Собачья смерть

Собачья смерть

Есть ли нужда отрицать, что многие в нашем роду умирали смертью внезапной, страшной и таинственной? Так пусть же не оставит нас провидение своей неизреченной милостью, ибо оно не станет поражать невинных, рожденных после третьего и четвертого колена, коим грозит отмщение, как сказано в Евангелии. И сему провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно.

(Написано рукой Гуго Баскервиля для сыновей Роджера и Джона, и приказываю им держать все сие в тайне от сестры их, Элизабет)».

А. Конан Дойл «Собака Баскервилей»

– Холмс, солнце садится.

– Дорогой Уотсон, мы успеем прийти в Баскервиль-холл до заката.

Шерлок был прав, как всегда. Мы успели пересечь пустошь и подошли к замку до того, как темнота стала непроницаемой для глаз. Я поминутно оглядывал унылые, затянутые сырой дымкой болота и неровные гряды холмов, ожидая и боясь увидеть нечто страшное, но ничто не нарушало тусклое однообразие этой части Девоншира. Серые тучи, нависшие прямо над головой, сочились моросящим дождём. Наши плащи отсырели и тяжело повисли на плечах, раскисшая земля тяжело хлюпала под ногами, и я в который раз порадовался, что захватил из Лондона добротные армейские ботинки.

Наконец мы увидели узкие башни родового гнезда Баскервилей. Они возвышались над болотистой низиной, затянутой свинцовым кружевом тумана. Холмс и я с облегчением вошли под гостеприимные своды, и вскоре с аппетитом ужинали овсянкой, поданной расторопным дворецким.

– Опять овсянка, – с досадой сказал баронет и бросил ложку на скатерть. – Берримор, я хочу мяса! Вы можете мне приготовить бифштекс с кровью? Хороший, сочный бифштекс, а не эту пищу для травоядных?

– Сегодня на ужин овсянка, сэр. Наш покойный хозяин, сэр Чарльз, всегда ел её на ужин. Таково условие его завещания, – невозмутимо ответил Берримор, удаляясь из обеденного зала с достоинством потомственного слуги аристократа.

– Нет, вы слышали? – страдальчески произнёс баронет. – Какие лишения я терплю здесь, в этом мрачном месте, и всё по вашей милости, мистер Холмс! Ни нормальной еды, ни развлечений!

– Вы потомок Баскервилей, и прекрасно знаете, что представители вашего рода считают это блюдо обязательным для ежедневного потребления в пищу, – немного резко ответил Холмс, пристально взглянув на хозяина дома.

Баронет мрачно посмотрел на него и с отвращением принялся ковырять ложкой овсянку.

– Вот вы жалуетесь на заточение в замке, а мы сегодня нашли труп, – заявил мой друг, когда после ужина мы расположились в креслах, попыхивая сигарами, а Бэрримор принёс портвейн. – И думали, что потеряли вас, сэр Генри.

Сэр Генри поднял брови:

– Потеряли меня, мистер Холмс?

– Мы нашли окровавленного, умирающего человека, и решили, что видим вас. Но это оказался брат Элизы Берримор, убийца Сэлдон. В костюме с вашего плеча. Он свалился со скалы и свернул себе шею.

– Бедняга, какая страшная участь. Хорошо ещё, что на моей одежде нет меток, – с явным облегчением выговорил баронет. – Иначе нас могли бы привлечь за укрывательство беглого каторжника.

– Бедная миссис Берримор, – вздохнул я. – Мне пришлось сообщить ей печальную новость. Одно утешает – им с мужем больше не придётся нести на своих плечах этот тяжкий груз.

– Сказать по правде, мне стоило бы арестовать всю вашу компанию, – сухо сказал Холмс. – Но я пока просто возьму с вас слово слушаться меня во всём. Слепое повиновение, сэр Генри, мне требуется слепое повиновение, иначе я не ручаюсь за вашу жизнь.

– Обещаю, что буду слушаться вас во всём, – пылко заверил баронет, краснея от волнения и выпитого портвейна.

