Есть в Главном Космопорте ресторанчик. По здешним меркам – небольшой. И не очень известный. По крайней мере, я о нём раньше не слышал. А попал туда случайно. Всё началось с отложенного старта: у пространственного модуля, на котором я должен был идти, генератор полей отказался выходить на критические режимы. Случись это после старта, никто бы и внимания не обратил – критические режимы используются главным образом в воображении конструкторов. Что же касается реальной практики… Слава богу, я такого и припомнить не могу. Но на стартовом поле это не воображение – твёрдая реальность, объехать которую невозможно в принципе. То есть, пока машина не выдаст готовность по всем параметрам, о старте и заикаться не стоит.
Вот так у меня и образовалась куча свободного времени. Часов сорок, примерно. Столько необходимо технарям для замены, и подстройки нового генератора. Мне же эти часы нужно было чем-то заполнять. Здоровые люди обычно начинают с желудка. Когда мозги получают неожиданный отдых, сразу выясняется, что время обеда давно пропущено. Как и сам обед. И тогда становится совсем неуютно. Нет, за остальных говорить не буду, у каждого оно бывает по-разному, но у меня это происходит именно так.
Перекусить в крупном порту – не проблема. Можно даже неплохо пообедать. В зависимости от знания местности, и резерва времени. Если его впритык: кофе, бутерброды, и – далее. Большими скачками. На ходу дожёвывая то, что не успел съесть на месте. Когда же образовывается большой промежуток, сразу появляется желание отведать чего-нибудь такого, необычного. Чтобы захотелось вернуться, и повторить. Вот я и поинтересовался у ребят из стартовой команды, где тут можно отыскать нечто экзотическое? Чтобы запомнилось надолго.
Наверное, именно сейчас не стоило лезть к ним с вопросами… Все и так на взводе из-за генератора, а тут ещё я, со своими идеями. Правда, они честно уточнили, насколько глубоких впечатлений мне хочется? Услышав ответ, переглянулись. И с многозначительной улыбкой выдали адрес, где впечатления сегодня будут незабываемые! Я вежливо поблагодарил, и отправился – куда посылали.
Экзотика началась где-то на полпути: я банально заблудился. А чего вы удивляетесь? Это не аэропорт местного сообщения, просматривающийся из угла в угол. Здесь всё происходит немного сложнее, потому что уровней больше, и структура насыщеннее. Так что, в конце концов, пришлось мне зависнуть на инфотерминале.
Тут меня застала следующая экзотика. В виде полицейской ладони, тяжело легшей на плечо. То есть, чья ладонь было пока неизвестно, но легла она именно по-полицейски: жёстко и уверенно. Однако я в себе тоже уверен, поэтому с ледяным выражением лица развернулся, чтобы задать резонный вопрос. В смысле – какого…
Он застрял у меня в горле, ибо физиономия, наблюдавшая степень моего возмущения, полицейской не была. Она принадлежала человеку, которому, между нами говоря, делать здесь нечего. Не любит он такие места. Давно зарёкся, что больше с Земли – ни шагу.
Вообще-то, если припомнить, Эрген с глубокой юности обожал ухватить мир крепкими руками, и покопаться в его устройстве. В смысле причинно-следственных связей. Между людьми. Именно в смысле – кому что, и за что, следует? Конституция позволяла: не маленький, но на удивление увёртливый, и пронырливый. С хорошей реакцией мышц на внешние раздражители. Правда, даже это не всегда спасало: сколько раз приходилось помогать ему с проблемами на коже, до которых сам он дотянуться не мог. На большее я способен не был: не имею желания в драку лезть. Не предрасположен. По большому счёту. Только по маленькому, и без глобальной кровищи. В смысле очень локального конфликта, не переходящего жёстко-бытовые границы.
Когда мы подросли достаточно, чтобы двигаться по жизни без прикрытия, пути наши разошлись. Надолго. Он где-то служил, вроде бы что-то там защищал. А может, просто завербовался, чтобы мир посмотреть, и деньжат заработать. Не знаю. Он не рассказывал, а я с расспросами приставать не люблю: кто хочет – расскажет сам. Не хочет – и нечего подбивать человека на враньё. Тебе пользы никакой, и ему неприятно.
