Пять погибших обезьян. Глава пятая

Люди устало смотрели, как гиноиды тщательным образом закрепляли тело Философа в металлическом ящике для радиоактивных грузов. Прочная ёмкость с толстыми стенками была отдалённо похожа на саркофаг или монолитный гроб, где было самое место мёртвому шимпанзе. Физиономия примата не прекращала своё жутковатое кривляние, вызывая время от времени озноб у невольных свидетелей происходящего. Кроме того, от обезьяны начинал исходить лёгкий тошнотворный запах. Он был едва уловим, но при этом ничем не перебивался. Даже освежитель воздуха в каюте не мог подавить этот неприятный аромат.

Гиноиды примагничивали к стенкам ящика тонкие сверхпрочные канаты, предназначенные для пленения сильных и опасных животных, в случае их неожиданного бегства. Данные путы плотно затягивались роботами поверх тела Философа, как струны гитары, через каждые пять сантиметров. Помимо этого само тело мартышки, кроме головы, было уже оплетено этим материалом словно муха паутиной гигантского паука.

Женщина, наблюдавшая за уверенными действиями гиноидов, наконец, спросила:

— Тебе не кажется, что они постоянно умнеют?

Мужчина, не поворачиваясь к собеседнице, коротко кивнул:

— Чёрт возьми, да. Они очень умнеют. Их поведение абсолютно разумно. Обрати внимание, как Диана стала использовать тело собаки. Она им управлялась как дубиной. И Геракл, когда спасал Гермеса, он ведь тоже вёл себя очень… обдуманно. Да все они словно обрели интеллект после смерти. Как такое может быть, чтобы мёртвое стало умнее живого?

— Понятия не имею, но если они действительно умнеют, они ведь могут сообразить, как вылезти из шахты. Тебе не приходило в голову, что они могут просто пробить в ней ещё одну дыру и выбраться в любой точке нашего корабля.

Йорген начал что-то интенсивно соображать, проворачивая в уме различные варианты:

— В принципе, могут. Но они ещё не вылезли. Во-первых, в вентиляции на всех уровнях, через каждые пятьдесят метров стоят сверхпрочные решётки и фильтры для очистки воздуха. Мартышки через них физически не пробьются. Во-вторых, о повреждениях вентиляционных коробов нам бы доложила Мама. А в-третьих, я думаю, они кое-что хотели бы забрать с собой и без этого не желают отсюда уходить.

Мари удивлённо воззрилась на коллегу:

— Поясни.

Йорген тяжело вздохнул:

— Ты видела, как они спасали друг друга? Даже Гермеса, который если ещё и не подох, то вскоре точно концы отдаст, они вынимали до последнего. На что он им был нужен, он же сейчас фактически просто калека, но они его не бросили. Я не понимаю, что ими руководит, мне не известно, что они такое, но они своих не оставляют. А ещё эти мартышки …умеют думать. И они в данный момент думают, что Философ тоже должен быть забран. И поэтому они пока не уходят. Они не хотят его нам оставлять. Потому что он один из них.

— Ты убеждён в своей теории? – в голосе женщины звучало явное недоумение научно мыслящего человека.

— Вполне. Хотя понимаю, что звучит она бредово. И исходя из неё, считаю, что обезьяны в вентиляции пока будут находиться рядом с лабораторией. А поэтому мне нужно знать, чего боятся мертвецы?

Глаза женщины хищно сузились:

— Что ты хочешь от меня узнать? — сразу же спросила она, не поняв сути вопроса.

— Тело мертвеца после смерти начинает гнить, так?

— Естественно.

— Гниение — это процесс распада химических соединений любого организма, так?

— Так, — согласилась женщина. — Только всё равно не пойму к чему это ты.

— Можно ли каким-нибудь образом ускорить данный процесс? Увеличить скорость разрушения тел наших мартышек?

На лице Мари неожиданно появилась злая улыбка:

— О, капитан, теперь я тебя поняла. Да, я смогу увеличить темп их умирания.

Философ из своего саркофага, через руки гиноидов, посмотрел в этот момент точно в сторону людей.

— Вобщем так, — быстро пришла в себя женщина. — Процесс разложения можно ускорить определённой температурой и влажностью. Самая неблагоприятная атмосфера, с точки зрения сохранности мёртвого тела, сорок градусов тепла по Цельсию. Помимо этого распаду помогает высокая влажность, которую мы вполне можем обеспечить.

