Времени на размышления не было - пришлось импровизировать. Я схватил пистолет левой рукой, приставил его ко лбу Василия и чётко и в меру проникновенно произнёс:
- Я тоже её люблю, друг. Это судьба.
[cut=Читать далее...]
Правую руку положил на плечо Марине и сказал:
- Мужайся. Веселье ещё впереди.
Марина вздохнула. Василий открыл рот.
- Нет-нет, Вася, давай без геройства, - сказал я, вдавливая пистолет ему в лоб. - Ты проиграл битву, но не войну. У тебя ещё всё впереди. Встречают по одёжке, провожают в гробу. Не тот журавль, что в небе, а тот, что рядом.
Пока Василий переваривал выжимку из культурного наследия моих детских лет, я попытался привести в чувство Марину и направить её мысли в русло наживы, грабежа и красивой жизни.
- Любимая, нас ждёт тропический рай на двоих, помнишь? Так что давай, перевяжи бойца, пока не истёк кровью. - Я достал из кармана платок и кивнул на валяющиеся обрывки ленты-резинки.
Марина захлопотала над рукой Василия, а я попытался сообразить, что же делать дальше. Оставлять охранника, даже связанным, было нельзя. Мало ли какие нализавшиеся гости его обнаружат, подымут тревогу, а это будет совсем не кстати. Придётся тащить с собой, пока не найдём подходящей "камеры хранения".
- Василий, - сказал я. - Сосредоточься. Шалымова ты не любишь, так?
Вася отрицательно помотал головой.
- Значит, и рисковать своей жизнью за него тебе резона нет.
Вася кивнул.
- Тогда слушайся меня, и останешься в живых. Тебя, конечно, поругают немножко, но у тебя явное ранение от бандитской пули, что означает что?
- Что? - прохрипел охранник.
- Что ты героически сопротивлялся превосходящим силам противника. Что ты был выведен из строя коварным приёмом, ранением в основной орган труда и доблести - руку. Правую, в самую мякоть. Тебе благодарность и премию дадут, а не нагоняй, так?
Вася наморщил лоб в раздумьях.
- Так, - наконец согласился он.
- Вот и ладно. Вставай, пойдём грабить культурные ценности. - И к Марине: - Пошли, дорогая, претворять твой замысел в жизнь. Веди.
Как и я думал, целью нашего путешествия была комната за маленькой дверью центрального зала приёмов. К сожалению, Марина не знала никакого обходного пути, поэтому нам пришлось продефилировать живописной группой "ручеёк" (руки Василия на талии Марины, я сзади обхватываю охранника, прижимая ствол к его пояснице) через место продолжающегося банкета.
Нам повезло: гости упились до такого состояния, что не только не возражали против нашей процессии, но и пытались "поводить хоровод". Пузачи в подвёрнутых брюках норовили приласкаться к девушке-ведущей, ко мне же, громоподобно всхахатывая, цеплялись целлюлитные тётки в многокаратных камнях. Раненный Вася скучал в середине паровозика - мечтал о конце смены.
Как справлялась с наплывом жаждущих тесного общения Марина, я не видел, но сам с улыбкой отбрыкивался ногой. Не обошлось без потерь: оба тапочка и один оранжевый носочек стали добычей разухарившихся "охотниц". Кальсоны ещё держались.
За время нашего отсутствия зал преобразился. Сцену, где мы с пианистом развлекали тогда ещё в меру приличную публику, разобрали. Ёлку тоже унесли (мне не хотелось даже предполагать, почему). Однако на нашем пути выросло другое препятствие - бассейн. Вернее, большое надувное корыто метра четыре в длину, в котором плескались нимфы, сатиры и прочие завсегдатаи загородных вакханалий. По бокам доходящего до пояса сооружения стояли официанты, невозмутимо подливая в корыто шампанское. Шипучие процедуры пользовались популярностью, и нас напором желающих поплескаться постоянно сносило в сию купель.
Мало того, появился оркестр! Но не на уровне пола, а под потолком! На выдвижном балкончике струнные квартет пиликал своего Вивальди, пока гости в восторге от исполнения классики забрасывали музыкантов конфетти, петардами и прочим съестным. Балкончик был забран мелкоячеистой сеткой, оркестранты носили шлемы-шапки как у пчеловодов, но это не спасало от крема, желе и напитков, так что одежда и инструменты ребят были в красноречивых пятнах.
Марина ловко проложила путь как раз между надувным бассейном и балкончиком, между ныряльщиками и кидальщиками, и только это позволило нам благополучно (не считая тапочек и носка) добраться до заветной цели.
Юркнув внутрь и захлопнув дверь, мы перевели дух. Мы оказались в довольно узком коридоре, опрятном, но без изысков: ковролин, окрашенные голубым стены, круглые плафоны резкого света, мебели нет, в конце - серый металл двери с кодовым замком.
Первым нарушил молчание Василий, бледный вид которого никак не вязался со спокойной обстановкой:
- Охране запрещено сюда входить, - сказал Вася.
- Не робей, ты же под принуждением, - попытался я его успокоить, но звук моего голоса в стерильной атмосфере коридора распался, утонул в невозмутимых стенах, погас под пристальным светом ламп. Непривычное отсутствие запахов только усиливало гнетущее ощущение неестественности окружения. Наверное, так выглядят психбольницы и орбитальные станции (ни там, ни там я не был, правда) - человеку в них неуютно.
Я схватил за руку Марину и зашептал:
- Надеюсь, ты знаешь, куда нас ведёшь?
- Да, - тоже шёпотом ответила она.
Я не услышал в её голосе уверенности, но время для выяснения правды пока не пришло. Пока я не совершил ничего, что делало бы меня врагом Шалымова. Ну, пошутил, пронёс пистолет; ну, случайно подстрелил охранника - мелочи, с кем не бывает. Даже кража картины не делала меня мишенью для "монаршей" ненависти: так, досада и небольшая печалька. Но проникновение в святая святых - это уже серьёзно. Мне ничуть не улыбалось стать обладателем шалымовских тайн-секретов, а значит, и пристального шалымовского желания навсегда закрыть мой рот. Поэтому я предложил:
- Марина, может, ты вынесешь картину сюда?
- Испугался? - презрительно бросила мне Марина.
- Не я один, - не растерялся я. - Мы вместе с Василием оба боимся. Верно, Василий?
-Д-да - вставил своё веское слово Вася.
- К тому же, - продолжал я, - с кем я его оставлю? Или предлагаешь тащить паренька на верную смерть?
- П-почему смерть? - всполошился раненый в руку.
- Потому что, Вася, - разъяснил я диспозицию воину, - что там, за дверью, что-то настолько тайное, что Шалымов даже вас, охрану, к этому не подпускает. И каждого, кто туда войдёт, Степан Петрович по головке не погладит.
- Тьфу, мужики, называется, - бросила Марина.
- Вот именно - мужики, - ответил я. - А не Рембо Сталлоновичи Орешковы... Крепко. Крепкоорешковы, - поправился я.
- Да что же это такое? - начала скандалить Маринка, но тут дальняя дверь с протяжным свистом выходящего воздуха отъехала в сторону, и из темноты проёма угрожающе высунулось дуло ( винтовка М1? М16? подствольный гранатомёт? - мой мозг не опознавал оружие).
- Привела? Заходите, - раздался знакомый голос Шалымова.
Мы подчинились.
(теперь будет только окончание где-то в 20-х числах мая)
Я красавчик 