Просто сердце радовалось, когда я смотрел на этого пышущего здоровьем, крепкого молодого человека, так кротко принимавшего все рекомендации моего друга Холмса. Если бы все клиенты были так послушны! Насколько бы это облегчило труд сыщика – да и врача! Но нет в нашем мире совершенства…

Зловещий, заунывный вой внезапно разнёсся по замку, отразился в пустоте холла многоголосым эхом и затих, вибрируя, в каминных трубах. Так могла кричать чья-то проклятая душа, так и не нашедшая нигде покоя.

Я пролил портвейн на манжету. Сэр Генри побледнел и быстро обвёл глазами зал, высокий потолок которого укрывала густая тень. Коротко провыл ветер в трубах, бледной пародией на только что умолкнувший звук, а пламя камина заплясало, лизнув решётку и выбросив пучок искр. Баронет умоляюще взглянул на Холмса. Мой друг невозмутимо дымил трубкой, глядя поверх наших голов на стену зала, утопавшую в полумраке. Мысли его, казалось, витали далеко отсюда.

Мы переглянулись с сэром Генри, и я пожал плечами. Когда мой друг в таком настроении, добиться от него каких-либо объяснений невозможно. Баронет допил остатки портвейна, поднялся из-за стола и пожелал нам спокойной ночи. Тон его показался мне чересчур сухим, и здесь я мог его понять.

Когда сэр Генри ушёл к себе, Холмс взял свечу и приблизился к стене, где висели портреты покойных родственников ныне здравствующего баронета. Он остановился возле одной картины и поднял свечу повыше, чтобы я смог рассмотреть изображённого на ней молодого человека. Узкое, бледное лицо, окружённое бесцветным локонами, тяжёлый подбородок, поджатые губы и недобрый взгляд.

– Вот он, Гуго Баскервиль, – сказал Холмс, глядя на портрет. – Вы не замечаете ничего необычного, Уотсон?

– Немного похож на сэра Генри. Что-то в подбородке эдакое…

– А вот так? – мой друг приложил руку к портрету и прикрыл локтем и растопыренными пальцами локоны и широкополую шляпу Гуго.

Я содрогнулся. Зловещий, заунывный вой раздался опять, на этот раз ближе, казалось, он звучит отовсюду. Надо признаться, я не смог скрыть свой испуг. Холмс же, не выказывая признаков беспокойства, отошёл от картины и недрогнувшей рукой поставил свечу на столик. Вой окончательно растаял в воздухе, и больше не повторился. Тишина, возникшая после его исчезновения, осталась и теперь тяжело давила мне уши.

– Так что вы скажете о молодом человеке на картине, Уотсон? – настойчиво спросил Холмс.

Я взглянул на портрет внимательнее, машинально потирая ушные раковины приёмами массажа собственного изобретения. Испытанное ли только что потрясение, или настойчивость Холмса стали тому причиной, но картина словно ожила перед моими глазами, обретя совершенно иной вид.

– Силы небесные! – воскликнул я в изумлении.

– Вот так-то, Уотсон. Теперь вы видите?

Я кивнул, не отрывая взгляд от портрета, с которого на меня смотрели глаза мистера Степлтона, закоренелого холостяка и любителя бабочек.

Шерлок потёр руки, очевидно довольный собой:

– Теперь он у нас в руках, дорогой Уотсон. Мы расставили сети, и скоро злодей забьётся в них огромной, бледной бабочкой-оборотнем. Из тех, что он любит морить эфиром для своей коллекции.

– Сразу видно, что вы не энтомолог, Холмс. Бабочек-оборотней не бывает.

– Вот как? Идите-ка лучше спать, дорогой друг. Завтра вы нужны мне свежим и бодрым. Нам предстоит трудный день.

В эту ночь я долго не мог заснуть, ожидая, что вот-вот повторится тот страшный звук. Напрасно я говорил себе, что это ветер пустошей свистит в трубах замка. Леденящий ужас овладел моим сердцем, и только принятая, наконец, микстура, в которой изрядную долю составляло виски, помогла мне забыться тяжёлым сном.

