За черной пустошью часть вторая

                                                                                                                       Часть вторая

                                                                                                                            Ратна

Серый утренний рассвет просачивался сквозь еловый лес, по которому шел Леонид Георгиевич. Он сильно устал, потому что всю ночь брел среди свешивающихся до самой земли колючих лап, надеясь отыскать какое-нибудь жилье или выйти на асфальт. Местность была неровная, сначала он долго поднимался по склону, не очень крутому, но затяжному, а потом спускался вниз, и за все это время он не услышал ни человеческого голоса, ни крика птицы или зверя.

Свет впереди стал ярче, деревья расступились, и он оказался на опушке. Внизу, за поросшим высокой травой косогором, стояла деревня, домов в тридцать, а за ней — полоска степи, обрезанная обрывом, за которым начиналось море.

Леонид Георгиевич побежал к домам, он боялся поверить, что все уже позади, он вернется, наконец, домой, он уже дал себе зарок, что никогда больше не будет бродить вечером по улицам, особенно в дождь, и посещать незнакомые театры.

Дома оказались выбеленными хатами с соломенными крышами, вроде тех, что в украинских селах, только вместо плетней стояли стены в человеческий рост из дикого камня, с прочными деревянными воротами и запертыми калитками. Леонид Георгиевич постучал в первые ворота и крикнул:

— Эй, есть кто дома? Хозяева!

Во дворе закудахтали куры, кто-то подошел к воротам и молча остановился.

— Ну, что же вы! — взмолился Леонид Георгиевич. — Откройте мне, пожалуйста. Я шел всю ночь, мне нужно узнать, где я нахожусь, и позвонить по телефону.

— Мы люди маленькие, — осторожно ответил мужской голос. — Ничего не знаем, идите к соседям, может, они что подскажут.

— Да откройте же мне! У вас телефон в доме есть, все равно какой — сотовый или простой? Не беспокойтесь, я заплачу.

— Никакого такого тили-фона не знаю, никогда не видел, да и видеть не хочу. Уходите лучше, пока тварь морская не объявилась, не поздоровится тогда ни вам, ни вашему тили-фону! В город идите, там безопасно, у них там все есть — и часы башенные со звоном, и книги умные в монастыре, а мы тут люди простые и ничего не знаем, нам бы от твари морской уберечься, а вы ходите, шумите, неровен час, беду накликаете, всем тогда худо будет.

— Да как в город-то добраться?

— Дорога через село одна, по ней пойдете сначала вдоль леса, потом вглубь, никуда не сворачивайте, к обеду дойдете, если поспешать будете.

— Ну, скажите хоть, как эта местность называется?

— Село наше Сулога. Идите уже, господин хороший. Только к колдунье, что на краю села живет, не заходите — заворожит!..

Леонид Георгиевич шел по сельской пыльной дороге, с надеждой всматриваясь в ворота и калитки — ему хотелось попасть внутрь каменной ограды, поговорить, выпить чаю или молока, но все было заперто наглухо, и даже заглянуть в чей-нибудь двор ему не удалось. Виднелись лишь почерневшая солома на крышах, закопченные кирпичные трубы и колодезные журавли, задранные к серому небу.

Пройдя село, он увидел дом со стенами из почерневших стволов и замшелой крышей, уложенной щепой, как черепицей. Двор был обнесен редким жердяным забором. У крыльца стояла черноволосая молодая девушка в голубой блузке и длинной красной юбке. Леонид Георгиевич подошел вплотную к забору:

— Скажите, это правда, что вы — колдунья?

— Да, это такая же правда, как и то, что ты пришел из другого мира.

— Что значит — из другого мира?

— То и значит, что ж тут непонятного?

— Ну ладно, это все неважно сейчас, подскажите, пожалуйста, где мне найти телефон и дорогу, по которой ходят автобусы, мне нужно добраться домой.

— Здесь нет ничего такого. А одежду тебе бы лучше сменить.

— Почему это?

— Потому что у нас так не ходят.

Леонид Георгиевич помолчал.

— И как же называется ваш мир?

— Десятиградье.

— Странное название.

— Обычное.