Прошло много времени, прежде чем Эрген появился снова. Но вы не представляете насколько этот проныра изменился. Стал каким-то сухим, кручёным, с изумительной неподражаемо крабовой походкой. Не знаете, что это такое? Крабовая походка, это когда идёт туловище, а в него, чуть на отлёте, вдета пара рук-ног, живущих обособленной жизнью. Как клешни. С тем же усилием захвата. И не дай Бог попасть в их работу: даже он, несмотря на своё могущество, вам не позавидует.
Но главное было в другом: не знаю, где и чем Эргена тесали, только превратился он в настоящее оборонительное сооружение, с непробиваемой фортификацией, так, кажется, это называется? Что бы ни творилось вокруг, он наблюдал происходящее со спокойствием слона, точно знающего предел своей мощи. То есть до какого-то момента Эрген наблюдал, а потом, если черта была пересечена, двумя-тремя жестами всё утихомиривал. И наблюдал дальше.
И ещё одна деталь: какая-то особая немногословность. Вот не отличался он этим раньше. А сейчас «Да нормально всё», стало чуть ли не визитной карточкой. Я как-то сунулся с вопросом – где, да как? А он – ерунда! Послужил немного. Ума-разума набрался, мир посмотрел. Нормально. Я ему: пороху понюхал? Расскажи, как было? Да ничего интересного, отвечает. Тылом заведовал. Рутина.
Ну, тут и логику включать не надо, чтобы понять – не повезло парню с приключениями. Потому и рассказывать не о чем. Кто в них по самые уши сидел, обожает вспоминать о былых подвигах. В духе: помнишь, как мы им врезали! Зашли с фланга, а там эти… И мы им! Они верещали! А рядом как шарахнет! В голове звон, руки трясутся, но нам всё нипочём! Поднимаемся, и идём дальше!
И видно, что не врут. Достаточно на грудь посмотреть. Там награда на награде огнём горит, аж глаз режет. А у Эргена – всего одна. Маленькая такая. И глаз не режет. Небольшая висюлька, что-то вроде сердца, задавленного кулаком. Как-то даже не солидно. Правда, носил он её – не снимая. Наверное, в память о чём-то важном именно для него: обычно ведь каждый день награды не надевают – только по торжественным случаям.
Я однажды всё-таки спросил, что за медаль такая чудная? Эрген как обычно отмахнулся: «Ига, ну какая тебе разница? Награда за заслуги перед родным подразделением – спас кое-какое имущество. Вот и выдали на память знак отличия. Для приличия».
В общем, не повезло парню. Или, наоборот – повезло, если вдуматься. Да ещё как! Вернулся живой. Здоровый. Почти. Раньше-то я за ним хромоты не замечал. А сейчас он слегка на левую ногу припадает. При современной-то медицине? Это, знаете ли, на мысли наводит. А что в тылу сидел, так тоже ерунда. Ну, понятное дело, скукотища: шмотки, питание. Боевое, и не очень. Начальство в затылок неприятностями дышит. Зато полное содержание, и перемещение в пространстве, не за свой счёт. Поди, неплохо – и мир посмотрел, и голова цела. Но всё это осталось в прошлом. Он сам говорил что – хватит! Теперь с Земли – ни шагу. Здесь, оказывается, очень интересно, если видеть умеешь. Спокойно, мирно, ну и всё такое, чего вдалеке не очень-то и отыщешь.
А тут вдруг на те – он, и в космопорте! Я, рассматривая это чудо, от удивления с минуту тормозил. Потом откашлялся, и не совсем ещё уверенным тоном поинтересовался, какого чёрта он здесь делает? Я – ладно. Работа такая. А он?
И вдруг этот шутник, глазом не моргнув, отвечает, что хочет всего лишь пообедать. Ни больше, не меньше. А потом называет ресторанчик, мой ресторанчик, в котором хочет поесть. Именно сегодня. И я медленно понимаю, что перестаю вообще что либо понимать. Чёрт его знает на каком расстоянии от дома, мне советуют экзотическую кухню, и я иду туда. А по дороге встречаю человека, который и в самом деле обязан быть чёрт знает где от этого места. И вот именно сейчас его принесло именно сюда. Пообедать. Какое странное совпадение. Что, поближе к дому ничего подобного нет? Да не смешите меня! Захотите, доставят на место, и ходить никуда не надо. Это в смысле еды. Другой разговор – место. Вот оно должно быть действительно особенным, если человек ради него предпринимает целое путешествие.