Но и во сне мерещились мне таинственные фигуры в белых балахонах, бродящие по замку и стенающие от неизбывной тоски. А под утро я, как наяву, увидел дворецкого Берримора, который говорил сэру Генри: «Покойный хозяин, сэр Чарльз, был благородный, щедрый человек. Но я рад, сэр, очень рад, что теперь он мирно покоится в фамильном склепе». «Почему же, Берримор?» – легкомысленно спросил у него баронет, а дворецкий, понизив голос и отчего-то став при этом похожим на Холмса, ответил: «Потому что там стены из хорошего, крепкого камня, сэр!»

Я проснулся с колотящимся сердцем и долго лежал, глядя в предрассветную мглу.

***

– Сэр Генри, мы уезжаем в Лондон, – заявил мой друг наутро.

Лицо баронета вытянулось:

– Как уезжаете? Вы хотите оставить меня одного? Здесь, среди болот, где бродит жуткое чудовище, а в каминных трубах завывают призраки? Здесь, где на завтрак, обед и ужин только одна овсянка?

– Я оставляю вас одного, потому что не сомневаюсь в вашем мужестве. Помните, вы обещали слушаться меня во всём! – строго ответил Холмс, и мы отправились на вокзал.

– Право же, Шерлок, не стоило оставлять сэра Генри в этот критический момент без присмотра, – сказал я, когда мы стояли на станционной платформе в ожидании лондонского экспресса. – Я думаю, нам следует сейчас быть на месте событий.

– Место событий, друг мой, всегда там, где я, – сухо произнёс Холмс. – Уж вам ли этого не знать, после всех раскрытых мною дел? Наш баронет пойдёт в гости к Степлтонам, и будет вести себя, как ему сказано. Надеюсь, у него хватит ума придерживаться моих инструкций.

Я послушно кивнул головой. Иногда самомнение моего друга доходило до абсурда, и только щекотливое положение верного товарища и, как не крути, медика по образованию, не позволяло мне дать понять Шерлоку, как глубоко он заблуждается.

Но вот показался Лондонский экспресс. Грохоча и лязгая, он остановился, из вагона первого класса выскочил инспектор Лестрейд, и бросился к нам. Инспектор, как никогда, напомнил мне сейчас крепкого, жилистого терьера в предвкушении драки.

– Стоящее дельце, Холмс? – спросил он моего друга, пожимая ему руку. – Надеюсь, я не зря захватил свой заветный револьвер?

– Дело весьма стоящее, инспектор, – невозмутимо ответил Холмс. – Настолько, что, думаю, воздух здешних болот вы запомните надолго.

– Надеюсь, это так, – хмыкнул Лестрейд. – Серебряные пули нынче дороги!

Он засмеялся дробным смешком, очевидно довольный собственным остроумием.

Всю дорогу, пока мы не выбрались из коляски возле Баскервиль-холла, Холмс молчал, заставляя меня мучиться от неизвестности. Зачем мы оставили сэра Генри одного? Почему Холмс упорно делает вид, что не замечает этот зловещий вой в замке, от которого кровь стынет в жилах? И почему инспектор заговорил о серебряных пулях? Не верит же он в призраков, в самом деле?

***

Мы шагали по узкой, еле видной тропинке в направлении дома Степлтонов. Туман мутным озером разливался над болотами, особенно густым пятном обозначив Гримпенскую трясину. Неровные гряды холмов угрюмо чернели по сторонам, придавая и без того унылому пейзажу мрачное очарование долин Аида, где обречены скитаться души усопших.

– Что там за огонёк впереди? – спросил инспектор. От холодного ли воздуха, или от волнения, голос его звучал с непривычной хрипотцой.

– Это конечная цель нашего путешествия, – ответил Холмс. – Постарайтесь не шуметь и не делать лишних движений, если вам дорога жизнь. Уотсон, сходите к дому и загляните в окно. Посмотрите, чем они заняты.

Дрожа от пронизывающего холода, проникшего под непромокаемый плащ, я осторожно двинулся по тропинке к дому, где коварный убийца Степлтон угощал ужином сэра Генри.

Мирный золотистый свет лампы струился из не занавешенного окна. Я, почти не дыша, осторожно подобрался к самому дому, и заглянул внутрь. Там сидели хозяин дома и сэр Генри. Они вели беседу, вернее, говорил сам Степлтон, оживлённо блестя глазами и поводя рукой с зажатой в пальцах сигарой. Натужное оживление этого человека, его показное веселье и кашляющий смех, будто Степлтон вырывал его из себя, показались мне отвратительными.

