Клининг
Да он же меня изнасилует… если не хуже…
Дана еще раз оглядела мрачный дом – он казался огромным, лестницы вели и вели куда-то наверх, сквозь темные окна еле-еле проклевывался свет. Снаружи большой дом казался неприступным бункером, внутри – холодной гробницей с множеством дверей, за каждой из которых как будто притаилась мумия.
Дана еще раз нехотя позвонила в колокольчик: должен же кто-нибудь прийти…
Ловушка, не иначе… вот так вызывают девушку, вроде как на работу, а сами…
Дана не успела додумать, массивная дверь отворилась, выпуская крепкого мужлана: грубые черты делали его похожим на охранника, строгий костюм и еще что-то – неуловимое, — выдавало в нем хозяина дома.
— А, кошенька, пришла, моя хорошая… — рассеянно протянул хозяин. Дана огляделась, ища кошку, никакой кошки не было, кажется, «кошенька» было адресовано ей, Дане.
— З-здравствуйте.
— Привет и ты, коли не шутишь… Ну что, что, кошенька, мыть-чистить пришла?
— Мыть-чистить.
— Это хорошо… нам такие нужны… нам такие ой как нужны… ну смотри, кошенька… айда…
Запрет меня где-нибудь… и поминай, как звали.
Еще одна тяжелая дверь отворилась, Дана так и ждала, что за ней появится саркофаг или сокровищница. Сейчас отправит отмывать саркофаги или вытирать пыль с большого сфинкса. Ничего не было, Дана оказалась в просторном кабинете, зарешеченные окна делали его похожим на тюрьму. Хозяин щелкнул замком, вытаскивая из сейфа пачки банкнот.
— Вот значит, кошенька… ты у нас моешь-чистишь?
— Мою-чищу.
— Ну вот, кошенька, денежки помыть надо. Гляди, какие чумазые, в грязи все… а ты их мне и отмоешь, верно, кошенька?
— В-верно.
— Ну, что так несмело? Ты давай как на тренингах, я смогу, я сумею, у меня все получится. Давай, кошенька, сделаешь, щедро награжу, за ценой не постою…
Он исчез – так же внезапно, как и появился, чуть погодя за окном зашуршали шины, Дана осталась наедине с пачками банкнот на столе, перемазанными чем-то липким, мерзким…
В дерьме он их, что ли, извалял? Да вроде бы не похоже…
Дана осторожно раскрыла одну из пачек, начала скрести банкноту щеточкой. Банкнота не поддавалась, щеточку приходилось сбрызгивать теплой водой, присыпать бумагу порошком.
Где-то говорили, бумаги оттирать надо хлебом…свет, что ли, зажечь…
На четвертой пачке Дана поняла, что так продолжаться не может, что-то оттирается, что-то остается на купюре. Огляделась в поисках выключателя, комната не хотела показывать выключатель, прятала, стены наползали друг на друга, углы затаились за шкафами, комната будто подглядывала за Даной из всех щелей. Наконец, за массивным креслом мелькнул белый прямоугольник…
— Не положено.
— А? – Дана отдернула руку.
— Свет… не положено. Так оттирайте.
Только сейчас Дана увидела его – спрятавшегося в комнате еще лучше, чем выключатель. А вроде бы и не прятался, вот он стоит у двери, безликий, в черном, кобура на поясе, бейджик, охранное агентство такое-то, ваше спокойствие – наша работа…
Дана почувствовала, что краснеет.
Не доверяет мне хозяин, поставил сюда этого истукана… Да с чего бы он мне доверял, что я ему, лучшая подруга, что ли?
Отмывать деньги под суровым взглядом охранника оказалось сложновато, руки дрожали, не слушались, банкноты выпархивали из пальцев. Но мало-помалу Дана забыла про человека, стоящего у двери, будто и не было там никакого человека, да и он сам про себя как будто забыл…
Как вошел хозяин, Дана тоже не заметила, спохватилась, когда он уже стоял возле стола, крутил в пальцах отмытую купюру.
