Спички под веками

Полночи до рассвета, до моей казни.

А казнь будет, это как пить дать. Да не казнь, это больше на камеру пыток похоже будет. Он из меня всю кровь выпьет, и добавки попросит. А то и еще кого-нибудь под шумок…

Думаю. Не думается. Вот как всегда, как шкуру свою надо спасать, у меня полный паралич мыслей. У нормальных-то, говорят, наоборот, энергия вскипает, через край бежит, только лови, а я, значит, ненормальный…

Что-нибудь придумаю.

Полночи впереди.

Радио бубнит какие-то сводки, опять пересекли границу, опять вломились, опять атаковали, опять им вдарили… Плохо вдарили, если лезут и лезут. Плохо…

Гоню себя к пишущей машинке, как в камеру пыток, только спички осталось под веки поставить, чтобы не закрывались… Лучше зажженные…

Тем вечером на перегоне двух порталов я увидел, что в зале ожидания сидит человек.

Да-да, вы не ослышались, самый настоящий человек, с ложноножками, с псевдоподиями, реснички бегали туда-сюда, подрагивали перепончатые крылья. Мне показалось, я сошел с ума. Другие прохожие спешили туда-сюда, казалось, не видели человека. Да и то сказать, в часы пик мы нередко забываем обо всем…

Я подошел к человеку, я еще не знал, что хочу сказать ему, ведь я не понимал их языка…

— Прошу вас, помогите мне, — сказал он по-нашему, — я заблудился.

Он показал мне свой билет на экспресс до района Рас Альхаге.

— Что же, это вам нужно совсем в другую сторону. И вообще, этот экспресс уже отбыл.

На бесформенном теле человека мелькнуло отчаяние.

— Что же, — сказал я, — пока вы можете переночевать у меня. однако…

Человек не дал мне договорить, скатился со скамейки, захлюпал по залу ожидания рыхлой ноздреватой массой. При каждом движении из человека сыпался серый песок и валил дым, как от горящего дома, что доставляло немало неудобства другим ожидающим…

Что за чушь собачья…

Да-а, сдавать ты стал, писака, сдавать… на бесформенном теле мелькнуло отчаяние, ты как это себе представляешь? Реснички бегали туда-сюда… по залу ожидания. Мне показалось, я сошел с у… да не показалось тебе, так оно и есть, нормальный писатель такого не накропает.

Катится к рассвету неугомонная ночь, трещит и фыркает радио, какая-то там активность в каком-то там регионе, высланы дополнительные патрульные войска для урегулирования… Вдарить по ним посильнее, вот и не пришлось бы регулировать… чтобы не лезли…

И вообще, хорош ты, писака, насочинял, человек в зале ожидания. Еще бы черта в зал ожидания посадил. А прохожие, конечно, ничего не замечали. Как будто у нас каждый день человеки по улицам ходят, уже не в диковинку… Да тут бы такое началось, аж концу света бы тошно стало…

Пишущая машинка – как эшафот. Хочешь не хочешь, выжимай из себя хоть что-то, а то завтра не видать тебе кровушки своей, всю подчистую выпьют… И так ее уже мало осталось, жена сегодня пила… И завтра редактор. А он меры не знает, он уж к артерии присосется, так не выпустит, пока в обморок не рухнешь, или вовсе замертво.

Не клеится… не мечтается… Что за черт, в детстве вон как мечталось, задумаешься, нафантазируешь всяких разных историй, имя свое забудешь, и на обед позовут, не услышишь, и в школе окликнут, ну-ка, повтори, что сказала, а ты и не слышал… Ходишь по улицам, высматриваешь по зарослям, по закоулкам, может, и правда опустится крылатая машина, а в ней человек…

Я спустился в овраг, за которым начиналась дремучая чаща. Именно здесь моя дочь потеряла сережку, если верить ее словам. Я огляделся – быстро темнело, трудно было различить кончик собственного носа. Наконец, я различил что-то, тускло сверкнувшее в траве. Идти в самую чащу не хотелось, тем более, по слухам, там водились ядовитые змеи. Правда, сейчас был не сезон, все змеи должны были улететь на юг, и все-таки…

Не спать…

Я пошел на огонек – он ускользал от меня, будто играл со мной. Я не сразу понял, что огонек уводит меня от большой дороги, куда-то в чащу, в чащу. Ночь густела все больше…

…ты еще напиши – ее можно было черпать ложкой и разливать по тарелкам…

Черт, не мечтается… Сколько в детстве человеком этим грезил, пришельцами бредил, по сорок страниц в тетрадке исписывал какой-то чертовщиной, и небо озарилось неестественным сиянием, и тогда я увидел, как на поляну где-то за городом опускается тарелка, зачеркнуто, космический корабль, зачеркнуто, звездолет, зачеркнуто… Все слова казались ничтожными, мыслей было много, слов мало, а теперь слов хоть отбавляй, а с мечтами как-то не ахти…

Не пройдя и нескольких шагов, я споткнулся обо что-то, напоминающее инопланетный звездолет. Я еще подумал, что ошибся, еще наклонился, долго рассматривал разбитый зеркальный диск, когда светлый огонек оказался совсем рядом со мной.

