Фамильяр

   ***

   Ночь стояла темная и беспросветная. Ветер гонял мусор и две покачивающиеся в неясном свете фонаря фигуры по пустому кладбищу. Склепы были все на одно лицо.

   — Это засада, — шептала одна фигура темноте, которая плелась за ней, проклиная все на свете.

   — Ищите, Авва, ищите, — отвечала уныло темнота.

   — Это она, — прошептала вдруг первая так, как если бы одинокий путник в океане увидел вдалеке землю обетованную.

   Земля обетованная, точка отсчета, апекс профессора Преображенского и его ассистентки Аввы была перед ними.

   Но каменную плиту склепа старейшей семьи фамильяров тускло освещал чей-то хищный жёлтый зрачок.

   — Профессор, за нами следят! — заскулила Авва.

   — Копайте, Авва, копайте, — флегматично заметил профессор, — это всего лишь луна.

   — Но...

   — Она с нами, Авва...

   — А-а, ну так это же меняет дело, профессор.

   Большие и добрые руки Аввы заработали с удвоенной силой.

   Могила младшего фамильяра была вскрыта утром. Солнце бледно отсвечивало на камнях крылатого памятника. Распахнув объятия, каменный безмолвный фамильяр пучился на свои останки.

   — Какой прекрасный материал, Авва, — шептал Преображенский.

   — Что вы сказали, профессор? — Аввин широкий зад внимательно торчал из склепа.

   — Работайте, работайте, Авва, — поморщился доктор.

   Авва обрабатывала место. Она привыкла ничего после себя не оставлять. Ведь она была дипломированная хирургическая сестра.

   — Ух, всё! — появилось её довольное лицо и подозрительно покосилось на солнце, — этот тоже с нами?

   — С нами, Авва, с нами, — устало бормотал Преображенский, заворачивая материал в тряпицу, — пойдемте домой. И баиньки. А завтра...

   Авва трусила за профессором, согнувшись под старым позеленевшим канделябром, с двумя погнутыми вилками, оставшимися от интеллигентного розлива бомжей, обитавших в склепе прошлой зимой, и куском когда-то алого бархату, вытянутого из могилки маленького, тщедушного отпрыска известной в свое время семьи. "Атлас состирнуть, стерилизовать, вилочки чудные — в приданое дочуре...", — мысли Аввы сонно плелись за ней, отставая и путаясь...

   ***

   Пирсинг я сделать хотел давно. А объявление "Клиника профессора Преображенского. Делаем всё." поставило в этом моём желании жирную точку. Решено.

   Над моей нерешительностью и так потешается весь отдел, где у каждого уже есть собачка или там кошечка, например. У кого на плече, у кого в пупке, подмышкой у Профитроля живет таракан… А что, простенько и со вкусом.

   Получив прайс-лист, недолго думая, а теперь я знаю, что этого делать таким образом нельзя, я ткнул пальцем в строку со словом пирсинг и утвердительно кивнул головой.

   — Вы уверены? Это прекрасный выбор, неизбито и к тому же масса новых впечатлений, я вам по-хорошему завидую, — профессор многозначительно посмотрел на меня поверх очков.

   — Да, конечно. Неизбито… это хорошо. Как раз то, что нужно, — мне было лениво отвечать на все его расспросы, доктора всегда слишком много спрашивают, однако, всё сводится к банальному "с кем спите".

   К тому же я представил, как вытянется физиономия Профитроля с его тараканом.

   Профессор встал и кивнул:

   — Пройдемте, это будет не больно и быстро. Маленький укольчик. Где будем делать? Я бы предложил в плечо. Сейчас это модно.

   — Э-э, согласен, — вякнула жертва моды в моём лице и отключилась...

   Оттянув верхнее веко, профессор заглядывал в мой глаз.

   — Ну-с, голубчик? Пора, пора, чего это вы тут, никак спать собрались? У нас обед.

   Ассистентка деловито гремела кастрюлей, разливала черпальником суп, я же валялся на диванчике в прихожей перед дверью в столовую.

   — До свидания, приходите ещё.

   Говорил профессор, а сам клеил объявление: "Профессор в отпуске до рождества."

   Выполз я на улицу в премерзком состоянии. Моё позеленевшее лицо в витрине соседнего супермаркета не доставило мне никакого удовольствия. "Если будет и дальше так продолжаться, разнесу эту клинику вместе с профессором ко все чертям, — но вспомнив объявление, поморщился, — вот влип… "

   Через месяц пирсинг проклюнулся. Всё было бы ничего, только жрать я стал всякую пакость навроде лягушек и трюфелей. Ничего так, конечно, но неожиданно, я бы сказал.