Я ещё пытался сообразить, как это понять, и где надо смеяться, когда оказалось, что с этого момента от меня уже ничего не зависит. Эрген ведёт, как нить Ариадны, без которой здесь действительно трудно обойтись. Это ж и в самом деле не плоский аэродром, связью по старой доброй Земле – многоуровневый термитник, живущий интересами обозримого космоса. Потому и разноголосица, и разнополосица, ориентироваться в которой непросто. То есть, пока идёшь по натоптанной тропе, от терминала к терминалу – проблем нет. Но если посылают в угол, лежащий далеко от привычного маршрута, тогда – да! Иди, с ходу разберись, какая лента куда несёт, и где с неё прыгать надо.
В общем, на самом деле, за эту встречу я был благодарен судьбе вдвойне. Даже ещё не зная, что должен бы – втройне. Добрались мы быстро. И находясь в предвкушении плотного обеда, я облегчённо вздохнул, нацелившись даже отпустить по этому поводу что-то очень плоское…
Шутка застряла у меня где-то вот там, между лёгкими и языком, отяжелевшим сразу же, как только чудной работы двери ускользили перед нами в небытие. Ресторанчик был полон народа. Да какого! И то, что он маленький, оказалось не совсем правдой. Точнее – правдой. Но очень сильно растяжимой. Ребята, давшие совет, мыслили явно галактическими масштабами. И знали, что делают. А главное – когда именно делают. Ресторан был полон. Единой массой. В беретах. Форменных.
От такого зрелища в голове екнуло: «Ой, мама! Сегодня ж их день!». И не просто ёкнуло, а ещё и провалилось куда-то в пятки. Ну, в самом деле, кто не знает, что это за день, прикрытый форменным беретом десантника? И кто в этот день в таком окружении будет чувствовать себя комфортно? Нет, то, что хрюшку могут начистить, это из разряда баек. Хотя, начистят-то как раз в лёгкую. Если действительно свиньёй окажешься. А нет, так и живи себе спокойно. Только спокойно жить здесь не получится, если ты не из их среды. А ощущать себя дурак-дураком – запросто. У людей свои интересы. Воспоминания, тебе недоступные и непонятные. Разговоры на языке, который для непосвящённых даже не иностранный – просто из другой вселенной. И переводчика тревожить не надо – всё равно не сможет растолковать профессиональный сленг, где за короткой аббревиатурой целый мир прячется. С лесами, горами, оврагами. И многим ещё, что надо было увидеть и прочувствовать раньше, чем попасть сюда.
Со всей очевидностью жестокого факта стало ясно – мы именно попали. Не в тему. У меня берета нет. У Эргена – тоже. Да я и не помню, чтобы он хоть когда-нибудь про десант заикался. Про тыл – помню. А про это – нет. Так какого чёрта его занесло именно сюда, именно сегодня? Меня приколоть? Ну да, так я и поверил! Не надо быть мыслителем, чтобы понять – этот гад из здешних. Но почему от меня скрывал? От других – понимаю. Хотя и не очень. А от меня! Вот, думаю, сволочь! Ладно, я те сейчас объясню, кто ты, и как тебя после этого зовут! И на них не посмотрю, коли живым останусь!
Только, если уж быть честным до конца, крамольные мысли начали скреститсь в оторопевших извилинах не в первую минуту. В неё-то я просто оцепенел до состояния полного выпадения из реальности. А немного придя в себя, непроизвольно дёрнулся, в смысле быстрого отхода из опасной зоны. И даже не сразу понял, что меня уже держат за то, что находится чуть ниже затылка. За шиворот. И не просто держат – тащат внутрь термитника, как полудохлую гусеницу, не способную хоть к какому-то сопротивлению.
На самом деле всё было не так уж и драматично: держали меня не за шиворот – за плечи. Ну, так, приобняв по-дружески. И как раз через минуту, переплыв бушующее море, я очнулся за столиком, тут же обнаружив в руках наполненный стакан.
«Ну, ничё себе – пообедал!» — разглядывая его как бомбу с мигающим детонатором, подумал я. Выберусь живым – уши шутникам отверну, и на затылок приклею! Вместо локаторов. Чтобы издалека подлецов было видно!
