой – божеством надзирателя.

В таких учреждениях журналистов не любят. Боятся сболтнуть лишнего? Вдруг разнюхает о Франкенштейне в подземелье. Кто знает? Но нажить проблем можно запросто. Это раньше тюремные боги свои зверства распространяли только на зэков. Теперь, в наш неспокойный двадцать второй век, их власть значительно возросла. Участившиеся терростические акты, беспорядки, связанные с Марианской впадиной между бедным и богатым классами, растущая наглость чиновников-хапуг, коррупция, эпидемия революционых группировок – все это вынудило расширить права служителей законопорядка, установить жесткий контроль над горожанами. Они – мэры, они – настоящие хозяева районов.

Начальнику тюрьмы показалось, что ты узнал больше нужного или же повздорили, был нелюбезен с ним или просто не понравился. Найти двух амбалов и заткнуть рот до выхода статьи – плевое дело. Или раздуть мамонта из мелочного проступка, подставить и пришить уголовное дело – в камере-то ведь никто не станет слушать откровения детектива-дилетанта.

Могло и повезти: начальник тюрьмы всего-навсего откажется принять того, кто хуже татарина. И день насмарку, как и урезанный сон, возврат к пробке, теперь уже на въезде в Москву, но на душе, точно скинули балласт.

Трусом я себя не считаю, но чертыхнулся, когда увидел любезную рожу Альберта Тихоновича. Странное имя в странном месте.

– А вас? – вернул в реальность сахарный голос.

– Что, простите?

– Вас как зовут?

– Андрей.

Брови начальника тюрьмы подпрыгнули.

– Просто Андрей?

Полное имя говорить не хотелось. Еще выведает всю подноготную, в гости заявится. Можете считать меня параноиком, но с их братом теперь надо быть настороже.

Я кивнул. Альберт Тихонович немножко скис, но тут же спрятал разочарование за радушной улыбкой.

– Давайте осмотрим мои апартаменты?

Возможно, показалось… Или начальник тюрьмы вспомнил, что статью о его колонии смогу написать только я. Там-то и подпись внизу можно глянуть, если не угожу чем. Опубликоваться под псевдонимом и уговорить шефа с друзьями никому не раскрывать авторства? Нет, друг, перебор. Верь в лучшее и худо тебя не найдет.

Мы вышли из кабинета. Сзади примкнул охранник с каменным лицом: таким же несовершенным, грубо вытесанным и бесчувственным.

Так как я не знал дороги, пришлось идти посередине. Как заключенный. Состояние «не по себе» взрастило мышцы.

– Как вы знаете, наша колония в корне отличается от других, – начал Альберт Тихонович. – У нас заключенные не просто отбывают наказание, а перевоспитываются. К каждому свой подход. Если это убийца, мы вызываем отвращение к насилию, жестокости. Вор – желание нажиться на чужом добре.

Мы шли между рядами камер, напоминавших карцеры психбольницы: за толстым стеклом, с обитыми периной стенами. В каждой камере по унитазу, когда привычнее было бы увидеть железное ведро. Конечно, и раковина присутствовала. В центре – кресло, спинкой к нам. Напротив него – целая стена дисплеев под защитой пуленепробиваемого стекла. Не видел я главного – заключенных.

– Секрет нашего успеха – перед вами, – продолжал начальник тюрьмы. – Романенко, открой камеру.

Мы остановились. Охранник обогнул меня, достал связку ключей. Звона я не услышал – таблетки. Верно, куда вставлять обычный ключ, если дверь из стекла.

Романенко приложил электронный ключ к замку на стене. Стекло отъехало в сторону.

Альберт Тихонович вошел в камеру, я замешкался. Уж не задумал ли запереть тут? Или маньяку скормить?

– Не бойтесь, заключенный связан, – подбодрил начальник тюрьмы.

Над плечом нависла глыба с фамилией Романенко. Дыхание, как у минотавра. Коридор потерял уют, и я вошел следом за Альбертом Тихоновичем.

– Да что вы так вертите головой? – усмехнулся он. – Заключенный в кресле.

Я подошел к Альберту Тихоновичу. Перед нами сидел угловатый коренастый тип, стриженый под ежика. Пояс, кисти, колени охватывали кожаные ремни. К голове и телу присосались тонкие проводки. Металлические стержни тянулись от спинки кресла к глазам, держали веки.

– Все предусмотрено, чтобы заключенный не мог уклониться от просмотра фильмов, – объяснил Альберт Тихонович.

С десяток телевизоров показывали советские мультики. Я начинал догадываться, в чем заключается воспитание зэков. Полная чушь.