— А ничего, кошенька, хорошо потрудилась… ценю. Да оставь, оставь ты их, тут работы-то до хрена, и на завтра еще, и лет на двадцать вперед… без работы ты у меня, кошенька, не останешься… на вот, держи, — в руку Даны легли несколько банкнот, — купи себе чего-нибудь, а то агентство ваше клининговое не больно-то людей жалует… проводи кошеньку, что стоишь…
Охранник отлепился от стены, поплыл по коридору чуть позади Даны, как по воздуху идущей к выходу.
Сейчас пристрелит… пулю в затылок и все…
Охранник молча открыл дверь, потом ворота большого дома, Дана выскользнула на улицу, чувствуя, как все дрожит внутри. Надо что-то сказать, попрощаться, что ли… а нет, уже закрыли ворота. Спохватилась, что так и идет, зажав деньги в кулаке, как ребенок…
А ведь щедро дал… черт, никогда у меня такой суммы не было…
Дана юркнула в ближайший магазин, почему-то хотелось потратить хотя бы долларов сто, убедиться, что деньги действительно существуют, не померещились в бреду…
— Вон тот ноутбук… покажите, пожалуйста, — попросила Дана.
Человек за прилавком как-то странно взглянул на банкноты в руках Даны, бормотнул что-то невнятное, исчез за какими-то дверями, больше не появился. Дана шагнула к тоненькой девушке у витрины, девушка шарахнулась от Даны как черт от ладана, бормоча что-то, что сейчас, сейчас принесут…
Да что с ними… думают, что украла я эти деньги, что ли? Очень похоже, сама как из подворотни вылезла, и с огромными деньгами хожу…ничего, приоденусь на тысячи-то долларов, еще посмотрю, как вы на меня посмотрите…
Нет, дело тут нечисто… да как бы оно было чисто, деньги-то грязные, а мне их отмывать надо…
Дана снова оглядела дом, который за ночь, казалось, стал еще огромнее. Как и в прошлый раз, дом казался пустым, а за каждой дверью будто бы притаились мумии.
Позвонила в колокольчик, — никто не откликнулся. Оставалось только подняться на третий этаж, к кабинету, может, ее ждут уже там… Безликий охранник встретил у входа в кабинет, открыл дверь. Широкий стол уже усеивали пачки банкнот, замызганных, заляпанных незнамо чем.
Чем он их так испачкал… в болоте извалял, что ли… Очень похоже… Вот так ехал инкассатор с деньгами, и ба-бах, в болото…
Дана хихикнула, тут же густо покраснела, хихикать под суровым взглядом охранника было как-то неловко.
Что он теперь подумает… решит, что дурочка какая-нибудь, умные-то все по офисам сидят, а в уборщицы вот таких набирают… которые хихичут невпопад…
Денег было много, сегодня даже слишком много, только теперь Дана поняла, что работы и правда не на день, не на два – на месяцы, если не на года. На этот раз отмывать деньги было сложнее, банкноты рвались с жалобным шуршанием, не отмывались, темные пятна упорно сидели на пейзажах Ярославля и портретах Бенджамина Франклина. Иногда купюра вроде бы отмывалась, но от этого вроде бы становилось совсем не по себе, хотелось поднести к свету, которого не было, посмотреть – и так, и эдак, да точно ли чистые, а то придет хозяин, захлопает крыльями, ну, кошенька, что же небрежно-то так?
Дана щелкнула выключателем…
— Не положено.
— А?
— Свет… не по-ло-же-но.
Дана тут же снова нажала на кнопку, комната погрузилась в темноту, но какого-то короткого мига оказалось достаточно, чтобы увидеть, в чем были перемазаны деньги…
Боже мой… что я делаю-то… и что он делает, хозяин этот… Вот теперь его посадят, и меня вместе с ним…
Только сейчас стало по-настоящему страшно, — в доме, не похожем на дом, с человеком, не похожим на человека. Банкноты шуршали, вырывались из рук, как будто не хотели чиститься…
— А вы здесь… давно работаете?