Кстати, насчёт «живым» — не шутка. Я к спиртному не очень расположен. Не то, чтобы на дух не переношу – нет. Иногда, понемногу. Строго аккуратно. И не такими дозами. А тут…
Но вы попробуйте отказаться выпить за ребят, которые уже никогда не смогут появится в этом зале. И дело даже не в тех, кто смотрит на тебя. Этих убедить можно. А тех? Так что с трудом, не подавая виду каким именно, дозу я съел. До дна. И дело пошло. Не в смысле продолжения – куда там! Ещё один заход такого уровня наполненности, и «дохлая гусеница» не будет отвлечённой метафорой. Я ж и так был уже полудохлым, почти не воспринимающим информацию из внешнего мира.
А там шли какие-то разговоры, к столику подходили парни крепкие, и очень крепкие. А ещё – поджарые, высокие, низкие. Разные. Все – свои в доску. И мне было хорошо, потому что до похмелья ещё далеко, а первая эйфория вовсю гуляла по телу. И чувствовало оно себя очень спокойно. Рядом с такими ребятками человеку может грозить лишь одна опасность – они сами. Вот если эти башку не отвинтят, можешь быть уверен: никому другому это не удастся. Их спины могут целый мир прикрыть, чего уж там про одного-то человечка разговаривать.
Так что обед проходил отлично. Если не считать шума, нараставшего в голове. Моей, между прочим. Но это ничего, один раз – можно. Не помру. Зато сколько интересного узнаю. О своём друге, например. Почему он, сволочь, молчал, где и как время проводил? Хотя, я б на его месте поступил так же. Это я понял, разглядывая окружающих. Не знаю, носят ли они награды в будней жизни, но здесь все были в таком параде, что значочек Эрги, как бы это помягче сказать, не впечатлял. И судя по тому, что он здесь единственный такой… то, в общем…
В общем, дальше эту мысль развивать не хотелось. За друга обидно. До такой степени, что подмывало прямо сейчас встать, и на весь мир проорать, какой он замечательный, и незаслуженно обиженный парень. Не может быть, чтобы не имел права хотя бы на одну, нормальную, награду. И я бы это сделал. Даже собрался. С духом. Потому что голова ещё плавала где-то там, и только дух был готов оторвать место, в котором сходятся ноги, от винных паров, приклеивших точку схода к неудобному стулу.
Рухнул я на половине важного процесса. Не потому, что сил не было – обстановка изменилась. Я уловил, что слушать меня никто не станет: все разом повернулись к входным дверям. Долю секунды я ещё соображал, с чего бы это? И только благополучно приземлившись, понял – в ресторане появилась новая личность. Примечательная. Настолько, что теперь меня точно никто слушать не будет. Это возмущало. Я снова нацелился восстановить справедливость. И даже сумел это сделать, потому что был на стрессе, мигом убивавшем всякий алкоголь. Остановил меня Эрга. Просто взял за плечо, не поднимаясь, между прочим, и – приземлил. Тогда я перестал дёргаться, и принялся смотреть туда, куда смотрели все.
На входе стоял настоящий десантник. В полной форме. При регалиях. И регалии у него были солидные. Я не разбираюсь в их табели о рангах, но ранг был явно не маленький. И сам десантник – тоже. Кручёная жила, с той же крабовой походкой безжалостного убийцы. Это я разглядел, пока лощёный шёл через зал в дальний угол. Наш угол. Шёл как по бушующему морю, и то расступалось, охватывая движущуюся силу волной людей, застывавших в почтительных позах. От такого зрелища я слегка оторопел. Чтобы ватага отчаянных сорвиголов вела себя подобным образом? Да этого быть не может потому, что не может быть никогда. Служба давно кончилась, начальство – не указ. Сюда и полиция, от греха подальше, не суётся. И без неё, если понадобится, с проблемами разберутся так, что им будет очень больно об этом вспоминать.
А здесь идёт по залу стержень, вокруг которого бушующая вольница структурируется в единый организм. И даже издалека видно, насколько крутой у стержня магнетизм. Только вряд ли его создаёт идеально отутюженная форма, потому, что на такое способно лишь её содержание. Придавленный ладонью Эрги так, что и дёрнуться не мог, я наблюдал чудное зрелище, и думал, что за человеком явно водятся дела, о которых тут хорошо знают. И встают на вытяжку. А ещё успел подумать, что мало кому из больших, и не очень, начальников удаётся быть в таком уважении не по должности.
Успел потому, что на самом деле ледокол двигался прямиком к нашему столику. И пока моя башка натужно отрабатывала задачу понимания его сущности, предстал перед нами. А мы вытянулись в приветствии. Даже я. Хотя и сам не понимаю, с какой это надобности?