— Прекрасно, — одобрительно проговорил Йорген. — Выходит, нам нужно нагнать в вентиляцию побольше тёплого влажного воздуха и эти уроды быстро начнут распадаться на части.

— Приблизительно так, — сказала Мари. – Безусловно, это произойдёт не за пять минут, но прочность их мышц и сухожилий станет значительно меньше. Отчего стремительно начнёт происходить ослабление их тел. Они, наверняка, и так уже получили множество повреждений и переломов. Роботы прострелили им кучу внутренних органов и костей. Да и сами обезьяны, когда пробивали потолок, скорее всего не одну лапу себе раздробили и не одну мышцу разорвали. Я думаю, они выжали из себя всё, что было в пределах их возможностей. Теперь силы их организмов должны пойти на спад.

Мужчина был с этим мнением полностью солидарен:

— Мне тоже так кажется. Пусть пока посидят в вентиляции и хорошенько там протухнут. А когда они в достаточной степени ослабнут, я их добью.

— Как? Будешь опять в дыру ломиться?

— Ни в коем случае. В шахту вентиляции можно залезть из воздушно-климатического отсека. Я заведу наших собак в шахту через воздухосборник и пройдусь по ней к самой лаборатории.

Мари тут же поинтересовалась:

— А ты не хочешь попробовать их сжечь? Зачем ждать, пока они сгниют?

Йорген изумлённо посмотрел на собеседницу:

— Ты представляешь себе, что такое пожар на корабле? Я очень боюсь, что при поджоге эти твари выпрыгнут в какую-нибудь дыру и спалят к чертям всё, что горит. При открытом огне у нас интенсивно начнёт выгорать кислород. Если спекуться только шимпанзе – ничего страшного. Но если загорится что-то посерьёзнее – у нас возникнут проблемы и мы рискуем остаться без воздуха. Для тебя и меня эта проблема не станет смертельной, мы спрячемся в скафандры и всего делов. А вот наши звери наверняка умрут. Так что меня беспокоит повышенный риск крупного пожара. Кроме того, огнемётов у нас нет.

— Подумаешь, — пожала плечами женщина. – Я могу собрать пару штук. Отдадим их гиноидам и запустим в вентиляцию.

Мужчина долго размышлял над предложением и, в конце концов, сказал:

— Ладно, сделай на всякий случай огнемёты. Надеюсь, они нам не пригодятся, но и вреда от их существования тоже не будет. Это оружие будет на самый крайний случай. Думаю, до него дело не дойдёт. Мой план должен сработать, и мы перебьём обезьян просто немножечко позже. А пока создай в вентиляции для наших гостей самые неблагоприятные условия.

— Хорошо, но для начала возьмём у Философа образцы.

— Только быстро.

Мари подошла к изголовью саркофага с детектором Парацельса в руках. Роботы практически заканчивали свою работу, обтягивая канатами задние лапы шимпанзе. Убедившись, что их деятельность идёт в штатном режиме, женщина глубоко вонзила иглу детектора в свёрнутую шею обезьяны. Корпус медицинского инструмента слегка засветился, свидетельствуя о получении и переработке данных. Голова Философа при этом неожиданно дёрнулась в сторону руки человека. Казалось, что примат желал укусить Мари.

— Сволочь! – выругалась дама, вздрогнув от испуга.

Но ничего страшного не произошло. Двигательные возможности шимпанзе были ограничены до минимума, поэтому серьёзной угрозы он из себя не представлял.

Йорген с каким-то нездоровым интересом принялся наблюдать за действиями своей коллеги и реакцией на эти действия мёртвого примата.

Цвет детектора из бледно-жёлтого сделался ярко-фиолетовым. Это означало, что изъятие образцов из этой части тела завершено. Мари вынула иглу и уже хотела отступить от ящика, как была остановлена взмахом руки мужчины.

— Постой, — сказал он. – А ну-ка возьми образцы у него из головы.

— Для чего?

— Хочу кое на что посмотреть, — загадочно ответил Йорген.

— Откуда ты хочешь? Из мозга, из ушей, из носа или изо рта?

Пожелание оказалось крайне необычным:

— Ткни ему иглой в глаз.

Мари исподлобья взглянула на коллегу:

— Ты меня пугаешь.

— Ничего. Представляешь, как ему должно быть страшно?