— Что? — ни один мускул не дрогнул на лице охранника.
— Давно, говорю, работаете?
— Давно.
— Прилично-то хоть платит?
— Что?
— Прилично, говорю, хозяин платит?
— Да.
Не хочешь говорить… вижу, что не хочешь, все равно тебя разговорю… Только бы разрушить эту мертвую тишину… как в склепе, ей-богу…
Банкноты приплясывали, вырывались из рук. Их было много, слишком много, и то, в чем они были перемазаны… Дана старалась об этом не думать.
— Перекусить-то у вас здесь можно?
— Там… на столике, — безликий человек кивнул в сторону стола с чайником и какой-то простенькой снедью.
— А вы, что же?
— Что?
— Компанию не составите?
— Нет.
Наше дело предложить, ваше дело отказаться…
Есть не хотелось – рядом с этим холодным взглядом, рядом с деньгами, перемазанными… нет, не думать. Дана с трудом затолкала в себя кофе, выплеснула на фартук, охранник у двери не шелохнулся.
Нечего рассиживаться… чистить, чистить… заработаю хоть тысяч сто, там можно и свалить отсюда… где еще такие деньги отломятся…
— Ну что, кошенька? — хозяин ворвался в комнату, веселый, счастливый, как с праздника, — Ой, молодец какая… Руки-то золотые, ты смотри, а? Ну, кошенька, ты у меня миллионершей будешь такими-то трудами… Ты смотри, завтра снова жду, а то работы у нас тут до хрена и больше. Вишь? Хотел толпу народа нанять, потом думаю кой черт, тут одна такая кошенька за всех управится… Держи, держи за труды, молодец…
Оказавшись на улице, Дана зацокала в сторону магазинов, на этот раз бережно припрятала деньги в сумочке, чтобы не пугать людей.
— Ноутбук, пожалуйста, покажите…
— Сию минуту… очень хороший выбор, последняя модель… вот, посмотрите, память четыре гига, два ядра, четыре потока, расширение…
Дана кивала и улыбалась, деньги как будто обжигали правый бок сквозь сумочку.
— Гарантия есть… офисные программы ставить будете?
— Обязательно.
— За все про все сорок восемь тысяч, еще карточку вам подарочную оформим, следующая покупка со скидкой пойдет… — девушка заливалась соловьем.
Повисла пауза. Нужно было достать деньги, расплатиться, и как трудно было это сделать…
— В-вот, — Дана беспомощно вытащила банкноты с Ярославлем: отмывала-отмывала, а все равно видно, чем деньги испачканы…
— О-ох, — продавщица посмотрела на банкноту, побледнела.
— Вы обязаны… принять, — не выдержала Дана, — вон, в банк любой зайдите, посмотрите, деньги с такими повреждениями обязаны принимать в оборот… там табличка висит в банке…
— Обязаны, обязаны, — закивала продавщица, — что с вами поделаешь…
Дана снова почувствовала, что краснеет. Хотелось спрятать эти деньги как можно быстрее, чего ради она их подносит к свету, вертит то так то эдак… Ясно же, что не фальшивые, только…
Только вот отмывала-отмывала, а кровь на них все равно видно… кровь, это же органика, четвертая степень загрязнения, не отмывается…
…Ладно, людям еще и не так деньги достаются… отец в сорок лет от рака сгорел, по шахтам шарился… якобы, уголь они там добывали, да какой, к чертовой матери, уголь, уран голимый… мать за этого дядю Сережу тоже не по любви выскочила, чтобы нас, свиристелок, прокормить… Сеструха…
Дана подумала, чем зарабатывает сеструха, поежилась, как представила себе ее сейчас на каком-нибудь новогоднем корпоративе, в костюме снегурки, шубейка чуть прикрывает стройные ножки…
Так что это все еще ничего… жить можно… Я же вообще думала, ему не уборщица, ему девочка нужна… А тут все честь по чести… и охранник нормальный…
Дана снова наклонилась над столом, вытирая деньги, присыпая порошочком, сбрызгивая водой. Деньги не слушались, не оттирались, пятна крови как будто становились еще ярче.
