Dream on

Мечтай!

Давай, иди сюда, купайся в отраженном от стекла и зеркал свете, вышагивай по улицам со стройной толпой, смотри, любу йся, задыхайся, восторгайся, упивайся этим раем!

Это же та-ак, здорово, правда?

Это же наше светлое настоящее, о котором мечтали поколения.

Это же чудо!

Нет преступности.

Нет бедности.

Нет уродств и болезней.

Нет ни единой тени, вокруг только свет и чистота.

Здесь их нет. Ни пятнышка.

Их нет — здесь.

А под ногами, всего пара метров стали и бетона...

Помечтай.

Помечтай.

Помечтай...

Если долго глядеть из окна, начинают болеть глаза. Это я еще давно заметил.

Свето-стеклянное великолепие приобретает красоту, когда солнце у горизонта. Утром — город нежен, ласков, пропитан палево-пастельной свежестью, и отчего-то он напоминает мне розовощекого младенца, распахнувшего голубые ясные глаза. Вечером красноватые, янтарные и ярко-алые усталые отблески и искры, бегущие по стеклам домов, и это пылающее сияние отовсюду, от всех поверхностей, разлитое в воздухе, перехватывают дыхание и заставляют бежать, бежать и оглядываться, пока не утонул, пока не накрыло с головой.

В такие моменты я его почти люблю.

Днем — от света невозможно укрыться, ни единого темного пятнышка, куда можно бросить усталый взгляд. Город, эта белая плитка под ногами, эти стекла и зеркала на каждом небоскребе, сверху донизу, напоминает мне сияющего воина в белых латах. Столь же чистого и правильного, сколь экзальтированного и безмозглого.

И, стоит только оступиться, его карающий огненный меч тут же обрушится сверху.

Нет, не так.

Ты сам сделаешь себе харакири этим мечом.

Мою квартиру забрали и отдали кому-то еще тогда, поэтому теперь я живу в свежевыданной, еще пока чужой. Тут нет моей личности, и вряд ли она успеет появиться, но плотные жалюзи я повесил первым делом.

Хоть так прятаться от этого света. Глаза болят.

В первые недели я должен посещать так называемый кружок реабилитации и искать работу, только чхать я хотел на это дерьмо.

Стать образцовым законопослушным гражданином?

Идите нахер.

Я буду строить планы коварных страшных злодейств прямо посередь бела дня.

Жалюзи все-таки стоит закрыть. Харакири — это больно.

А пока я провожу лезвием нового, острого как лист бумаги кухонного ножа по точилке, оставляя на камне железную пыль и эту самую остроту.

Мне случайности не нужны.

Странно меняется восприятие после посещения ужасного старого мира.

Наш, прекрасный новый, кажется живущему в нем от рождения гражданину раем — не на земле, чуть выше. Совершенная утопия, поднявшаяся над предрассудками и анархией прошлого общества. Во всех смыслах. И попирающая пятой к тому же.

Там, в Нижнем Городе, освещаемом полчищами цветастых неоновых вывесок, город верхний ощущается как гора, нависшая над головой и готовая придавить в любую минуту. И совершенно не хочется глядеть наверх, потому что знаешь, что увидишь — шершаво-бурый потолок где-то там, далеко, а через пару метров камня — там ходят строем и щурят глаза от нестерпимо яркого отраженного света.

Иногда приходит жутковатое ощущение, что ты уже умер и находишься в аду. Правда, его создатели, кажется, немного просчитались.

Сейчас, вернувшись наверх, ловя повсюду косые взгляды, чувствуя неприязнь и отчуждение, я мечтаю вернуться обратно. Каждый шаг по белой мостовой кажется шагом по чьей-то голове из тех, что там, внизу. И постоянно, все время хочется оказаться в своей новой чужой квартире, на тридцать втором этаже, подальше от белой плитки, белого света и всех тех, кто старается поскорее отвернуться.

Город меня не принял. Отторгает, как чужеродное тело.