Женщина впервые за всё время полёта ощутила перед Йоргеном страх. Она увидела в своём коллеге что-то такое, чего раньше ей замечать не доводилось. В нём сейчас присутствовало нечто глубоко демоническое, что-то что не проявляется у людей из высокоразвитых цивилизаций. В спокойном и богатом обществе, где давно не велось крупных войн, нет особенной необходимости проявлять жестокость и агрессию. И все мужчины, известные Мари, были спокойными, мягкими, даже в чём-то женственными. Она редко видела, чтобы кто-нибудь из них дрался или специально разжигал конфликт. А уж о том, чтобы причинять кому-то увечья или кого-то пытать, и речи быть не могло. О том, что люди были злыми, беспощадными животными Мари знала как специалист по медицине. В современном мире ничего этого не имелось. Этот мир был многократно справедливее и добрее. И то, что представитель её гуманного мира проявил свою звериную генетику, стало для женщины неприятной неожиданностью.

В Йоргене сейчас просыпалось первобытное, долго спавшее в недрах его души, тёмное начало. И оно хотело крови.

Женщина хотела бы воспротивиться приказу своего командира, но побоялась с ним ссориться. Сейчас между могильным ужасом в лице погибших обезьян и самой Мари стояла одна единственная преграда. Этой преградой являлся Йорген. И сейчас женщина была согласна терпеть любую его жестокость и злобу, лишь бы он её защищал. Она решила согласиться жить по старой китайской поговорке: «Если хочешь победить дракона, надо иметь дракона своего». А собственного дракона надо кормить. И уж если ему запонадобилось поиздеваться над парализованной обезьяной, то нужно было это желание удовлетворять.

Мари посмотрела на улыбающегося шимпанзе и плавно ввела иглу в его левый глаз, рядом с переносицей. На оживлённой мимике обезьяны этот процесс ни коим образом не сказался. Жало детектора вошло в голову примата сантиметра на три и застыло у него в глазу, будто тонкий гвоздь. Философ продолжал то улыбаться, то прищуриваться, то вытягивать губы вперёд. В его поведении не произошло никаких изменений, которые неизбежно должны были произойти, будь мартышка разумным существом. Поскольку любой обладатель интеллекта, даже если не чувствует боли, все равно старается сберечь свою физическую оболочку. Это нормальное чувство самосохранения. И по-логике, если обезьяны действительно поумнели, они должны стараться сохранять свои тела в оптимально целом и функциональном виде.

— Введи иглу глубже, — приказал Йорген, с жестоким любопытством наблюдая за кривляньями Философа.

Женщина послушно погрузила детектор ниже. Игла опустилась через глаз в черепную коробку еще на три сантиметра и снова замерла в неподвижности. Сейчас конец острия детектора уже наверняка вошёл в ткани обезьяньего мозга. Но у шимпанзе на это возражений, видимо, не имелось. Сокращения мышц морды Философа не увеличивались и не уменьшались. Его нервная система продолжала вести себя полностью автономно от внешних обстоятельств. А он сам по-прежнему безумно улыбался.

— Проткни ему зрачок и дави дальше, — сказал мужчина.

Мари вынула детектор из одного участка глаза и тут же вонзила его в другой, там, где располагался неподвижный зрачок обезьяны. Игла снова погрузилась через глазное яблоко вглубь мозга мёртвого животного. На этот раз движения женщины оказались более уверенными, поскольку к необходимости выполнять приказ капитана корабля, у нее прибавился собственный профессиональный медицинский интерес. В подёргиваниях же Философа всё равно ничего не менялось. Шимпанзе было безразлично, что с ним вытворяют люди.

— Пошевели иглой, постарайся зацепить у него что-нибудь в башке.

Детектор в руках женщины закачался подобно маятнику. Игла внутри черепа явно через что-то проходила, повреждая своим остриём ткани мозга. Но желаемого эффекта не получалось. Обезьяна не выказывала страха или хотя бы беспокойства действиями рук человека.

— Попробуй другой глаз, — экспериментировал Йорген.

Игла детектора перекочевала из левого ока примата в правое. Мари, повторяя собственные прежние действия, вонзалась в плоть обезьяны, теребила рану и замирала, напряженно следя за реакцией своего пленника. Мужчина подошёл ближе к саркофагу Философа и, отогнав завершивших свою работу гиноидов, нагнулся как можно ниже к физиономии шимпанзе. Чтобы ему было удобнее наблюдать, Йорген опёрся руками прямо на тело животного, изучая его жутковатую мимику. Сквозь прочные перчатки защитного костюма, он не ощущал от обезьяны никаких вибраций или конвульсий.