Леонид Георгиевич почувствовал раздражение. Посещение совершенно идиотского театра, потом целая ночь ходьбы по лесу, а теперь эти сумасшедшие, утверждающие, что он попал в другой мир, в котором нет ни телефона, ни автобусов. Еще и его одежда их не устраивает. Надо идти в город и никого здесь не слушать, а уж там он выяснит, что это за место и как из него выбраться. Но от усталости его уже качало, и неожиданно для самого себя он попросил:

— А можно у вас поесть? И немного отдохнуть, я заплачу, у меня есть деньги.

— Разве тебя не предупредили, что я могу заворожить?

— Предупредили, но я во все это не верю, и вообще, я шел всю ночь и очень устал.

— Хорошо, я как раз приготовила обед, можешь остаться. Денег твоих мне не нужно. Согласен? Тогда проходи во двор.

Они обедали в доме за широким деревянным столом, по очереди черпая ложками горячую похлебку из глиняного горшка. Похлебка была с грибами, капустой, еще какими-то овощами, и заправлена сметаной.

— А тарелок у вас нет? — спросил Леонид Георгиевич. — У нас как-то принято из отдельной посуды есть.

— О том, что у вас там было, забудь. С тарелок здесь люди благородные кушают, графья. А ты на графа не похож. Так что привычки свои барские брось. И старайся поменьше отличаться от нас, вопросов лишних тоже не задавай, не любят здесь этого.

На второе была запеченная в моркови и луке рыба. Колдунья положила на большие пресные лепешки по хорошему сочному куску, а сверху добавила подливы.

— Пицца,— сказал Леонид Георгиевич, откусывая и стараясь не уронить все на стол. — Не хватает только сыра и помидоров.

— Ешь молча, — строго сказала колдунья. — Вышние силы посылают нам пищу, принимай ее с благодарностью.

Когда они закончили, колдунья убрала посуду и смела тряпкой крошки на земляной пол. Леонид Георгиевич собрался было помочь, но она лишь отрицательно покачала головой и села за стол напротив него:

— Меня зовут Ратна.

— Очень приятно, — привстал Леонид Георгиевич. — А меня — Леонид Георгиевич Краузе. Для вас — просто Леонид.

— Леонид? Что это за имя? Может быть, в вашем мире оно тебе помогало, но здесь с таким именем жить нельзя. Тебя не увидят вышние силы и не смогут поддержать.

— И как же мне быть?

— Тебе надо взять новое имя.

— Вы шутите? Лично меня мое имя устраивает и даже нравится, так что я его менять ни на какое другое не собираюсь.

Колдунья улыбнулась:

— Как знаешь.

Она вышла на середину комнаты. Колдунья была среднего роста, с прямыми плечами и тонкими худыми руками. Черные густые волосы лежали на спине, блестящие и чистые. Шампунем она их моет, что ли, подумал Леонид Георгиевич одобрительно, и как это она умудряется, ведь ни горячей воды нет, ни даже водопровода, просто удивительно, как ей это удается!.. Лицо колдуньи было смуглым, слегка удлиненным, с карими яркими глазами. Черные брови вразлет, четко очерченный рот.

— Что, понравилась? Тебя и привораживать не надо. У вас все там такие?

— Какие — такие? — машинально переспросил Леонид Георгиевич, отведя от колдуньи глаза. Действительно, такая приворожит — и не заметишь. Надо уходить отсюда сразу, как только отдохнет. В город надо идти, в город. А сейчас бы поспать несколько часов. Кровати у них хоть есть, или на каком-нибудь сене в углу спят? — Ратна, нельзя ли где-то прилечь? Очень спать хочется.

— Идем.

Ратна провела его в другую комнату с крохотным окошком, там было сумрачно, пахло развешенными под потолком травами, из пазов между бревен торчал сухой мох.

— Вот здесь можешь поспать, — сказала Ратна, показывая на стоящий в углу топчан, укрытый пестрым одеялом, сшитым из разноцветных лоскутов грубой ткани.

Леонид Георгиевич деликатно поинтересовался:

— А блох здесь, случайно, нет?

— Нет. Тюфяк морской травой набит, они ее не выносят. Так что ложись, никто тебе не помешает.