– Не делайте поспешных выводов, – прочел мои мысли Альберт Тихонович. – Мы показываем добрые мультфильмы, кино о любви, дружбе и других светлых качествах человека.

– То есть насильно вдалбливаете в мозг пропаганду Добра.

Альберт Тихонович поморщился.

– Зачем же так грубо? Это только поначалу мы сковываем движения во время «хороших» просмотров. Пока человек не проникнется нашей философией. Потом мы предоставляем полную свободу и комфорт, поим, кормим. Причем не чем зря, – добавил Альберт Тихонович, вскинув указательный палец.

– Вы сказали, «хороших» просмотров…

– Вы слушаете внимательно, – улыбнулся Альберт Тихонович.

Я пожал плечами.

– Профессия.

Альберт Тихонович часто закивал и продолжил:

– Вы верно заметили, есть еще и «плохие» просмотры. Их мы показываем чаще «хороших» поначалу и все реже по мере приближения конца, так сказать, лечебного курса.

Альберт Тихонович развел руки и объяснил:

– Мы лечим душу.

С экранов за спиной начальника тюрьмы исчезли мультяшки, начинался фильм. Причем не самый лучший. Уже с первых кадров кого-то резали, расчленяли.

Зэк заорал, задергался, но ремни держали крепко.

– А! Вот как раз и «плохой» просмотр. Сцены насилия, алкоголизм, наркомания – все отвратное – сопровождается болевым шоком. А именно – ударом тока. Вот, видите эти проводки? По ним подается разряд.

– А…

– Нет, убить он не может. Здесь мы осторожны, инцидентов пока не было.

– Значит, ваше лечение заключается в выработке рефлексов?

Альберт Тихонович поджал губы.

– Можно и так назвать. Увидев подобные сцены в жизни, бывший заключенный уже не станет их смаковать, тем более – не решит помочь преступникам.

– Но и не поможет жертве.

Альберт Тихонович посмотрел на меня с уважением.

– Вы проницательны. Да. Так как у него зло ассоциируется с болью, заключенный скорее испугается. Но ведь он может позвать на помощь, позвонить в милицию. Вмешательство не всегда приносит пользу. Бывает, от этого становится лишь больше трупов.

От криков зэка пробудилась мигрень. Я скривился и предложил уйти. Альберт Тихонович охотно согласился.

– При «плохих» просмотрах заключенного усаживают в кресло всегда. Вне зависимости, на какой стадии перевоспитания он находится.

– А не может получиться так, что заключенный сойдет  с катушек?

– Вы имеете в виду, повредиться разумом? Давайте поднимемся на второй этаж.

Затылок обожгло дыхание охранника. Отрезал путь к отступлению? Нервы снова взыграли. Не сказал ли я чего лишнего? Куда меня собираются вести? Так, спокойно. Волкам показывать страх нельзя – набросятся.

Стараясь скрыть волнение,  я разыграл любопытство и согласился.

Второй этаж оказался значительно уютнее. Широкие, без решеток, окна, отличная освещенность, привычные деревянные офисные двери и даже картины на стене. Лишь одно не позволяло забыть, где находишься, – железная дверь в конце коридора. Именно к ней мы и подошли.

– Здесь работают наши эскулапы, – не без гордости пояснил Альберт Тихонович. – После окончания лечебного курса, перед тем как выпустить заключенного на свободу, он подвергается тщательному медицинскому обследованию. Для этого у нас имеется специальная палата – вот она. Так как тут проводят и операции, вы должны надеть бахилы и халат. Виктор Степанович скрупулезно хранит чистоту в своих владениях.

– А где их?..

Альберт Тихонович прервал меня жестом, показав за спину. Я обернулся и чуть не клюнул грудь охранника. Что за привычка подходить вплотную!

Охранник молчаливо протянул требовавшееся обмундирование. И когда успел сходить?

Альберт Тихонович и я облачились в белое. Лязгнула тяжелая дверь. Мы вошли. Я с облегчением заметил, что охранник остался в коридоре.

– Альберт Тихонович?

К нам подскочил пожилой сухопарый мужчина в очках, седые волосы покрывали лишь затылок. Типичный человек науки. Почему-то мне всегда казалось, что умные люди имеют привычку быстро лысеть.

– Виктор Степанович, я к вам гостя привел. Знакомьтесь. Андрей, журналист.

Доктор потряс мою ладонь обеими руками, после чего поспешил к раковине. Намыливая руки, он спросил:

– Будете материал о нас писать?