На шее, под левым ухом, вытатуирован огромный штрих-код. Если бы мне не осточертело, я бы непременно отрастил волосы и всю оставшуюся жизнь прятал его.

А там, внизу, его можно носить даже с гордостью.

За пазухой аккуратно спрятан нож — его легко можно пронести куда угодно. Внизу все напичкано сенсорами, всюду бродят полицаи и головорезы, а тут...

Право, дети невинные.

Никому из них даже в голову не придет ударить другого, ни один не подумает: «А не преступник ли часом тот мужик? Не собрался ли он искромсать меня кухонным ножом, как цыпленка?»

Правительственная программа сделала свое дело. И на редкость качественно, скажу я. Этот новый мир действительно прекрасен.

Только я ему уже не нужен.

А он — мне.

Перед дверью начальника отдела реабилитации и устройства помилованных никогда нет очередей.

Мало кто возвращается обратно. И не помогают сотни листовок, рассылаемых по Нижнему городу ежемесячно, — никто не рвется назад. Все понимают, что увидят здесь.

И как их на самом деле будут встречать.

А я вот не понимал.

Потому что даже помилованные, вернувшиеся, даже с обновленной программой в чипе мы — социально опасные элементы. Смогли раз — сможем снова.

И нас боятся.

— Гражданин, вы невежливы, — служащая пытается возмутиться, когда я скидываю ее ладонь с ручки двери. Прижимаю к стенке и слегка царапаю острым кончиком ножа красивую шейку.

— Уйди.

Она, дрожащая, с ошарашенно-напуганным лицом убегает, стоит мне ее отпустить. Кажется, я перестарался с устрашением, но для первого раза неплохо.

Быть может, у меня даже есть будущее в криминале?

— Гражданин, дождитесь вызова, пожалуйста, — тучный мужчина привстает, слегка улыбается мне. Захлопываю дверь, секунду размышляю — закрывать ли на ключ, демонстративно достаю из-за спины нож. Улыбка на лице толстяка плавится, перетекает в гримасу ужаса.

Дьявол, а я ведь даже не придумал, зачем пришел!

— Вы… чем-то недовольны? — опасливо спрашивает толстяк. Я ему за это даже благодарен.

— Ага, — стараюсь говорить нагло, усаживаясь в кресло для посетителей. Толстяк остается стоять. — Плохо работаете, гражданин.

По позвоночнику пробегает слабый разряд. Предупреждение. Чхать я хотел. Толстяк, будто почуяв, потирает ладонью собственный затылок, куда вделан чип. А вот устройства выхода я у него не заметил.

— Ч-что...

— Ну, — начинаю я, крутя в руках ножик, — не справляется ваш хваленый отдел. Не любит меня общество. Я для них все еще социально опасный элемент.

Толстяк приоткрывает рот, но тут же его захлопывает. Правильно, социально опасных элементов злить не стоит. Особенно напоминаниями о том, что они и есть социально опасные элементы.

За дверью что-то стукнуло. Наверное, та женщина рассказала другим, что я явился.

Тем лучше.

Ощущая, что меня начинает заносить, встаю с кресла и, подмигнув толстяку, распахиваю дверь. Стоящая в коридоре толпа прянет назад.

— Что? — улыбаюсь безумно. — Пришли на дикаря полюбоваться?

Люди отходят дальше, шепчутся, сжимаются. Боятся.

Это даже забавно.

Невинные агнцы, не видевшие в своей жизни насилия, ни разу не сказавшие грубого слова, впервые столкнулись с опасностью.

И они совершенно растеряны.

— Сгиньте, — бросаю я, картинно подкидывая нож в руке. Люди пятятся...

— Бросить оружие!

Черт.

Из бокового коридора бегут полицаи. Их на весь город — штук двадцать, и нужны они едва ли раз в год — как раз для таких, как я. Если чип до этого не велит такому, как я, сдаться и повиниться самостоятельно.