— Ему должно быть больно, — проговорил мужчина. – Не верю, что он ничего не чувствует. Он должен мучиться или хотя бы обязан бояться. Мы его лишаем зрения. Для любого живого существа зрение – важный функциональный элемент. Мы повреждаем ему мозг, а это еще более опасно и болезненно. Он не может этого не бояться, Мари. Просто ты что-то не так делаешь.

— Попробуй сам, — предложила коллега и вынула из головы примата детектор.

Не дожидаясь повторного предложения, Йорген ударил Философа кулаком по физиономии. А затем, второй рукой, добавил шимпанзе в челюсть. Голова обезьяны сильно дёрнулась, но существенного ущерба не претерпела.

— Отойди, — отрывисто бросил мужчина своей коллеге.

Мари поспешно отступила от изголовья саркофага, предоставляя капитану полную свободу действий.

— Привет, урод, — сказал мужчина и наклонился к морде Философа. – Сейчас проверим, что ты за зверь такой.

Обхватив голову пленника с двух сторон руками, Йорген сильно надавил ему большими пальцами рук на глаза. Сокращения мышц обезьяньей физиономии при этом ощущались даже сквозь перчатки. Голова шимпанзе также ощутимо задёргалась, но подобная рефлексия была вполне объяснима общей подвижностью мышц головы.

— Не боишься? – злобно спросил мужчина. – Зря.

Большие пальцы еще сильнее нажали на глаза примата, выдавливая сквозь отверстия от проколов детектора, вязкий белок.

— Йори, прекрати, — скривилась от омерзения женщина.

— С чего вдруг? – продолжал Йорген. – Пусть он мне об этом скажет.

Голова обезьяны опять дёрнулась, на немного сильнее, чем раньше. Мужчина почувствовал разницу в сравнении с предыдущими конвульсиями.

— Тебе хорошо, дружок? – оскалился Йорген.

В этот момент вид у него был ужасным. Мари, наверное, даже не сразу бы ответила, кого она сейчас опасается больше. Оживших обезьян или такого вот бесноватого мужчину.

— Остановись, Йори, — попросила женщина. – Ты же ничего не добьешься.

— Нет, — отрезал Йорген. – Пусть он мне это даст понять.

После чего мужчина оторвал правую руку от головы примата и мощно ударил его в область носа. Затем, преследуемый какими-то своими соображениями, мужчина принялся бить пленника в одно и то же место кулаком правой руки. Левой же рукой он продолжал удерживать башку обезьяны в удобном для себя положении. Глядя на безумную улыбку Философа, можно было решить, что тому смешно от бесполезности человеческих усилий. Однако на Йоргена этот оскал впечатления не производил. Мужчина методично избивал примата, превращая его морду в кровавое месиво.

Когда голова шимпанзе в очередной раз дёрнулась, получив увесистый удар сверху, левая рука Йоргена на секунду ослабила свою хватку. Этого послабления Философу хватило с лихвой. Слегка повернув морду влево, он сомкнул свои крепкие зубы на пальцах левой руки человека. В пасти обезьяны оказался указательный, средний и безымянный палец мужчины. Мари в ужасе вскрикнула, а Йорген яростно выдохнул:

— Чтоб тебя...

Потянув левую руку на себя, мужчина сразу же постарался вырваться. Защитные перчатки не позволяли Философу прокусить человеческое тело. Однако мощное давление зубов на пальцы, ощущалось даже через их прочный материал.

Йорген нанёс несколько ударов по зубам обезьяны. Философ улыбался, но не отпускал своей добычи.

Мари быстро подошла к мужчине, желая оказать ему какую-либо помощь, но была остановлена его приказом:

— Не ты, пусть гиноиды попробуют.

Обе электронных женщины, стремительно приблизились к человеку.

— Раскройте ему пасть, — приказал роботам Йорген.

Гиноиды синхронно вытянули руки вперёд и вставили свои пальцы в узкое пространство между верхними и нижними зубами Философа по обе стороны от схваченной конечности капитана. Усилия роботов оказались намного плодотворнее человеческих. Едва они начали раздвигать шимпанзе зубы, как Йорген сразу же сумел высвободиться из его пасти.