   Существо тихо копошилось на плече, вело свою какую-то там жизнь, не доставляя мне никаких хлопот. Собственно, мне так и рассказывали, что пирсинги хороши тем, что их ни гулять, ни кормить не надо. Сидит такая бородавка и всё.

   Сейчас я подумываю, а надо ли оно мне было? Но у Профитроля — таракан, у Веруньки — кошечка мурлычет на плече, а я что — придурок, что у меня никого нет?

   Через пару месяцев новый жилец освоился, стал крылышки расправлять, драконья морда выглядывала рядом со мной в зеркале, и я всерьез задумался: "А кого, собственно, подсадил мне профессор Как его там?"

   Когда же однажды голос проскрипел недовольно:

   — Мне этого пойла дай-ка...

   Я поперхнулся. Но стакан с пивом протянул. Вылакав его до дна, пирсинг отрубился, и я испугался: "Помер".

   Но младенчик затянул вдруг визгливо:

   " Im Flecken Sans — ob seit langem, vor kurzem -

   In den Lumpen beklagenswert ging er..."

   Из чего я сделал вывод, что моя бородавка немецкого происхождения.

   Он ещё долго буянил, вертелся и просил налить пойла. "Да ты, брат, алкоголик знатный походу… ", — тоскливо раздумывал я, глядя в зеркало.

   Хитрая драконья морда пьяно икала и подрёмывала у меня на плече...

   Лето было жаркое. В офисах к концу недели народ уже вскипал. И в пятницу все собрались к Профитролю на дачу повисеть. Там же я собирался произвести фурор. К этому времени я уже был извещен своим пирсингом, что он из старинной немецкой семьи фамильяров. На мой очумелый взгляд он с достоинством пояснил:

   — Фамильяры — надежные спутники и помощники.

   Мне показалось, что он о чем-то умолчал, но на мой нервный вскрик:

   — Говори всё, как есть, гад!

   Он честно выпучил глаза:

   — Как на духу! Я те отвечччаю!

   К этому моменту он уже излазил весь инет, пока я корпел над заданием шефа. Я всё никак не мог понять, как пирсингу это удается, но видя перед собой мелькающие страницы, понял — дело ясное, что дело тёмное. Или это все пирсинги такие?..

   На даче у Профитроля, разоблачившись у бассейна, я со своим фамильяром произвел неизгладимое впечатление на всех дам.

   — Ой, какая гадость! — завопила Майка, прыгая и хлопая в ладоши.

   — Ты такой, придурок, Костик! — взвизгнула Леся из второго отдела. — Просто прелесть какая-то!

   — Костян, — выпучился на фамильяра Профитроль, — ну ты жжёшь!

   Пирсинг нежился в лучах славы. Дракончик куражился перед публикой, а девчонки чесали ему шершавую спинку, колючий гребень на голове.

   — Да он у тебя крутой парень… с ирокезом! — ржал Борода, тряся жиденькой косицей на подбородке.

   Пирсинг мой ухватился цепкими лапами за косицу. Мы кое-как спасли Бороду от депиляции в обмен на стакан пива. И на некоторое время забыли про фамильяра, который, воинственно расправив гребень, на некоторое время ушёл в астрал...

   Уже в сумерках, Лерочка, подружка Майки, сидевшая у меня на коленках, сладко бормотала мне на ухо:

   — А фамильяры, Костик, между прочим, могут своего хозяина сделать богатым...

   Однако я её уже слышал не отчетливо. Похоже, вслед за пьяным пирсингом я плавно перемещался в астрал или день был жаркий, но руки и мысли путались, а Лерочке это, похоже, нравилось и она хихикала...

   А ещё через три месяца меня выгнали с работы. Сказали, что в конторе дресс-код. А с такими когтями и с двумя кожистыми опахалами за спиной — никак низзя.

   Гребень на голове я ещё худо-бедно плавательной шапочкой маскировал, а вот с ногами — беда. Четыре пальца, из которых один торчал назад, входили только в сланцы сорок последнего размера. А на дворе октябрь уж.

   Пирсинг же мой женился на Лерочке. Но я подозреваю, что ни тот, ни другой себе отчетливо не представляют, что это такое. Так и живём — сущий бедлам.

   Одно радует, скоро профессор Преображенский из отпуска возвращается. Я на его крыше гнездо свил. Базуку приобрёл на чёрном рынке. В прописке, в графе национальность указал — жертва ГМО.

   Пирсинг же ругается — у него насморк, он существо теплолюбивое, избалованное, младшенький в семье и прочее. А кому сейчас легко, говорю ему, брат? Но за пирсинга переживаю...