Иллюзия свободы воли. Хочешь — преступи закон, не хочешь — не преступай, но признаться в содеянном ты будешь обязан. Сам решишь и сам пойдешь. Глупая химия тела.

Полицаи, хотя и немногочисленные и незакаленные, обучены и вооружены хорошо. У каждого по дубинке и щиту, а двое или трое из тех, что позади, держат в руках пистолет. И их много.

Мне это не нравится.

Совсем не нравится.

Перехватываю нож и ныряю обратно в кабинет, откуда с безопасного расстояния наблюдает за происходящим толстяк. Выволакиваю его ближе к выходу, но в проеме показывается полиция. Толстяк молотит руками по воздуху, пытается вырваться — бью под коленки, он падает на пол.

— Брось оружие, — повторяет полицейский. У меня начинает дергаться глаз.

— Дайте уйти.

Молчание.

Да забирайте ради бога, сошлите вниз! Я не собираюсь никого убивать, мне не хочется умирать самому.

Толстяк вертит головой, пытается встать, бормочет что-то. Он, похоже, не осознает, что я могу легко перерезать ему горло, у него в голове не укладывается такая дикость.

— Гражданин, выпустите меня...

— Сиди смирно.

— Гражданин...

Бью с размаху рукояткой ножа. Толстяк воет, плюется осколками зубов, пытается утереть окровавленный рот. Наклоняюсь ближе, шиплю:

— Дернешься еще — убью.

Затихает. Меня трясет.

Замечаю, что полицаи медленно подбираются ближе. Хватаю со стола, что попалось — ножницы — кидаю в ближайшего. Ножницы рикошетят от щита куда-то в пол.

Задние вскидывают пистолеты.

У меня начинается паника.

Выжить.

Уйти.

Выжить...

По позвоночнику разряд. Второе предупреждение.

Это меня отрезвляет.

Закончить этот фарс, пока есть время, пока я еще могу делать что-то самостоятельно, пока в гормональный фон не вмешался чип. Полицай делает осторожный шаг. Сжимаю горло толстяка.

— Что вам нужно? — говорит полицейский. Отнимаю нож от горла толстяка и указываю кончиком на собственную шею.

— Порядки смените, — бросаю я. — Видите? Вы меня помиловали. Но из-за этой… — ругань они не поймут, — штуки я не могу жить нормально!

— Код необходим, чтобы мы могли наблюдать за гражданами и...

— И чтобы остальные видели, что я преступник, да? Они и видят! И относятся ко мне так же. Как к преступнику относятся. Вы просто на корню изничтожаете все возможности жить нормально после ссылки...

Заканчивать.

Отпрянуть от толстяка, театрально бросить нож — «о боже, что я сделал». Полицаи чуть расслабляются, заготовленные ответы уже забыты. Хватаю со стола толстяка, уже поднявшегося с колен, пачку листовок. Около пяти сотен — на это в Нижнем городе можно жить пару месяцев. Знали бы чиновники, как используются их старания в Нижнем...

А пока пусть думают, что… наверное, что я собрался раздавать их лично?

— Я… пропустите, — бормочу, протискиваясь к выходу и прижимая к себе листовки. — Я… признаюсь… напишу...

Пропускают без проблем. Видимо, считают, что задачу свою выполнили.

Я свою выполнил точно.

Иду по коридорам в отдел правопорядка. Что меня ждет? Допрос, возможно. Напишу признание, покаюсь.

И меня сошлют вниз.

Кто знает, как меня примут там? Как нарушившего местные законы? Или как героя-патриота, вернувшегося из рая обратно?

Неважно.

Там я смогу жить.

Прекрасный новый мир бесспорно прекрасен...

Когда рад тебе.

Похожие статьи:

Рассказы → Клиника нового поколения

Рассказы → Все гениальное… или главный вопрос (социально-утопическая миниатюра)

Рассказы → Лунный синдром

Рассказы → Герострат из Клинсити

Статьи → ВЕДЬ МОЖЕТ ТАКОЕ ПРОИЗОЙТИ В 2022?