Мужчина тут же посмотрел на перчатку, ища на ней следы прокусов. Но кроме глубоких вмятин, иных видимых повреждений на ней не наблюдалось.

— Повезло, — констатировал увиденное Йорген и, тут же переведя взор на обезьяну, добавил. – А ты, сволочь, доигрался. Дамы, выбейте этой мартышке зубы.

Мари отвернулась, чтобы не смотреть на это избиение. Мужчина, напротив, со злорадством принялся это созерцать. А роботы дисциплинированно начали вышибать Философу всё, чем он мог кусаться. Гиноиды, как заправские боксёры, обрушили на парализованную обезьяну весь свой богатый арсенал тяжёлых и точных ударов, буквально вмяв его в самое дно саркофага.

— И чем ты будешь теперь улыбаться? – обратился к Философу Йорген. – Ты же обладаешь интеллектом, значит, можешь мне ответить. Ну?

Примат не отвечал. Даже если бы и хотел, он не сумел бы произнести сейчас ни слова. Поскольку у него в горле стоял плотный ком из зубной крошки. Кроме того, осколки выбитых зубов отлетали на днище ящика, усевая его поверхность будто крупнозернистым сахаром. Гиноиды прекрасно справлялись со своим заданием, ни оставив во рту обезьяны ни единого зуба.

— Ты так и не ответил, дружок, — гнул свою линию Йорген.

Роботы продолжали жестоко бить обезьяну, хотя никакой необходимости в этом уже не имелось.

— Нам прекратить? Или тебя всё устраивает? – спрашивал мужчина. – Если тебе больно, только скажи.

— Он мёртв, — не выдержала Мари. – Ему не может быть больно.

— Может, — не согласился Йорген, — Просто мы эту боль не умеем ему причинить. Надо пытать его по-другому. А для этого необходимо понять, где он чувствует.

Гиноиды готовы были уже убить обезьяну, когда мужчина с неохотой произнёс:

— Стоп. Дамы, благодарю за работу.

Избиение прекратилось.

А Мари при этих словах повернулась к Философу. Она готова была увидеть нечто неприятное, но, тем не менее, не сумела удержать невольную дрожь.

Вид у шимпанзе был устрашающий. Мало того, что он всё также кривлялся и гримасничал, теперь то, чем он это делал, было обезображено роботами до неузнаваемости. Помимо зубов, существование которых отдалённо угадывалось по многочисленным кускам отбитой эмали, облепившим обезьянью физиономию, тотальным повреждениям была подвержена вся лицевая поверхность черепа. С морды Философа рваными клочьями свисала влажная кожа и помятая шерсть, под которыми оказались открытыми мышцы и вены. Женщина с ужасом различала сокращения и пульсацию отдельных групп мышц, попеременно происходящую на разных участках изувеченной рожи. Правый глаз примата был полностью выбит и по тёмной шерсти пленника широкой вязкой дорожкой вытекал полупрозрачный белок. На кулаках гиноидов, застывших у изголовья саркофага, виднелись многочисленные следы порезов, ссадин, шерсти и каких-то пятен грязно-красного цвета. Ничего женственного в этих электронных созданиях в данный момент не имелось. Они были больше похожи на ангелов смерти, пришедших за своей жертвой.

А вот Йорген был удовлетворён созданным шедевром. Его недружелюбный беспощадный взгляд с удовольствием изучал картину, написанную его послушными художниками.

— Капитан, — позвала мужчину Мама.

— Слушаю.

— Обезьяны в шахте две минуты назад начали двигаться.

Йорген сразу же встрепенулся:

— Выведи на голограф изображение шахты.

Посреди комнаты возникло стереоизображение «Зелёного луча». Сначала корабль был показан полностью, в виде миниатюрной виртуальной модели. Затем Мама начала увеличивать тот участок изображения, где на данный момент располагались люди и ожившие шимпанзе.

— А ну-ка, поглядим, — произнёс Йорген с повышенным интересом.

Мари также с любопытством уставилась на голограмму, довольная тем, что её отвлекли от издевательств над погибшим животным.

На изображении вентиляционной шахты мигало четыре ярко-жёлтых точки. Это были координаты обезьян. Две из них, продолжали находиться недалеко от пролома в потолке лаборатории. Их точки мигали на одном и том же месте. Вполне вероятно, что среди этих двоих присутствовал покалеченный Гермес. Но вот два других шимпанзе разошлись в диаметрально противоположные стороны и двигались теперь за пределами лаборатории.