— Я хочу просить у вас… ночлега.

— А?

— Я хочу просить у вас ночлега.

Мысль о том, что кто-то может заплутать в такой холод в ночном лесу, была мне неприятна, я рад был приютить у себя путника, но где же он?

— Где же вы?

— Да вот же… прямо перед вами.

Я не сразу понял, что вижу перед собой человека – уж очень он не был похож на то, каким его рисуют в сказках. Он и правда был эфирным, призрачным, почти бестелесным, у него и правда было три хвоста и четыре крыла, а в самом центре мерцал огонек, в котором, по слухам, таилась душа человека. Он действительно чуть-чуть шуршал, когда парил над землей, в остальном…

Что в остальном? И как он тогда был не похож, если ты про него пишешь один в один как его рисуют в сказках? И вот, нате вам, еще один перл, что-то, напоминающее инопланетный звездолет… Ты инопланетные звездолеты когда-нибудь видел? Вот и помалкивал бы… знаток… инопланетной космонавтики…

Пиши, пиши… еще одного кровопролития завтра ты не выдержишь, так что давай… писака.

Я открыл дверь и обернулся – за моей спиной уже никого не было, потому что человек по свойственному ему обычаю влетел в дом через окно. В прихожей он долго кидался на большое зеркало, мне стоило немалого труда объяснить ему, что это всего лишь отражение, а не другой человек.

Ужинать с человеком тоже оказалось хлопотно, потому что по ихним обычаям не гость должен есть еду, а еда – гостя.

Ну, это ты, брат, загнул… И вообще, у тебя что в школе по языку было, ихним… кол с минусом…

Пиши, давай… редактор тебя завтра не спросит, сколько ты ночей не спал, ему вынь да положь…

Наконец, человек раскидал по белоснежной скатерти остатки каши и свернулся калачиком в тарелке, поскольку так по ихним по человеческим обычаям полагалось спать.

К утру я успел настолько крепко забыть о человеке, что вспомнил только когда увидел последнего в гардеробной: он самозабвенно примерял мой пиджак. Мне это не очень-то и понравилось, потому что на пиджаке остались глубокие разводы от слизи, которую выделял человек. Видя мое огорчение, он взялся лично постирать пиджак: лучше бы он этого не делал. Как только человек сунул свои крылья в воду, вода закипела и повалила из ванной паром, так что соседи даже решили вызвать пожарных, и мне пришлось платить им за ложный вызов.

— Вы расстроены? – спросил меня мой гость.

— Да… как вам сказать…

— Я вижу. Вы расстроены. И это все из-за меня.

Только теперь я спохватился, что человек не говорит со мной – я слышу его голос в своей голове. И, кажется, он понимал мои чувства быстрее, чем я сам, по крайней мере, стоило мне обидеться за пиджак, как он поспешно начал прощаться.

— Нет-нет, постойте, куда вы?

— Ну вы же видите… Я доставил вам столько хлопот… Я… пойду.

— Нет-нет, что вы, — я представил себе, как он выходит на улицы города, как полицейские стреляют в него, рассеивают на молекулы, на кванты, — прошу вас… останьтесь…

— Он останется у нас? – закричала Лу, — вот здорово!

Я не разделял восторга своей дочери. Не то чтобы я не любил гостей, нет, наш дом как будто был создан для приема гостей…

…то-то посмеется жена…

…просто человек казался мне слишком… опасным, непредсказуемым. Взять хотя бы его манеру просачиваться сквозь стены, и там, где он это делал, на стене оставались кислотные пятна…

Не то.

Все не то.

