Больше жизни.
Старик.
Он встал в шесть утра. Как всегда. Не в шесть тридцать и не в шесть тридцать пять. Именно в шесть. Секунда в секунду, стрелка в стрелку. Уселся на краю высокой кровати, сутулый и старый. Поразмыслил мгновение, свесив босые ноги на пол, поборол сладостное желание укутаться в теплое одеяло, зевнул и улыбнулся во все двадцать два зуба. Сколько осталось. Наконец выпрямился, потянулся худенькими руками к небу и сорвал вязаный чепчик с головы, взъерошив скудные серебряные волосы на блестящей лысине. Ну, тебя! Прячься под подушку. Ночью свидимся.
Старые протертые тапки, одного возраста с хозяином, с крючка — холодный халат теплого бежевого цвета. На рукаве несколько заплаток, да и те поросли густой бахромой. Скоро новые пришивать. Подпоясался по-царски, зевнул еще раз и мелкими шаркающими шажками двинулся умываться.
Мыло с чабрецом пахло сладко и терпко. Вчера оно пахло точно так же. Как и позавчера, и за месяц до сегодняшнего утра. Привычка — страшная сила. Из года в год мыло с чабрецом. Серо-фиолетовые сухие соцветия, как мелкие обездвиженные мошки, в круглом куске смотрелись инородными вкраплениями. Так прищуришься искоса — точно Луна, только маленькая, совсем игрушечная, вся в ладошку умещается.
Грубое льняное полотенце пробежалось по лицу, собрав лишние зазевавшиеся капли с усов и бороды. Бриться он перестал давным-давно. Смысла в ежедневном сражении с природой нет. Глянешь на морщинистые слабеющие руки, и ясно без слов, кто победитель, а кто проигравший. Как же он устал.
Выглаженные с вечера брюки висели на стуле, накрахмаленная хрустящая рубашка с высоким многослойным воротником на вешалке чуть поодаль. Начищенные лакированные туфли орехового цвета и твидовый укороченный пиджак без подложенных плечей — по соседству. Разве что, в другом отделе. С удлиненными лацканами и по-молодецки высокой талией. Часы бронзового отлива с незатейливой цепочкой и старые поблекшие запонки — на тумбочке возле кипы мятых бумаг и раскрытой книги. Страница 186, "Эйфория. Рецепт пятый".
Длинный фигурный ключ никак не хотел извлекаться наружу. Брючная подкладка вцепилась в него зубами. Вдоволь наборовшись с настырной тканью, старик удовлетворенно вставил ключ до упора, провернул. С характерным деревянным скрипом дверь отворилась, свежий утренний свет пробрался в тесное помещение, перемешался с темнотой, создав в комнате плотную оранжевую завесу. Предрассветное мягкое настроение. Встревоженная жирная мышь, замешкавшись буквально на секунду, рванула из центра комнаты в щель под шкафом. Попискивая и заметая следы длинным тонким хвостом.
— А, это снова ты, Серая. Доброго тебе утра, — старик кинул миниатюрные кожаные перчатки на стол, искренне улыбнувшись в сторону двустворчатого гиганта, — знакомы с тобой третий год, а ты все стесняешься. Нехорошо так с друзьями.
Длинное пальто и шляпа-котелок уютно устроились за распахнутой створкой. Беззубая расческа из нагрудного кармана пиджака, пара секунд возле помутневшего с годами зеркала, спешный взгляд на часы — пора.
Помогая себе тростью с фигурным резным набалдашником, старик подошел к стене, густо утыканной полками разной длины и высоты. Кажется, их вешали без порядка и разбора. Старые ржавые гвозди и изъеденные короедом вдоль и поперек, они держались на стене каким — то чудом. В самом низу одна пустая, занавески — в разные стороны, внутри лишь сантиметровый слой пыли. Хоть пальцем пиши. Прокашлялся, неуклюже залез на стул и замер.
Стеклянные банки с непонятным мерцающим содержимым прятались за белой тканью, словно за стеной, тесно прижимаясь пузатыми боками, соседка к соседке. Такие разные и одновременно одинаковые. "Печаль", "Радость", "Скука" — эти стоят на разных полках. "Тоска", "Грусть", "Одиночество" — на одной. Пересчитал, взял одну, скрипя суставами слез, достал часы. Без пяти семь.