Леонид Георгиевич подождал, пока колдунья выйдет, взбил пуховую подушку и, не раздеваясь, повалился на одеяло. Под тюфяком были только доски, но Леонид Георгиевич испытал почти настоящее счастье, вытянувшись во весь рост. Он закрыл глаза и почти мгновенно уснул…

Открыв глаза, Леонид Георгиевич долго лежал, глядя в неровный низкий потолок. А может быть, ему вообще все это снится — и полуночный театр, и чужой ему мир, и колдунья, и все остальное, может быть, на самом деле он сейчас спит в своей квартире, и стоит ему только проснуться, все это исчезнет, и он увидит свои стены, мебель и шторы, телевизор…

Вошла Ратна:

— Доброе утро, Леонид. Вставай, светает уже, будем завтракать.

— Доброе утро, Ратна.

В голове Леонида Георгиевича вдруг мелькнула странная мысль — рассказать о сне, который он видел недавно, колдунье. Он помялся, не зная, как начать, и неуверенно начал:

— А знаешь, Ратна, недавно мне снился очень интересный сон. Будто бы я видел Кукловода, который бродит по городам с кукольным театром и дает представления.

Ратна села рядом с ним:

— Я знаю, кто такой Кукловод. Этот человек существует на самом деле. Не понимаю, как он смог проникнуть в твой мир, но я советую тебе держаться от него подальше. Ты отказываешься взять себе другое имя, и твой дух не защищен от чужого вмешательства. Кукловод — черный колдун, от него добра не жди… Леонид, пока не поздно, пройди обряд и возьми себе настоящее имя.

Леонид Георгиевич недоверчиво хмыкнул и встал с топчана.

— Ратна, сон — это всего лишь сон, зачем придавать ему большое значение?

— Может быть, в вашем мире сон ничего не значит, но здесь сон — это очень, очень важно. Пойми это, наконец. Что ты собираешься делать дальше, Леонид?

— Пойду в город.

— Это совсем маленький город. Зачем он тебе нужен?

— Пока не знаю. Но должен же я что-нибудь сделать, чтобы попасть обратно. Я не собираюсь сидеть на одном месте и ждать!

— Леонид, ты зря туда идешь. И ты никогда не вернешься в свой мир. Ты даже не понимаешь, как ты слаб у нас, в Десятиградье. У тебя нет ни имени, ни веры, которая дала бы тебе поддержку вышних сил. Ты просто безымянная пылинка на ветру, тебя унесет прочь, и никто даже не вспомнит о тебе.

— Ратна, я взрослый и разумный человек, даже в вашей стране я могу за себя постоять. Со мной не так-то легко справиться. Мне нужно туда пойти и я обязательно пойду. Кстати, как называется этот городок?

— Эрставин.

*  *  *

Моросил мелкий дождь, больше похожий на туман, чем на дождь. Было сыро и холодно, деревья и придорожные кусты притворились спящими седыми птицами. Леонид Георгиевич сидел в телеге между корзинами с рыбой, тщательной переложенной свежей травой, и веткой отгонял назойливых мух. Такова была плата за проезд. Телега тарахтела и тряслась по вымощенной брусчаткой дороге так, что отдавало где-то в позвоночнике, и все же ехать было лучше, чем идти пешком.

Леонид Георгиевич размышлял. Он уже почти поверил, что попал то ли в другое измерение, то ли на другую планету, которую называют Десятиградье. Но тогда как ему вернуться обратно? Если он смог попасть сюда, наверняка существует канал и для обратного перехода. Может быть, ключ ко всему этому — театр? Тогда нужно постараться попасть в этот театр и снова оказаться дома. Кукловод наверняка имеет ко всему этому какое-то отношение. То, что Ратна о нем наговорила, еще не значит, что это правда, колдунья могла ошибаться, или не хотела его отпускать, не зря же люди говорят — заворожит, заморочит, и прощай свобода. Так что решено, он найдет Кукловода, расскажет ему все, и, может быть, тот поможет, все равно обратиться больше не к кому.

— Подъезжаем, — полуобернувшись, сказал возчик.