То есть, это сейчас кажется, что все нормально, а завтра редактор все это швырнет мне в лицо, с вашей фантазией могли бы что-нибудь пооригинальнее придумать. А то как мы на работу опаздываем, так прямо такие сказочки сочиняем, уши вянут, а как в раздел фантастика что-нибудь написать, так мы кроме пришельцев и не видим ничего…

Хотя… тема, вроде как, актуальная…

Человек…

Знать бы еще что-нибудь о человеке… Нет, не на уровне желтой прессы, три человека в лесу сожрали десяток туристов, а на самом деле…

Хрипит радио, по последним данным обнаружили еще одно подразделение, локализированное в районе… в настоящее время подразделение уничтожено…

Катится к рассвету неугомонная ночь. Всполохи в небе, огни, огни, огни, опять учения, задолбали уже со своими учениями, ах, видите ли, военная угроза. Вот и отражали бы угрозу, а не летали бы… вокруг да около…

Человек, человек… ищу что-то в информатории, не нахожу ничего, кроме тех же обрывков желтой прессы, напали… сожрали… появление человека на окраине города… ха, человека, дрянь какая-нибудь из леса вылезла, у них уже и переполох…

Не спать…

Смотрю на небо, далекое, высокое, холодное, выискиваю солнце, что-то часто мы начали смотреть на солнце, вроде бы блеклая звездочка, а ищем, ищем ее на небе… Пытаюсь представить, как оно там, там, за звездами, за туманностями, какие-то земли, интересно, одна у человеков планета, или много, какие-то миры… города… где они вообще живут… Почему-то представляю себе огромный лес, ветви, оплетенные коконами, в которых горят огоньки, и люди вечером спешат к своим коконам на ночлег. Вообще-то все верно, по фотографиям, вон, вид из космоса – синяя земля, зеленый массив леса, белыми клочьями – кроны деревьев, и – огни, огни, огни.

Человек…

Что я знаю о человеке…

А надо знать. Даже не знать, — врать, выдумывать. Вот получалось же как-то по молодости, жизни не знаю, космос не знаю, Рас Альгете от Рас Альхаге отличить не могу, и туда же, в два счета космооперу накатаю… На двести свитков бумаги. Такую оперу, которую потом из всех издательств отфутболят, дорогой автор, не лучше ли вам попробовать свои силы в кулинарии или в живописи…

А теперь на тебе, рад бы приврать, не получится…

Тихохонько, чтобы не разбудить, просачиваюсь в комнату дочери, спит, набегалась за день, возраст такой, когда бегать надо, и весь мир такой веселый, солнечный, и весь-то мир в тебя влюблен… Роюсь на столе, как на нем вообще столько помещается, а вот и не помещается, посыпалось все… На ощупь в темноте вышариваю какие-то комиксы… сойдет… космические захватчики, звездные империи, межпланетные заговоры…

Просмотрел пять комиксов, нашел пять вариантов человека. То его представляли как огромную голову, усеянную щупами, то человека видели чем-то пирамидальным, на множестве тоненьких ножек. Кто-то вообразил человека огромным восьмилапым чудищем, а в последнем комиксе планету захватило что-то эфирное, из других измерений, чего ради, человек-то живет в нашем, в третьем измерении…

Не спать…

Ничего не помогает, ставлю спички под веки, поджигаю, — пламя пощипывает глаза, бодрит. И не смотрели бы эти мои глаза на машинку, как на эшафот… как на камеру пыток…

Вот будет мне завтра камера пыток… и эшафот. У редактора семь бед – один ответ, ах не написал? — ах, пусть кровушка твоя за тебя напишет… И кровушку-то пустит. Кровушка напишет, это верно, сама растечется по бумаге, словами, абзцами, главами, только как бы всю ее из тебя не высосали… И вырываешься, и молишь, пусти, да хватит читателям, потом продолжение состряпаем… Да какое там…

Перво-наперво я решил наведаться в магазин одежды, присмотреть себе новый пиджак, а заодно прикупить что-нибудь для человека. Не ходить же ему по улицам, прикрывшись одними радужными крыльями. Для начала я дал ему свой старый халат с капюшоном, и все равно, пока мы дошли до «Сто одежек», прохожие бросили на нас не один удивленный взгляд.

— Мне… э-ээ… Будьте добры пиджак, и что-нибудь… для этого… господина.

— Фасоны какие интересуют? Повседневные, праздничные?