Баронет почти не принимал участия в разговоре, он был бледен и задумчив. Он то и дело поглядывал на часы, и на лице его явственно читалась мысль о предстоящем пути в полном одиночестве через болота.

Вот Степлтон встал из-за стола и вышел из комнаты, оставив гостя сидеть над остывшей чашкой кофе и бокалом вина. Послышался скрип двери, потом шаги Степлтона прошуршали по гравию дорожки, и я затаил дыхание.

Шаги приблизились ко мне, и я поспешно пригнулся, стараясь быть незаметным. Но Степлтон остановился, не дойдя до угла дома, за которым я прятался, и какое-то время, показавшееся мне вечностью, стоял на месте. Я не видел, что он делает, только слышал шуршание его одежды и свистящее дыхание курильщика, когда тот закашлялся и несколько раз глубоко вздохнул.

Потом Степлтол вернулся в дом, а я сообщил Холмсу о своих наблюдениях.

– Женщины с ними не было? – деловито спросил Холмс.

– Нет. Странно, но я её не видел. Они всё время были только вдвоём.

Говоря это, я с тревогой посматривал вокруг. Густой, белый как молоко, туман наползал от Гримпенской трясины, и теперь обступал нас, вытягивая колышущиеся щупальца по обеим сторонам тропинки. Он уже полностью закрыл дом, от которого остались видны только чёрные, торчащие как щетина, трубы.

– Давайте отойдём подальше, – с досадой в голосе сказал Холмс. – Этот проклятый туман может испортить мне все планы.

Мы отошли назад по тропинке, но густая белая пелена настойчиво двигалась вслед, словно прогоняя нас всё дальше от дома.

– Мы ушли слишком далеко, – глухо выговорил мой друг, опускаясь на колени и приложив ухо к земле. – Эдак чудовище настигнет нашего подопечного и сделает своё дело, прежде чем мы успеем к нему на помощь.

– Какое дело может быть у этой злобной твари, кроме убийства? – машинально спросил я, вглядываясь в плотную стену тумана, уже почти закрывшего тропинку.

– Когда увидите его, держитесь позади инспектора, Уотсон, – чрезвычайно серьёзно ответил Шерлок, поднимаясь с колен и вынимая револьвер. – Ради всего святого, держитесь сзади!

Не успел я спросить у своего друга, что означает это преувеличенное беспокойство о моей персоне, Холмс проворно спрятался за ближайшим валуном, вытащил револьвер и направил его на тропу. Инспектор сделал то же самое. Послышались быстрые, тяжёлые шаги, словно человек впереди нас торопился, и шёл, почти не разбирая дороги.

Из клубящейся, словно молоко в чашке воды, туманной завесы показался человек, и стал приближаться к нам. Он шёл быстро, то и дело оглядываясь назад. Выйдя под чистое ночное небо, с которого ледяными искрами блестели звёзды, человек замедлил шаг и удивлённо огляделся. Потом решительно двинулся дальше, вверх по склону, мимо валунов, за которыми притаились мы с оружием наготове.

Он успел миновать нас и подняться выше по склону, усыпанному большими камнями, черневшими на гребне холма, словно позвонки гигантского ящера. Холмс не отрывал глаз от тропы. Лицо его казалось мертвенно бледным в свете луны, глаза горели.

Но вот послышался дробный, быстрый топот. Его слегка приглушал густой туман, который уже почти закрыл тропу перед нами. Я услышал, как вскрикнул инспектор Лестрейд, выронив револьвер на землю. Холмс с присвистом вздохнул, рука его с револьвером заходила ходуном. Чувствуя, что мой ослабевший от ужаса кишечник вот-вот подведёт меня, я застыл на месте, не в силах пошевелиться. Ибо зрелище, которое предстало нашим глазам, не поддавалось описанию.