А дальше начался такой Сюрреализм, что не в сказке сказать! Чин ещё подтянулся как на параде, потом немного обмяк, и говорит: «Здравствуй Эрга!». Просто так говорит, словно встретил на улице старинного знакомого. Я ещё не въехал в суть пантомимы, а Эрга, с оловянными глазами переспрашивает: «Генерал?».
И нависает пауза, во время которой генерал чуть искоса рассматривает моего друга. Потом натягивается тетивой, даже регалии на мундире ощериваются, и сверлит Эргена звенящим глазом. Тот по-прежнему стоит невозмутимо, и тоже глядит как-то так, оценивающе. А зал, только что чувствовавший себя вольготно, замирает в ожидании последствий. И не знаю, как в их, а в моём одурманенном мозгу вид этой пары рождает образ бойцовых котов, готовых насмерть вцепиться друг другу в морду.
Пауза слегка затягивается, потом генерал берёт инициативу, и тихо интересуется: — «А в рожу хочешь?». И я понимаю – не шутит! Выпишет, глазом не моргнёт. И «Сюр» продолжается тем, что моё тело, абсолютно не интересуясь моим же мнением, начинает аккуратно смещаться чуть вбок от мундира. С явным намерением заехать в ухо, если эта сволочь поднимет на Эргена руку.
Чего-чего, а такого я от себя ожидать не мог, потому, что меньше всего желал быть самоубийцей. Учитывая реакцию зала на появление типа, перспектива была единственно реальной. Впрочем, зал вряд ли успел бы сказать веское слово – я-то человек не военный, а у генерала реакция… Он и сам понять не успеет, кто это меня тут по стене размазал?
От неминуемой смерти меня спасает Эрген. Он сбрасывает натянутость, и говорит что-то вроде: значит, Иджик, ты всё-таки в порядке! За точность цитаты не ручаюсь. Они обнимаются, а я остаюсь с разинутым ртом, и радостью вновь обретённой жизни. А вы пробовали сорваться в пропасть, и только на полпути выяснить, что она всего лишь плод вашего воображения? Стою я, значит, с не захлопнутой пастью, эти тоже стоят, молчат, а зал обмякает, с явным намерением продолжать банкет. И всё напоминает обычный стоп-кадр. Потом кино срывается с места, и жизнь начинает бить фонтаном, готовым захлестнуть обалдевший мозг, всё ещё ярко просвечивающий через распахнутые челюсти.
Генерал косит смеющийся глаз в мою сторону, и требует познакомить с гражданским. А у меня промелькивает: этим ребятам что, «Свой-чужой» прямо в мозги прошивают, да? Он жмёт клешнёй робко протянутую лапку, и, видя, что я ещё не совсем вернулся откуда-то издалека, советует не удивляться. Всё нормально. Просто Эрга немного зазвездился – друзей не узнаёт! Вот чуть в рожу и не получил!
Эрген искренне возмущается, в смысле – кто бы говорил! Ты когда последний раз на грешную Землю опускался? Тот соглашается: давно! Но что поделаешь – за всё платить надо. За чины – тоже. Он и адъютанта сумел выгнать только на шестьдесят минут. И через час, можете быть уверены, его отсюда вытащат. Так что, давайте – плескайте колдовства в хрустальный звон, пока я ещё на свободе!
И мне опять наливают стакан. А вы попробуйте, откажитесь! Посмотрю я на вашу физиономию. Я и подумал: двум смертям не бывать, одна всё равно когда-нибудь наступит, а бог не выдаст, свинья не съест. И дал предложенный тост залпом.
Смерть не наступила. Я даже почувствовал себя отлично. От других. То есть, им-то что, они и динамит сожрут не крякнув. А мне только и оставалось, что сидеть и крякать, потому как язык в первые минуты лишь на это и был способен. Может, оно и к лучшему. Парням не до меня: у них свои разговоры, общие воспоминания, потери тоже – общие. А тут я, с глупыми вопросами. Вот на кой чёрт им это сейчас?
Когда я начал постепенно включаться в жизнь, первый голод они утолили. Вспомнили всех. Выпили за некоторых. Без меня, разумеется. Исключительно из жалости, насколько я понял. И тихо, наклонившись почти к самому столику, тянули: «…эй, Ключники! Открывайте ворота в сад! Даю приказ – от зари до зари в Рай принимать десант…».