Я кивнул. Осмотрелся. Койка, различная медицинская аппаратура, стеклянные шкафчики с медикаментами и инструментами. Все, как обычно. В дальнем конце – тяжелая металлическая дверь с небольшим окошком из толстого стекла.

На полпути к ней меня окликнул Альберт Тихонович.

– Это святая святых Виктора Степановича. Он туда пускает только своих помощников.

– Да, да, – подтвердил старик, стряхивая брызги с рук, – туда вам нельзя, молодой человек.

Неужели Франкенштейн в подвале или, как говорят другие, скелет в шкафу? В окошко я успел увидеть двух молодых людей в белом, колдующих над колбами и микроскопом. Жаль, но надо было возвращаться к неприятным собеседникам. Когда мне стало в самом деле интересно, увы.

– Ну что, вы все посмотрели?

Я невольно бросил взгляд на дальнюю дверь.

– А чем занимаются там?

– Прогресс не стоит на месте, и мы не желаем отставать. Там небольшой мирок нанотехнологий. Сегодня моя колония – образцовая. Хотелось бы такой остаться и в будущем. Не спрашивайте, зачем нам нанотела, я пока и сам не знаю. Но давно слежу за этой ветвью науки и, думаю, в нашем деле ее достижения могут быть полезны.

Альберт Тихонович, несомненно, хороший актер, но здесь я ему не поверил. Что-то он недоговаривал.

– Виктор Степанович, до свидания.

– Да, да.

Доктор пожал нам руки. Когда мы выходили в коридор, послышался шелест воды из крана и чавканье мыла. Что ж, чудики – распространенное явление среди людей науки. Можете назвать это еще одним моим предубеждением.

– Собственно, теперь вы знаете секрет колонии 999, – подытожил Альберт Тихонович. – Мы верим, что наша система позволит избавиться от рецидивов.

Когда я увидел дверь с маленьким окошком, во мне проснулся журналист и страх отступил. Несколько минут назад я мечтал о том, как бы побыстрее покинуть колонию, а теперь отчаялся на смелые выводы.

– Все это замечательно, – вежливо заметил я, – но, насколько я помню из школы, рефлекс, если его не подпитывать, теряется. Предположим, я начну завтракать в девять часов. Спустя некоторое время выработается рефлекс: к этому часу организм начнет выделять слюну, желудок голосить о голоде. Но! Я  перестану придерживаться графика. Организм раз не получит еды в девять часов, два и в конец плюнет на это дело. Рефлекс рассеется, как сон при крике будильника. Я понимаю, такое воздействие да еще столь длительное – оно не быстро выветрится. И все же?

В этот момент я чувствовал себя героем. Видали, какой умный? Нашел слабое место, сделал вас!

Начальник тюрьмы же едва сдерживал улыбку.

– И это мы предусмотрели.

В воздухе повисла загадка, узнать разрешение которой, похоже, мне было не суждено.

Прошло уже несколько лет, как из-под моего пера (простите за архаизм – из-под моей клавы) вышла статья о «колонии будущего». Как видите, жив, начальник тюрьмы во мне не разочаровался. А вот меня до сих пор беспокоит: что же тот старый сфинкс имел в виду, когда отвечал на мой последний вопрос?

Шкварчала яичница, болтал жвачник.

Ломтики хлеба уже купались в желтке, когда в новостях мелькнуло знакомое лицо. Тот самый заключенный!

Я сделал погромче. Труп на Тверской сменила напуганная дамочка. Накрашена ярко, одежда вызывающая – проститутка. Со скоростью спринтера она завела песню «И тут он попер на меня». Рассказ вполне обычный и ничем непримечательный, если б не развязка.

– Он занес нож. Я завизжала. Не знаю, может, у него было слабое сердце – испугался. Но его, словно током шандарахнуло!

Дамочка выпучила глаза и продолжала:

– Весь затрясся, захрипел. Пена изо рта. И брякнулся. Прямо у ног.

Появилось лицо репортера: одутловатое, женское, с бледным макияжем.

– Следов насилия на трупе не обнаружено, только старый шрам на боку. Похоже, скончавшемуся когда-то удаляли аппендицит. Свидетелей – так же не нашли. Пока что нам остается верить жертве, а дальше – слово за криминалистами. Такая необычная смерть посетила ночью Тверскую. С вами была…

Я убавил громкость и тупо уставился в тарелку с растерзанной яичницей. «Все отвратное – сопровождается болевым шоком. А именно – ударом тока», «Там небольшой мирок нанотехнологий», «И это мы предусмотрели», – всплыли в памяти ключевые фразы.

Загадка сфинкса разгадана.

22.04.2009

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Доктор Пауз