Деревянные жалюзи на окнах распахнулись веером, колокольчик на двери звонко брякнул. Двусторонняя планка на толстой бечевке не без помощи трясущихся рук развернулась к стеклу надписью "открыто". Сильный ветер остервенело завертел флюгером на резном козырьке дома. Одноэтажное покосившееся здание, втиснутое между двумя громадными кирпичными высотками, очнулось и задышало. Полной грудью. Просыпающееся солнце осветило вывеску над крыльцом. "Чувства и Эмоции".
Добро пожаловать.
Парень.
Спустя два часа колокольчик у входа зазвенел.
— Добрый день, есть кто — нибудь? — молодой мелодичный голос моментально выдернул из дремы. Мягкое кресло в углу комнатушки располагало к хорошему и приятному отдыху. Початая чашка крепкого черного чая успела напрочь остыть, пиала с абрикосовым вареньем покрылась тонкой коркой, а над вазой с печеньем надоедливо жужжала муха.
— Добрый день, юноша. Чем могу Вам помочь? — старик заинтересованно надел очки, жестом приглашая парня на соседнее кресло — близнец. — Присаживайтесь.
— Спасибо, не откажусь, — покраснел немного, вдохнул глубоко, видно, с мыслями собирается.
— Может чаю? — старик на удивление резво поднялся, схватил чашку со стола и, не дождавшись ответа, потопал в каморку.
— Вам с сахаром или без? — из-за стены донесся голос.
— С сахаром, пожалуйста, — такое неожиданное гостеприимство откровенно ошарашило.
— Осторожно, горячий, — чашка ароматного чая с бергамотом приземлилась возле вазы спустя пару минут, — угощайтесь.
— Спасибо, большое! — руки юноши неуверенно потянулись к столу.
— Я Вас слушаю, — старик улыбнулся, уселся удобнее, — только пейте-пейте, продрогли насквозь, трясетесь как осиновый лист. Осень в этом году кусачая, не находите?
— Есть немного… Фух, не знаю даже с чего начать, — снова замялся, — мне хороший друг посоветовал к вам обратиться. Уверял, что только Вы мне способны помочь. Стандартные методы, я Вас уверяю, не сработают, — глотнул, закусил печенькой.
-Продолжайте, — старик всецело окунулся в рассказ.
— Я, конечно, парень не глупый, все — таки пять лет технического вуза за спиной, и в моем возрасте не подобает верить всем этим сказочным штукам, вроде ваших. Но, поверьте, я настолько отчаялся в своих стараниях, что однажды решил "Ааа, нууу его! Попробую. Чем черт не шутит!"
— Поверьте, из него плохой шутник, — старик посмурнел, подтянулся в кресле, — не молчите, продолжайте — продолжайте.
— В общем, где-то полгода назад я познакомился с одной прекрасной девушкой, — парень невольно улыбнулся глазами, — и влюбился. Вот. Просто и банально. Взял и влюбился. Влюбился как малолетний олух! Она меня совсем не знает, разве что каплю. Отношения "привет — пока", не больше, — парень разжался, сидит уже не на краю, жестикулирует местами, — я же просто подойти боюсь, и только! До ужаса боюсь, понимаете? — старик неспешно кивнул. — Соберусь вроде, настроюсь, а как дело — я пас. Десять раз пробовал, и все одно и то же!!! — на эмоциях закончил, почти чай весь проглотил, выдохнул с облегчением и на шкаф уставился.
— Вот собственно и все, помогите, если можете.
— Ну, что ж, сударь, из вашего рассказа я понял только одно, — старик картинно сдвинул очки к концу носа, улыбнулся, — страх и нерешительность — вот ваши главные враги.
-Думаете? — похоже, и парень так считает.
— Наверняка. Я помогу, только ответьте мне на один вопрос.
— Хорошо.
— Только честно, без лукавства, — старик потянулся ложкой к варенью, зацепил засахаренную дольку и отправил в усатый рот. — Вы ее любите?
— Да! — парень ни секунды не колебался. — Больше жизни люблю!