Из туманной завесы вырвалось и теперь бежало прямо на нас существо, которое мой мозг не смог опознать. Нет, то была не собака. Уродливое, поджарое тело, чёрное, как стены Ада, казалось, поглощало лунный свет. Длинные, голенастые конечности быстро несли чудовище вверх по тропе упругими прыжками. Мы слышали дробный топот не то твёрдых лап, не то небольших копыт. Хищно вытянутая морда смотрела в землю, очевидно вынюхивая след жертвы. На морде, тоже угольно-чёрной, горели синим огнём жуткие, разумные, почти человеческие глаза.

Чудовище подняло голову и увидело свою жертву. Человек на тропинке тоже заметил своего преследователя. Он дико вскрикнул и бросился бежать вверх по склону холма, оступаясь и беспорядочно размахивая руками. Зверь раскрыл длинную, узкую пасть, на мгновение показав алый язык, и скачками бросился вдогонку.

– Стреляйте, инспектор, стреляйте! – крикнул Холмс.

Лестрейд, ругаясь на чём свет стоит, нашарил свой револьвер, поднялся на ноги и выстрелил несколько раз. Холмс, выбежав на тропинку, и держа своё оружие двумя руками, тщательно прицелился. Выстрелы его пистолета прозвучали почти одновременно с револьвером инспектора, и, по крайней мере, кто-то из них попал в цель.

Чудовище издало жуткий оглушительный вой и утробное рычание, каких мне ещё не приходилось слышать. Забыв о предупреждении моего друга, я побежал к жалобно кричащему человеку, который извивался на земле, отбиваясь он страшного зверя руками и ногами. Лестрейд бежал впереди меня, всего на шаг отставая от Холмса, который нёсся по тропинке, стреляя на бегу.

Зверь провыл ещё раз, низко и страшно, и вдруг немыслимо ловко отскочил в сторону, оставив свою жертву. Он развернулся, глянул на нас своими жуткими, горящими синим огнём глазами, и пригнулся, поводя головой. Шерлок бросил свой револьвер на землю и мгновенно достал другой, вынув его из ремённой петли под мышкой. Никогда раньше я не видел у него этого пистолета, и никогда Холмс не показывал мне подобного способа носить оружие.

– То были обычные пули, – хрипло сказал Шерлок, глядя в страшные синие глаза. – А вот эти – серебряные.

Зверь утробно зарычал, и мне на одно страшное мгновение показалось, что сейчас он набросится на нас. Рядом со мной натужно сипел в усы Лестрейд, держа чудовище на мушке. Я знал, что у него осталась одна пуля в барабане.

Внезапно чёрный силуэт зверя расплылся туманным пятном, словно огромная клякса. Ошеломлённый, я потёр глаза, а когда взглянул снова, на месте, где только что стояло чудовище, уже никого не было. Застучали торопливые шаги, посыпались, шурша, мелкие камни. Кто-то торопливо бежал вниз по склону холма, не разбирая дороги.

– За ним! – крикнул мой друг, очнувшись от замешательства. – Не упускайте его!

Мы бросились в погоню. Мне никогда не забыть этой сумасшедшей гонки в темноте, среди холмов и болот, по затянутой туманом тропе, где каждый неверный шаг грозил гибелью. Удивляюсь, как никто из нас не оступился и не сломал себе ногу в ту ночь.

Топот ног, теперь неровный и слабый, как будто беглец спотыкался на каждом шагу, то приближался, то удалялся от нас. Но мы неуклонно сокращали расстояние, и, наконец, когда впереди показались чёрные на фоне неба трубы коттеджа Степлтонов, почти нагнали это странное существо.

 Дверь оказалась открытой, и в гостиной горел свет. Недопитые бокалы с вином стояли на столе рядом с остывшими чашками кофе.

– Его здесь нет, – крикнул Лестрейд из спальни.

– А женщина? – спросил Холмс.

– Никого!

Мы выбежали из дома, и возле изгороди обнаружили свежие следы ног. Они вели в сторону болот. Мы ринулись по следу. Если б не вешки с привязанными к ним яркими тряпками, отмечавшие тропу, мы бы, несомненно, утонули. Очевидно, их поставил здесь сам преступник – какая ирония судьбы! Несколько раз нам показалось, что впереди мелькнула чёрная, приземистая тень. Наконец мы услышали жуткий звериный вопль. Вслед за этим раздалось странное хлюпанье и причмокивание, словно огромный рот обсасывал большой леденец.