— Они начали искать выход, — сказала Мари. – Значит, Философа они решили бросить.

— Интересно, что стало причиной такого решения. Они же довольно долго стояли и ждали.

Женщина покосилась на коллегу:

— Ты это к чему?

— Как они поняли, что не сумеют его вытащить? Они же некоторое время на что-то надеялись, раз никуда не уходили. А сейчас вдруг кинулись бежать.

— Всё равно я не понимаю.

— Обрати внимание, что стоило нам хорошенько взяться за Философа, как его друзья начали какую-то активность. Две минуты назад мы этого урода сильно били, так?

— Допустим.

— И его друзья будто узнав об этом, стали предпринимать какие-то действия.

Мари покачала головой:

— Неужели ты думаешь, что они…

-… Общаются, — закончил за нее мысль Йорген. – Они либо узнали, что Философа уже не спасти.

— Либо?

— Либо ему было больно, и он им об этом как-то сказал.

Женщина тяжело вздохнула:

— И каким же образом? Надеюсь, не телепатически?

— Не знаю, но то, что они каким-то образом друг с другом говорят, абсолютно очевидно.

Мигающие точки на голограмме практически одновременно остановились. Обезьяны, перемещавшиеся по вентиляции, упёрлись в жалюзийные решетки и фильтры для очистки воздуха. Эти фильтры и решётки делили все вентиляционные каналы на равные участки длиной пятьдесят метров. Ни больше и не меньше. Пролом, через который шимпанзе умудрились выбраться из лаборатории, располагался почти точно посередине этого пятидесятиметрового отрезка. Поэтому, при равной скорости движения от пробитой в потолке дыры, оба примата должны были синхронно подойти к техническим границам завоеванного ими помещения. Что, по всей видимости, и произошло. Два крайних жёлтых огонька мерцали на расстоянии полусотни метров друг от друга.

— Они уткнулись в препятствие, — негромко промолвила Мари. – Как ты считаешь, что они сейчас делают?

— Думают, — без тени насмешки ответил мужчина. – Мама, просканируй-ка мне все звуковые частоты в шахте на предмет посторонних шумов.

— Есть, капитан.

— Зачем тебе это? – удивилась женщина.

— Они должны друг с другом говорить. Не может быть, чтобы они как-то не общались. Просто мы слушаем не там и не то.

— Да с чего ты взял, что они разговаривают? – не сдержалась Мари.

— Они явно поумнели. А признаком любого разума являются коммуникации. Хотя бы в примитивном виде.

— Капитан, — встряла Мама. – Послушайте.

Мари, готовившаяся препираться, и Йорген мгновенно замолчали, а в их наушниках повисла гнетущая тишина. Секунд десять или пятнадцать эфирное молчание не прерывалось ничем необычным. Просто отсутствие звуков и всё. Но затем, когда уже Йорген захотел возмутиться, в ушах раздался неприятнейший скрежет, как будто кто-то повёл ногтём по стеклу. Внутри шахты что-то резали или что-то отскребали.

— Тьфу ты, чёрт, — передёрнуло Мари. – Что это такое?

Йорген не ответил. Его брови сошлись к переносице, а на лбу образовались морщины, изобличающие сильнейшее внутренне напряжение. Мужчина ждал повторения необычных звуков, и его терпение оказалось вскоре вознаграждено. В ушах опять что-то заскрежетало. Неприятно, громко и на какой-то раздражающей человеческий слух частоте.

— Мама, короба вентиляции целые? – почти шёпотом спросил Йорген.

— Система диагностики оборудования никаких повреждений конструкций вентиляции не выявляет.

— Воздухоочистительные фильтры в норме? – опять тихонько полюбопытствовал мужчина.

— Так точно.

— А жалюзийные решётки?

На секунду Мама затихла, а потом ответила:

— Имеются деформации отдельных элементов решёток.

— Что с ними?

— Не могу сказать, капитан.

Мари толкнула коллегу в бок:

— Йори, заводи в шахту роботов, пусть они там постоят на всякий случай. Мне кажется, что скоро начнётся какая-то заваруха.

Йорген согласно кивнул головой:

— А ты пока создай в шахте климат, благоприятствующий для гниения мартышек, и собери огнемёты. Хорошо?