Я к тому времени почти созрел для главного вопроса, настойчиво сверлившего ещё неокрепший ум. Но услышав песню, сообразил – действительно, вот именно сейчас с глупостями лучше не лезть: ключники не пустят, хотя и десант направил. И решил подождать ещё. Один стакан. Не мой. Когда он наступил, и ребята достаточно расслабились, то есть настолько, чтобы быть на грани штопора со стула на пол, я и вылез на сцену. С речью. В том смысле, что, мол, слушай, генерал! Меня, меня слушай! Какого чёрта Эрга… А ты молчи, когда я говорю! Какого чёрта ты, генерал, не помог другу вернуться на гражданку в приличном виде?
Тот ошарашено смотрит на меня, на Эргу, выдерживает долгую паузу, и крутит мощным пальцем у виска. А я не соглашаюсь. Я вообще в этот момент был очень смелым потому, что шевелился лишь язык, не мозги. В них-то сейчас изгибалась только одна извилина. И она не давала покоя. Я потребовал с генерала ответа, почему вот те, я показал кто именно, в наградах. И ты – тоже! А у него, мой палец уткнулся в широкую грудь, утёсом возвышавшуюся напротив, вот эта штучка, и – всё! Несправедливо, генерал! Несправедливо!
Он ещё дольше смотрел на меня, и я тешился надеждой, что взгляд этот уважительный. В самом деле, имею я право питать иллюзии? Ну, хотя бы пару секунд? Я прожил эти секунды. Потом ещё сколько-то прожил. Потом начал благодарить судьбу за то, что живу непозволительно долго…
Генерал не стал меня убивать. Не знаю уж почему. Вместо этого я услышал притчу об одном из их парней. И узнал, что такое пироги. Не, не те, которые на стол подают. Пироги. На которых перемещаются. Индивидуальное средство десантирования с орбиты. Чтобы весь кагал в одной бочке разом не накрыли. Когда оборона серьёзная, малые десантные корабли прицельным огнём щёлкаются как орехи. Со всем содержимым. А когда с орбиты валится туча взбешённых ос, теми же средствами в ней можно проделать лишь маленькие дырочки. Если заметить успеют. Оставшиеся в живых делают много дырочек в серьёзной обороне. И не только. Остальным достаётся тоже не слабо – любителей сантиментов пироги на грунт не доставляют.
Так вот, существовала одна планета, на которой сошлись большие интересы рас, друг друга не очень любящих. Причём, мы там были первыми. И первыми основали колонию по добыче важного сырья. И всё шло хорошо, пока вдруг не выяснилось, что колонии уже нет. Начисто. А есть хорошо укреплённая группировка противника. Такая вот завязка притчи.
Потом разведка выяснила местоположение командных центров обороны, которых на планете и было-то всего лишь три. Но проблема в том, что ближний космос они держали очень круто, и в лобовую туда лезть никому не хотелось. Данные отработали генштабовские стратеги, и план операции был готов к исполнению. В двух вариантах. По первому и в самом деле предполагалось валить нахрапом, чтобы растоптать всё в пух. Прах – тоже. Потери при этом рассчитывались где-то на уровне восьмидесяти процентов личного состава. О технике разговора даже не велось.
По второму, на острие шёл десант. Три маленьких гражданских корабля, для верности прикрытые кучей хитрых приспособлений, выходили на орбиту планеты. Синхронно сбрасывали десант, и ждали сигнала к приземлению. Когда тот отрабатывал, забирали оставшихся в живых, и уходили в дальний космос. Наземным войскам противника оставалось лишь двадцать восемь часов, необходимых для подхода основных сил, чтобы сдаться на милость победителя. А куда им было деваться, при уничтоженной обороне ближнего космоса?
И всё получалось изящно.
Пока я не вылез с вопросом: какого, мол, чёрта армада собиралась ползти так долго? Мне терпеливо объяснили, что на несколько минут ближе она чётко попадает в зону мониторинга пространства. В этих условиях оборона противника активизируется, и встаёт на уши так, что передовые корабли не доберутся и до высокой орбиты. А про низкую, с которой только и возможно десантирование, разговора в принципе вести не стоило. И вообще, молчи, и слушай, если элементарных вещей не заешь. Понял?
Я кивнул. А чего мне оставалось?
План был действительно изящный. И все отработали потрясающе чётко. Кроме разведки. Когда группы начали потрошить центры управления, выяснилось, что их не три. То есть три ближнего космоса, а четвёртый – низких орбит. Именно тех, на которых висели десантные корабли, вынужденные тут же уйти на орбиты высокие. Вот тогда и сложилась смешная ситуация.