— Ну, что ж, раз говорите, что больше жизни, — старик намеренно процедил последние слова, тщательно разжевывая конфитюр, — тогда ступайте к ней, что со стариком седовласым время теряете. И не бойтесь, подходите решительно и смело.
— Просто взять и подойти? — юноша не понимал в чем подвох, — а как же Ваши чудеса? Я же вроде пришел за одним из них?
— Верно, чудеса, — старик ухмыльнулся, — гляньте-ка на дно кружки. Ну же, смелее, она не укусит.
Парень схватил чашку, чуть не снеся рукавом вазу с печеньем. Завертел в руках.
— А что это за жидкость такая на дне? Я ее выпил что ли? — пулей вскочил с кресла, — что за дрянью вы меня напоили?!
— Не злитесь, молодой человек, вы пришли за помощью, это и есть моя помощь, — опираясь на палочку, аккуратно взял шокированного парня под руку, — пойдемте, я покажу.
На столе за стеной в маленькой каморке стояла пустая вскрытая банка.
— Можете забрать, она мне больше не нужна. Меньше хлама к зиме соберется.
Недоверчиво, но смело, парень потянул банку к себе. Крутанул в руках, отыскал надпись.
— "Энтузиазм", — губы прочли вслух, логическая цепочка замкнулась, и восторженный юноша заверещал, — что я Вам должен? Скажите, я заплачу!
— Ступай, ты уже заплатил.
Окрыленный, но совершенно запутанный, он ступил за порог, закутавшись от холодного ветра в длинное черное пальто. Пальцы уверенно забегали по клавишам телефона:
— Алло, Аня, здравствуй, это Андрей, мы с тобой познакомились полгода назад на свадьбе у Леши. Вспомнила? Да, да, светловолосый такой, высокий! Ты сегодня что делаешь....
Остаток разговора унес ветер. Дверь на пружине захлопнулась, и колокольчик звякнул еще раз. Звякнул и замолк.
— Одна капля в подарок, — плотная резиновая крышка, сопротивляясь в старых руках, налезла на банку. "Надежда". Перламутровое содержимое всколыхнулось и затихло. Спрятанная под столом банка вернулась на полку.
Минутой спустя, из ящика старого письменного стола старик извлек огромную пожелтевшую и потрепанную с краев книгу. Поплевав на худенькие костлявые пальцы, он не спеша отыскал нужную страницу. Внимательно прочел весь список под заголовком "Энтузиазм" и, достав из кармана короткий, вручную заточенный карандаш, филигранно вывел две нехитрые записи. "Дата: 24 октября", "Цена: 1 год".
— Будь счастлив, парень, и прости меня, ради Бога, — взметнув вихрем бумажную пыль, старик захлопнул фолиант. Бережно взял кружку парня со стола и аккуратно перелил оставшуюся на дне жидкость в небольшой сосуд до капли, плотно закрыл пробкой и убрал во внутренний карман пиджака.
— Я иду, любимая.
Лиза.
Лиза. Ее русые волосы пахли свежим собранным чабрецом и абрикосовым вареньем. Ее улыбка источала радость и счастье, ее заразительный детский смех восхищал и подталкивал на сногсшибательные подвиги и поступки. Ее обжигающие поцелуи вселяли чувство безопасности и ни с чем несравнимого ликования. Ах, эти бесконечно нежные руки. Они приводили тело и разум в восторг! Эйфория! Экстаз! Любовь! Жизнь! Она была для него всем. Он жил ею, он жил ради нее! Воздух — без него жилось бы легче!
Страшная авария, разделившая реальность на "до" и "после", безнадежная кома и призрачные шансы на возвращение. Она медленно и неумолимо угасала, а он кусал локти, трезво ощущая свою беспомощность и невыносимое бессилие. Сделка с чертом стала апогеем его отчаянности и безнадежности. Год жизни, которым расплатился сегодня парень, станут для нее спасительными. У нее есть еще один год. А значит и у него.
Если ее не питать — она умрет. Таковы условия. Это его крест, нести который до конца дней. С последним вздохом старика умрет и она. А что Лукавому? Душа, и только.
Засыпая, он привычно зарылся в ее волосы. Как и вчера, и за месяц до сегодняшней ночи. Крупные мужские слезы скатились по щеке на ее грудь. Запахло солью и чабрецом.
Похожие статьи:
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