С трудом вытаскивая ноги из липкой жижи, мы как могли быстро приблизились к тому месту, откуда раздался страшный крик. Но было уже поздно. На поверхности трясины расплывалось пятно взбаламученной грязи, лопаясь зловонными пузырями. Ничего живого не было видно вокруг, только клочья тумана расползались над болотом, отгоняемые лёгким ветерком.

– Какая страшная смерть, – сказал инспектор, глядя на пятно грязи, где ещё лопались последние пузыри.

– Да, – коротко ответил Холмс.

Мы вернулись туда, где оставили бедного сэра Генри. Он лежал на тропинке без чувств. Я наклонился над ним, чтобы пощупать пульс, и несчастный слабо застонал, придя в себя. Инспектор помог мне усадить баронета на ближайший валун, и лунный свет упал бедняге на лицо.

– Силы небесные! – воскликнул я в изумлении.

Потому что на камне, грязный, потрёпанный и бледный, сидел мистер Степлтон!

Я отшатнулся. Инспектор присвистнул. Шерлок Холмс подошёл к нам и стал рядом, глядя, как Степлтон дрожащими руками оправляет на себе одежду.

– Вы в порядке? – спросил Холмс, и тот кивнул, двигая кадыком в попытке сглотнуть. Губы его не слушались.

– Но где же сэр Генри? – сказал я, озираясь по сторонам. – Он не мог остаться в доме, мы там всё осмотрели!

– Вы видели его, мой друг, – мягко ответил Шерлок, помогая Степлтону подняться с камня. – И даже присутствовали при его кончине.

– Не может быть, – потрясённо произнёс я.

Лестрейд покачал головой и сунул револьвер в карман:

– А я-то сначала не верил вам, мистер Холмс. До последнего сомневался. Как же – наследник рода Баскервилей – и оборотень! Тут у кого угодно возникнут сомнения. Если бы не увидел своими глазами, не поверил.

– В том-то и дело, друзья мои, что речь идёт о наследнике древнего рода Баскервилей, – сухо ответил Шерлок Холмс. – Я давно знаю легенду о страшной собаке, которая якобы служит проклятием этой семьи. Надо сказать, члены рода сами охотно поддерживали легенду, не уставая рассказывать её всем желающим. Очень удобно, чтобы отвести от семьи подозрения.

– Подозрения в чём? – изнемогая от свалившейся на меня информации, спросил я.

– В том, что они уже давно перестали быть людьми. Они оборотни, и это передаётся по мужской линии из поколения в поколение. Даже завет есть овсянку, который казался нашему баронету, мягко говоря, эксцентричным, на самом деле имеет глубокий смысл. Нельзя показывать окружающим свою звериную сущность. Кровавый бифштекс, которого напрасно добивался от Берримора сэр Генри, мог оказать губительное действие на организм баронета, и привести к печальным последствиям. Если бы он, не ко времени трансформировавшись, застал нас врасплох, кому-то бы точно не поздоровилось.

– Но сэр Генри…

– Когда-то давно род Баскервилей наслаждался жизнью, пользуясь полной безнаказанностью. Местность глухая, а здешние крестьяне суеверны и невежественны. Ничто не мешало главе рода резвиться по лугам и болотам, гоняя овец и всячески развлекаясь на воле. Но всё когда-то кончается. Древний род стал слабеть и вырождаться. Этому немало способствовали браки, заключаемые в кругу семьи, когда кузен женился на своей кузине. В конце концов в живых остался только ныне покойный сэр Чарльз, и его наследники: племянник Генри и вот этот человек, которого вы знаете под именем Степлтон. Он представитель младшей ветви рода, и считался паршивой овцой в благородном семействе. Я нашёл его, и вызвал сюда, в Девоншир.

– Так это вы пригласили его сюда? – изумился я. – Но тогда смерть сэра Чарльза лежит и на вашей совести!

