Творчество знакомых - 18

[cut=Читать далее...]

Fass

 720 часов (Начало)

  Каждый изгиб дороги заставлял Ольгу внутренне сжиматься. Слишком уж плавно двигался автомобиль. Когда водитель давил на газ, девушке начинало казаться, что асфальт покрыт тонким слоем масла. И вот, если впереди возникнет крутой поворот, колёса соскользнут и машина улетит в кювет, отчаянно кувыркаясь, разбивая черепа всех, кто внутри, осыпая тела осколками стёкол.

  Ольга сидела в переднем пассажирском кресле. Большую часть пути она провела с повязкой на глазах. Потом водитель сказал Ольге, что она может развязать свёрнутую вчетверо тёмно-зелёную бандану. Девушка медленно ощупала пальцами узел на затылке, в попытках развязать его ногти впивались в складки ткани и отзывались неприятными, почти болезненными ощущениями. Ольга напряглась, почувствовав, как внутри оживает злость. Эмоция подарила крохотный прилив сил, позволивший избавиться от повязки.

  Девушка вновь могла видеть, но любопытства не проявила. Мельком бросив взгляд на кожаный салон и лицо водителя, Ольга погрузилась в полудрёму. Вёз её тот же мужик, что приносил ей еду во время заключения в санатории.

  Ольга сама для себя назвала то место именно санаторием. Это был белый трёхэтажный дом с колоннами, расположенный на берегу Чёрного моря. Там Ольге отводился номер, в нём две комнаты и ванная. Была и мебель: стол из массива дуба, кожаный диван, дубовая кровать, шкафы. У Ольги выдалось достаточно времени, чтобы удостоверится, что это не фанера, обклеенная шпоном.

  В номере не было ни телевизора, ни Интернета. Рядом с окном стоял книжный шкаф, дверцы которого украшала резьба, изображавшая множество летящих ласточек. Между крыльями птиц, везде, где мастер полностью изъял резцом дерево, были вставлены стёкла синего цвета, повторявшие форму вырезов. Какие в этом шкафу хранятся книги, Ольга узнала не сразу. Свой первый день в санатории она провела с мешком на голове.

  Несколько мучительных часов Ольга сидела, примотанная скотчем к стулу. В сознании - отрывистые воспоминания о вчерашнем дне. Хотя вчерашнем ли? В мыслях не нашлось ни единой зацепки, способной указать на причину, по которой с девушкой происходило то, что происходило.

  Ольга громко всхлипывала, надеясь, что неизвестные, которые, может быть, за ней следят, не смогут бесконечно долго оставаться бесстрастными. Больше всего девушка боялась оказаться запертой в каком-нибудь заброшенном доме наедине с веб-камерой, которая день за днём будет следить за тем, как Ольга умрёт от жажды или голода. Из её глаз лились настоящие, непритворные слёзы. Она произносила множество слов, прося пощады, но слышала в ответ лишь собственное дыхание, пойманное плотным мешком. Двигать стул было страшно. Неизвестно, что вокруг. Вдруг там битое стекло или обрезки колючей проволоки для пущей забавы извращенцев?

  Ольга просила отпустить её, она - никто. Всего-то готовится пойти в одиннадцатый класс. Родители - работают на государственной ферме. С них нечего взять. Слыша в ответ тишину, девушка срывалась в рыдания. Что если цель здесь проста - завладеть её нежными, юными органами? Прямо сейчас неизвестные могут готовить старые стальные скальпели, медленно сводить и разводить причудливые щипцы, которыми выхватят из трепещущего тела ценные сгустки плоти.

  Когда защёлкали замки, Ольга смолкла. Девушка едва дышала, ловя каждый шорох. Кто-то близко подошёл к ней. Мешок на голове наполнял звуки бархатом, шаги неизвестного казались поступью лап огромного кота. Губы Ольги задрожали.

  Неизвестный прошёлся по комнате, с глухим стуком поставил что-то на стол.

  - Если будете резать, убейте... Сначала... - Ольга хотела выговорить эту фразу бесстрастно, но духу ей хватило только на три слова, остальные застряли в горле и их пришлось оттуда выталкивать, несмотря на страх.