Они почти миновали предместье — прилепившиеся к склону холма маленькие кособокие хижины, плетеные изгороди, за которыми понуро бродила домашняя скотина. Дорога обогнула холм, из-за поворота показалась высокая крепостная стена, сквозь вырезы в зубцах башенок у главных ворот можно было разглядеть лица караульных солдат.

По подвесному мосту телега проехала над рвом, заполненным тинистой водой, и остановилась. Из будки показался пузатый, косолапо переваливающийся верзила, в буром мундире с потускневшим позументом, вытертых на коленях лосинах и высоких ботфортах с отворотами. Он, не спеша, подошел. Мундир на груди был в пятнах соуса и жира.

— Ну, что там у вас? Рыба, что ль? Проезжайте.

Леонид Георгиевич уныло смотрел вокруг. Значит, все правда. Никаких сотовых телефонов, асфальта и рейсовых автобусов. Он действительно очутился в каком-то другом мире, совершенно ничего не зная ни о нем, ни об этом городе, ни о его жителях.

Возчик остановил лошадь на рыночной площади:

— Слезайте, господин комедиант, приехали. Платы за проезд с вас не беру, надеюсь, и ваше представление смогу посмотреть бесплатно?

Возчик подмигнул Леониду Георгиевичу и принялся разгружать телегу.

Почему он назвал меня комедиантом, подумал Леонид Георгиевич, из-за одежды? Его серый костюм, светло-голубая рубашка и финские лакированные туфли действительно бросались в глаза, отличаясь от домотканых курток и вычурных камзолов с кружевами, не говоря уже о сыромятных изделиях местных ремесленников, может быть, и удобных для ног, но неуклюжих и грубых.

Если так, то почему бы ему не попробовать изобразить из себя артиста, это даст возможность заработать немного денег и, может быть, познакомиться с нужными людьми. Пантомимой и танцем Леонид Георгиевич не владел. Какие еще варианты? Только пение… Леонид Георгиевич вокальные свои способности не считал удовлетворительными, но сейчас они не были важны. Попрошайки в метро — тоже не артисты оперного театра, тут нужен репертуар, что-то жалостливое и давящее на чувства, слезливое и сентиментальное. А главное — чтобы понятно было всем, о чем песня.

Леонид Георгиевич дошел до края площади, где углом сходились харчевня и лавка галантерейного товара, взгромоздился на какую-то каменную приступку и заорал во всю глотку первое, что пришло в голову:

— Уважаемая публика! Только один концерт комедианта императорского театра! Необыкновенные песни, которых вы никогда не слышали и уже не услышите, если не поспешите! Цена билета невелика: кто сколько сможет! Представление — как для простого народа, так и для знатных господ!

На его крик начал собираться народ. Люди с любопытством разглядывали костюм и обсуждали его фасон.

Пора, решился Леонид Георгиевич и затянул романс «Гори, гори, моя звезда».

Пел он с цыганским надрывом, с болью и страданием, слегка перевирая мелодию, которую все равно здесь никто не знал… Песня понравилась. Людей скапливалось все больше, они хлопали и вели себя примерно так же, как во сне про Кукловода. Леонид Георгиевич почувствовал себя свободнее:

— А сейчас баллада о безответной любви и несчастном влюбленном, так и не добившимся взаимности. О цветах и безумных поступках!

Он вдохнул полную грудь воздуха и начал:

Жил был художник один,
Много он бед перенес…

К его ногам, звеня, упала маленькая монетка. Леонид Георгиевич поклонился в знак благодарности.

Но в его жизни была
Песня безумная роз!..

Войдя в ритм, он начал притопывать ногой:

Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты…

Толпа зачарованно слушала грустную историю о художнике, глаза их смотрели наивно и доверчиво, губы беззвучно шептали, повторяя про себя слова песни…

Закончив концерт исполнением «Лучины», Леонид Георгиевич отдышался. К нему подходили, хлопали по плечу, хвалили и совали монетки, в общем, выступление удалось. Последним подошел знакомый возчик. Он пожал Леониду Георгиевичу руку и с уважением сказал:

— Считаю за честь, господин артист, и в будущем подвозить вас, если потребуется. Наши менестрели, может быть, поют красивее, но таких душевных песен я от них не слышал!