– Успокойтесь, Уотсон, моей вины в смерти баронета практически нет. Вы знаете, что тот умер от страха, когда увидел огромную собаку, в которой узнал проклятие своего рода. Не было никакой собаки, Уотсон! Те следы собачьих лап, которые полиция нашла возле калитки, принадлежали самому сэру Чарльзу. А то, что у него было больное сердце, вы и так знаете. Очевидно, сэр Чарльз пошёл прогуляться на сон грядущий, почувствовал себя плохо, и естественной реакцией на страх удушья стала очередная трансформация. Боясь, что его увидят в обличье зверя, баронет бросился бежать, и там, на аллее, его и застигла смерть. Обычная смерть от сердечного приступа.

– Но вы не можете отрицать, что в тот вечер он должен был встретиться с женщиной, Лаурой Лайонс. Ведь она написала ему письмо с просьбой о свидании!

– Я хотел обойти этот щекотливый вопрос, Уотсон. Но раз вы сами затронули эту тему… Да, Лаура писала сэру Чарльзу и просила его быть вечером у калитки. Удивительные существа эти женщины. Я быстро нашёл с ней общий язык, и она согласилась мне помочь в этом деле.

– Вы были в сговоре с миссис Лайонс?

– Да, мой друг. Так же, как и с мистером Степлтоном. Хотя, надо думать, он теперь может смело претендовать на имя Баскервиль.

– Нет, мистер Холмс, – подал голос Степлтон. Говорил он хрипло, но решительно. – Я уже обещал вам, что не буду претендовать на этот проклятый замок. Меня вполне устраивают мои бабочки. Как только вы отдадите компрометирующие меня документы, я покину эти места навсегда.

– Я просто проверял вас, – ответил Шеролок, одобрительно глядя на потрёпанного наследника рода оборотней. – Вы получите свои документы. Надеюсь, мне больше не придётся услышать о вас что-либо неприятное.

– Вы его отпускаете? – недоверчиво спросил Лестрейд. – Разве он не опасен? Ведь он тоже оборотень.

– Нет, мой друг, – сказал Холмс. – Чтобы окончательно стать оборотнем, нужно пройти инициацию. В нашем мистере Степлтоне кровь слишком разбавлена, чтобы проявить себя самостоятельно. Несмотря на явное фамильное сходство с Гуго Баскервилем. Поэтому я отправил сэра Генри одного на болота. Страх, ожидание опасности, хороший ужин – с отличным кровавым бифштексом! – должен был закончить преображение наследника, и так оно и вышло. Он всё равно стал бы оборотнем, рано или поздно, я только слегка ускорил этот процесс.

– А если вы ошибались, Холмс? – спросил я, потрясённый коварством своего друга. – Если бы он смог преодолеть свою звериную природу, или в чудовище обернулся бы тот, другой?

– Ну что же, тогда мы поймали бы другого, – невозмутимо ответил Шерлок, принявшись набивать свою трубку. – Или обоих вместе.

– А кто тогда выл так страшно в замке?

– Поскольку кровь оборотней сильна только в мужских представителях рода Баскервилей, в женщинах она проявляется слабо. Небольшие изменения во внешности, желание выть на луну… Насколько я знаю, сэр Чарльз в своё время был весьма неравнодушен к женскому полу и не пропускал ни одной хорошенькой девушки. А мать Элизы Берримор служила в замке с юности.

– Боже мой, – вырвалось у меня. – То-то я не смог лично принести свои соболезнования жене дворецкого. Она выслушала меня через дверь. И голос её звучал как-то странно. Какой ужас!

– Ничего, я думаю, Берримор знает, как держать ситуацию под контролем, – успокоил меня Шерлок.

– И я даже не смогу написать об этом в книге, – горько произнёс я, только сейчас почувствовав, как у меня дрожат колени, а холодный ветер пронизывает насквозь лёгкий плащ. – Никто мне не поверит. Да ещё скажут, что я пытаюсь очернить благородный род Баскервилей.

– Почему не сможете? – спокойно сказал Холмс. – Напишите про собаку. Это не так уж далеко от истины.

Я пожал плечами. Шерлок был прав, как всегда.

Похожие статьи:

Рассказы → Горячие сосиски!

Рассказы → Последний финал

Рассказы → Хорёк в курятнике

Рассказы → И все-таки он был прав..

Рассказы → Шляпа из кролика. Часть 1: Стражник и Часть 2: Ведьма [Сценарий квеста по пратчеттовскому "Плоскому миру" с заготовками графики]