Группы отработали. Центры разрушены. Восстановить их противник мог минимум в течение полутора-двух недель. А явиться на развалины – трёх-четырёх часов. Поэтому десант с грунта нужно было, кровь из носа, эвакуировать. Но пока действовал четвёртый центр, сделать это невозможно.
И возникла патовая ситуация, если речь идёт о спасении личного состава. И нормальная, если – о завоевании планеты, невзирая на потери. Это война, сынок! Там иногда убивают. И нечего делать возмущённую рожу! Любой солдат – потенциальный смертник, это надо понимать ещё до того, как наденешь форму! Доступно объясняю?
Так вот, ситуация развивалась бы именно по второму сценарию, если б не один парень. Неизвестно кто подсказал ему идею, но он соорудил связку из трёх пирог. Потому что если в одной: либо жизнеобеспечение, либо вооружение. Иначе с высокой орбиты никак. В трёх – всё сразу, и ещё кое-что про запас. Только надёжно управлять такой связкой практически невозможно. И в нормальных условиях на эту авантюру никто б не пошёл. А тут – куда деваться? Парня быстро подготовили, попрощались, зная, что живым не выберется, и дали сброс.
Генерал посмотрел на меня, на Эргена, показал на свой стакан. Эрген плеснул, тот не закусывая заглотал, и продолжил рассказ.
Парень оказался везучим. Проскочил, и даже нормально сел на этот чёртов комплекс. Не такой уж, кстати, и большой, как потом выяснилось. А что было дальше, не знает никто. Но комплекс заглох. Корабли тут же ринулись вниз, пока ещё было кого спасать, и операция завершилась успешно. С минимальными потерями.
Так вот, гражданский, завершил притчу генерал, за ту операцию наш парень получил небольшой знак отличия: сердце, зажатое в кулак. И всё. Таких знаков, по войскам, полутора десятков не наберётся. А тот, кому посчастливилось обрести его не посмертно, никогда с ним не расстаётся. Потому что выше чести в нашей среде не существует…
Генерал, наверное, ещё бы кое-чего рассказал, потому как чувствовалось, есть у него там, в запасе. Но за его спиной, из небытия явился другой лощёный. Тихо сказал: «Генерал». И застыл в подобающей позе. Глядя на них я подумал, что притча притчей, не знаю, насколько правдивая, но картинка сейчас будет умильная. Адъютант натужно потащит вдрызг пьяного начальника через весь зал. А потом, наверное, ещё и через половину космопорта.
Но я ошибся. Вдрызг пьяный поднялся, будто кроме кофе ничего в рот не брал, и твёрдым шагом направился к выходу. Явно, на автопилоте. Но явно это было только для людей, находящихся здесь. Проводил я его взглядом до дверей, и повернулся к Эрге, по-прежнему невозмутимо наблюдавшему процесс. Повернулся с допросом. Нет, генерал всё складно рассказал. Слишком, чтобы оно было правдой. Наверное, хотел поднять авторитет друга в моих глазах. Он же не знал, что именно Эрга говорил мне раньше. Вот пускай и разъясняет, где и что здесь правда, а где – вымысел?
Эрга просто кивнул – не врёт мол. А подробнее, настаиваю я. Подробнее, говорит? Генерал тогда был лейтенантом. Командовал одной из групп. Можешь быть уверен, что там происходило, знает не понаслышке. Чуть в рядовые не попал: хотел пристрелить капитана, который сомневался, стоит ли, рискуя оставшимися в живых, идти за трупом. Правильно, вообще-то, сомневался… Он, ведь не десантник – космонавт. Его дело экипаж и корабль сохранить. А мы, по определению, тупое пушечное мясо. Да не криви ты морду! Оно есть так, как оно есть. И по-другому, пока стоит мир, не будет.
А ты, спрашиваю, тоже был с ним? Нет, говорит. Передо мною стояла другая задача. Но с тех пор второй тост я поднимаю только за Иджика. И так будет всегда, пока живу на этом свете.
Вот тогда до меня и дошло, наконец, как оно было в реальности! Я долго смотрел на друга, пытаясь осознать глубину открывшегося факта. А в уме почему-то проигрывал и проигрывал совершенно дурацкую мысль: «Ну, ничего себе! Сходил за экзотикой!».