В ушах что-то зашипело, напоминая по звучанию шум в старых радиопередатчиках. Затем в этом шипении несколько раз послышались странные щелчки. Йорген бы затруднился сравнить данные звуки с чем-то слышанным ранее. Тем не менее, необычные щелчки повторились с незначительным интервалом раз пять или шесть.

— Ты что-нибудь понимаешь? – едва слышно спросила коллега.

Мужчина пожал плечами:

— Пока не соображу.

Шипение прекратилось, но люди продолжали в оцепенении впитывать в себя окружающую тишину.

«Что у нас со связью происходит? – обеспокоенно подумал Йорген. – У нас, по-логике, не должно быть помех. Откуда же они тогда берутся?»

Мари внимательно смотрела на мужчину. Она знала, что Йорген хороший технический специалист. И уже если он обескуражен происходящим, стало быть происходило действительно что-то необычное. Женщина хотела уже задать вопрос, касающийся данной тематики, но вынужденно промолчала.

Дело в том, что шипение возобновилось. Секунд десять-пятнадцать оно негромко шелестело в эфире, а затем к нему снова присоединились странные щелчки.

— Мама, — тихо позвал Йорген. – Ты слышишь шумы помех?

— Да, капитан.

— Определи, откуда идёт сигнал?

— Постараюсь.

Мужчина посмотрел на Мари:

— Ты знаешь, я помню, как на уроках по истории технических коммуникаций, для нас включали разные старые приборы. Телефоны различных годов выпуска, радиоприёмники, рации. В рабочем состоянии они издавали много разновидностей звуков. Тогда мне доводилось столкнуться с чем-то отдалённо похожим. Не могу сказать, что именно так работало, но по акустическим характеристикам похоже на функционирование какого-то источника связи, причём очень старого.

— И?

-Такое впечатление, что кто-то настраивает старое радио на нужную частоту.

К диалогу подключилась Мама:

— Источник звука находится в вентиляционной шахте над биолабораторией.

Люди переглянулись.

— Это может шуметь Второй? – спросил Йорген у Мамы, вспомнив про андроида. – Может быть, что он еще жив?

— На мои сигналы Второй не отвечает, — спокойно возразил головной компьютер. – Но я просканирую состояние его внутренних систем.

Интенсивность шипения изменилась. Сперва, оно сделалось немного громче, затем заметно утихло, став еле различимым. Но на количестве пощёлкиваний эти изменения не сказались. В эфире явно появился устойчивый посторонний источник звука.

— Мари, тебе не кажется, что у нас на корабле, последнее время, много всего странного происходит? Я даже не обезьян имею в виду. То свет почему-то гаснет, то какие-то голоса непонятные, а теперь вот …это.

— А вдруг, это всё-таки наш андроид, — с надеждой произнесла женщина.

— Сомневаюсь. Мне кажется, они его так отделали, что он даже починке не подлежит.

В ушах помимо щелчков раздался непонятный звук, отдалённо похожий на тягучий голос:

— Кх-х-х-х… Тх-х-х-х… Кл… Фрх-х-х-х…

— Капитан, — громко позвала Мама.

От её голоса и Мари, и Йорген резко вздрогнули.

— Что? – со злобой спросил мужчина.

— На мои запросы Второй не ответил.

— Ладно, — отмахнулся Йорген. – Я вобщем-то и не надеялся.

— Но несмотря на это, — продолжила неожиданно Мама, — он не прекращает функционировать. От него в нашу электронную базу данных сейчас поступают постоянные запросы.

— Так он всё-таки живой? – не поняла Мари. – Он просит помощи?

— Нет. От Второго поступают запросы технического характера.

Йорген при этих словах подобрался, как гепард перед прыжком:

— И что же он спрашивает?

— Он полностью сканирует планировку инженерных коммуникаций нашего транспорта, расположение определённых помещений, а также интересуется способом управления судном.

— Отключи его от доступа, — побледнев крикнул Йорген. – Быстро!

Затем мужчина повернулся к Мари:

— Я иду в шахту. Сделай всё, чтобы мартышки начали гнить, как можно быстрее.

Он уже сделал широкий шаг к двери, когда женщина неожиданно мягко взяла его за руку:

— Я постараюсь, капитан, — и в её голосе зазвучали слёзы. — Только уж ты тоже постарайся остаться там целым. Ладно? А то я совсем не хочу продолжать воевать с этой нежитью в одиночку…

Похожие статьи:

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]