Ничего… триста тысяч – и долой отсюда, главное, первый взнос за квартиру сделать…
Пятна крови расплывались по банкнотам, черные кровавые струйки скользили в тазик с водой.
Да что с ними сегодня… с ума я, что ли, сошла…
Дане показалось, что она и вправду сошла с ума – кровь капала и капала с банкноты, банкнота таяла в руках Даны, все больше, сильнее, вот уже исчез портрет Франклина, дотлевал Белый Дом… Дана растерянно смотрела на пустые пальцы, залитые кровью.
Черт.
Взялась за следующую банкноту, терла осторожно, бережно, щеточкой, порошочком… банкнота шелохнулась, потекла в тазик кровавыми каплями…
Дана зажала рот рукой: деньги таяли, тихонько, медленно – но таяли, стекали и стекали в тазик, кровавой лужей разливались по столу…
Рука сама потянулась к телефону, клавиши скользили под кровавым пальцами, номер хозяина никак не хотел высвечиваться… да и хозяин сейчас на какой-нибудь деловой встрече, что ему до какой-то там Даны…
— Слушаю.
— Алло, я… — Дана попыталась вспомнить его имя, не смогла, — у меня тут проблемы… деньги… тают.
— Это с ними бывает, деньги, кошенька, они всегда тают… не успеешь оглянуться, их нет уже…
— Да нет… утекают деньги…
— И это тоже с ними бывает. Деньги-то они, кошенька, на месте не стоят, раз – и утекли.
— Да…
Дана не успела договорить, жесткая рука выхватила телефон, грохнула его о стену.
— У тебя что, девка, башки на голове нет, Даша, или как там тебя?
— Дана…
— Дана… да хоть знаешь, что он теперь с тобой сделает?
Дана не верила себе: охранник стоял перед ней, злой, взъерошенный, никак не думала, что он может злиться, вообще может что-то чувствовать…
— Другие-то поумнее тебя были… как деньги потекут, они сразу раз – исчезали… сбегали отсюда на фиг… На хрена ты ему позвонила, припрется же сейчас сюда, бегемотище долбанный…
— А что… что делать?
— Что делать, снимать штаны и бегать… Бежать отсюда, вот что делать… он же сколько людей сюда нанимал деньги отмывать, и где они теперь, эти люди? Один на дне Волги рыбок кормит, еще одна такая вот там, в поле зарыта, одну вообще на свалку снес, бомжам на радость, они с нее цепочки-сережки поснимали… Ну что стоишь, кого ждешь… айда… да не бери ты с собой деньги эти, видишь же, кровью текут…
Дана бросилась за охранником вниз по лестнице, по каким-то потайным ходам, вынырнула в гараже возле плохонького жигуленка, явно не хозяйского.
— Садись, барышня, что стоишь…
— А… вы?
— А что я, и я с тобой… мне-то помирать неохота, а тебя упустил, так и меня теперь к стенке припрут…
Жигуленок сорвался с места, понесся по улицам, вспугивая голубей…
— Так эти деньги… они все в крови были…
— Да не в крови они были… не поняла, что ли? Эти деньги, они кровью и были… Думаешь, из чего хозяин деньги делает, что их у него до хрена и больше? Вот из этого самого… из кровушки… из народа кровушку пьет, потом отмывает чужими руками… из работяг кровушку…
Дана вспомнила отца, поежилась, придвинулась к жесткому плечу в форме. Тяжелая рука охранника легла ей на плечи.
— Меня Виктором зовут, — шепнул он…
2012 г.