Мне бы больше понравились повседневные, чтобы человек не выделялся в толпе, но мой гость выбрал праздничные фасоны, самых ярких расцветок. Правда, оказалось, что яркие краски при взаимодействии с телом человека…

Да что такое, я же не трактат пишу…

…на теле человека растворились, растеклись по полу разноцветными лужами, так что мне пришлось платить продавцу еще и за испорченный пол. Потом мы направились к порталу, при этом меня ждал еще один неприятный сюрприз: человек никогда не видел портала, поэтому зрелище ослепительных вспышек в небе…

Это что…

Померещилось…

Нет, не померещилось, вот они вам, ослепительные вспышки в небе…

Задолбали со своими учениями…

Неприятно сжимается сердце, выхожу на крыльцо, жду чего-то, еще сам не знаю, чего. Свет приближается – тусклый, ровный, холодный, нет, не учения… Наши корабли хоть мерцают, а это…

Страшная догадка…

Нате вам, накликал… говорят же солдаты бывалые, нельзя про этих вспоминать, нельзя… вот они тебе и явятся. А тут не то, что вспоминал…

И поздно уже бежать в комнаты, жечь написанный свиток…

Свет приближается, касается травы. Вот они как выглядят, на ножках, светятся, вот вам белое пятно и полоски, полоски красные на нем, интересно, что этими полосками отмечают… сколько врагов убили… а вот рядышком белые кляксы на синем, это сколько чужих кораблей погубили, не иначе…

О чем думаю… Да сам знаю, не о том, а что еще думать, что за спиной дочь и жена спят в доме…

Свет…

Красные полосы на синем…

Когда состав остановился, я сразу понял, что здесь не обошлось без моего инопланетного друга. Так и есть, человек сидел перед кнопкой экстренной остановки…

— Зачем ты нажал ее? – спросил я.

— Ну как же… если есть кнопки… их надо нажать…

Нет, не так…

Аннулятор дрожит в руке, как не умел с ним обращаться никогда, так и не умею…

Белые кляксы на синем фоне…. Сорок восемь… сорок девять… пятьдесят. Пятьдесят кораблей погубили, нехило…

…жена и дочь там, за спиной… в доме…

Раскрываются серебристые створки, высовывают стальной язык…

Я думал, если нажму кнопку, оттуда повалят вкусности… Я такую видел в парке…

Вот это больше похоже на правду, так и напишем…

Аннулятор пляшет в руке… Басок инструктора, о-ох, ты во что стреляешь, небо, что ли, застрелить хочешь? Гляди, небо подстрелишь, на голову тебе замертво свалится…

Я потащил человека из вагона, на нас и так уже смотрели косо. Дальше наш путь лежал через парк аттракционов, и я уже чувствовал, что это не кончится ничем хорошим…

…жена и дочь там… в доме…

…тянется ко мне стальной язык…

…жму кнопку…

…я думал, оттуда вкусности…

Падает сердце.

Чужой корабль рассыпается в ничто. В памяти – голос инструктора, можешь же, когда хочешь…

Иду в дом – на ватных ногах, аннулятор падает из ослабевших рук, разбил, и черт с ним, и со всем – черт. В изнеможении ползу в ванную, сбрасываю с себя все, все… сам-то хоть цел… цел, две руки, две ноги, голова, два уха… глаза… оба на месте, левое веко дергается, еще бы… долго стою под душем, мир качается куда-то, во все стороны, гаснут спички под глазами.

Плетусь в комнату. Где-то за холмами уже проклюнулся Антарес. А что я хотел, утро… Сжигаю свиток, пропади оно все… Сказочку деткам писал… накликал… А так и не узнал, какой он, человек, сколько ложноножек, сколько щупиков… какие крылья… вроде как померещилось, что голубые крылья… И что обидно-то, вот еще бы доли секунды выждал, увидел бы, как эти твари выползают… Ага, выждал, если бы выжидал, уже ни меня бы не было, ни жены, ни Лу… Кто их знает, что у них там… на умее-е-е-о-о-о-х, ночь не спал, теперь хочешь не хочешь на работу ползи…

Листаю кодекс, вот оно, слава те, Гос-ди, есть, уважительные причины невыполнения работы – форс-мажор, военные действия, катастрофы… Тут тебе и катастрофа была, и военное действие в одном лице…

Падаю на диван, о-ох, хорошо-то как кости вытянуть… Лу топает по комнате там, за дверью, вижу в щелочку босые ножки, волочит за собой какую-то плюшевую каракатицу… ох ты, еще и человека плюшевого делать стали… Надо бы намекнуть, чтобы с поганью с этой не играла… да ей разве втолкуешь… помешалась на этих космических войнах… а-ах, черт, комиксы-то я ее вместе со своим свитком сжег… то-то реву будет… придется еще этих книжек про человеков напокупать…

Благо, много сейчас в продаже…

                                                                      2012 г.