  Послышался досадливый вздох и вскоре неизвестный снял с её головы мешок. Ольга долго щурилась - всю комнату заполнил оранжевый свет закатного солнца. Незнакомцем оказался мужчина, которому Ольга на вид дала бы лет сорок. Нос картошкой, короткая нежёсткая русая борода, отвислые, будто слегка влажные усы, растерянные голубые глаза. Ольга всматривалась в них чуть дольше, чем в остальные черты лица, опасаясь увидеть там мерзкий блеск, огоньки предвкушения плотского пира. Но нет, в комнате стоял обыкновенный мужик, которого так и хотелось записать в деревенские жители. Области эдак из Владимирской.

  Мужик после слов Ольги пребывал в некоторой растерянности. Но дело своё он знал.

  - Если я освобожу тебя, ты не начнёшь бедокурить? - Спросил он, чётко выговаривая слова на удивление ясным голосом, будто бы принадлежавшим другому человеку.

  Ольга перевела дыхание и слегка кивнула. Мужик достал из кармана складной нож и вспорол скотч одним аккуратным движением.

  - Сейчас потерпи, я постараюсь отодрать очень осторожно, - сказал он.

  Ольга кивнула ещё раз. Мужик отклеивал скотч от её рук настолько медленно насколько мог, но девушка всё равно чувствовала жжение. Клей не хотел так просто отпускать волоски на её руках. Когда Ольга освободилась, мужик скатал скотч в бесформенный шар и швырнул его поближе к двери. Он был одет в простые синие джинсы и голубую майку. Его одежда чем-то походила на униформу уборщика из западных фильмов. Не хватало лишь кепки.

  Но этот мужик был кем угодно, только не уборщиком. Бойцом спецназа - быть может. Он не пытался продемонстрировать свою агрессию или силу, тем не менее, что-то в его облике моментально проявляло себя, заявляя: 'Эй, осторожнее, этот мужик не так прост, как может показаться'.

  Он постелил на дубовый стол скатерть, переставил с подноса три тарелки.

  - Ужин, - сказал мужик, повернувшись к Ольге спиной.

  Та всё ещё щурилась, потирая ладонями локти. Она не знала, как реагировать. Но комната, окружившая её, не располагала к страху. Ольга молча ждала.

  Мужик пригласил её к столу, сам взял один из стульев и уселся посреди комнаты. Он больше не выглядел растерянным. Ольга увидела картофельное пюре, куриное филе, капустный салат и небольшой шоколадный кекс на белом блюдце. В недоверии она ткнула пюре вилкой. Ей ужасно хотелось есть. Сознание же твердило что-то о ядах и других химических веществах, которые могли содержаться в кушанье. О, вещества, способные мгновенно превратить её в разнузданнейшую из всех шлюх, вещества, лишающие тело подвижности, при этом усиливающие физические ощущения в бесчисленное количество раз... Говорило наделённое фантазией сознание, пока Ольга нетерпеливо отправляла пюре в рот. Как давно она не ела? Не обращая внимания на нож, девушка откусывала от куриного филе, целиком наколов его на вилку.

  - Чаю? - Спросил мужик, сидевший до этого молча.

  Замешкавшись на секунду, Ольга одобрительно кивнула.

  Мужик вышел, заперев за собой все замки. С минуту девушка продолжала есть свой ужин, затем вилка выпала из её руки. Ольга вскочила со стула, подбежала к окну. За стёклами - море, закат, колонны как у здравниц, построенных в пятидесятые. Она попробовала открыть окно. Получилось. Выглянула - третий этаж, а потолки здесь ой какие высокие.

  Ольга осматривала занавеску, когда дверь вновь открылась. Мужик вошёл, принеся с собой фарфоровый заварной чайник и одну единственную чашку.

  - Закрой окно, - сказал он спокойно.

  Ольга побледнела. Сейчас её должны избить. Сердце забилось быстрее, мозг решал, прыгать вниз или нет.

  - Закрой окно, - тембр голоса мужика изменился, в нём появились мягкие, упрашивающие нотки. Ольга как-то машинально, исподволь, притворила окно, закрыла задвижку.

  - Послушай меня, - продолжил мужик, - я не причиню тебе вреда. Более того, ты здесь для своей же безопасности.

  Ольга жалобно посмотрела ему в глаза.

  - Меня зовут Фрол, извини, что сразу не представился.

  - Отпустите меня! Зачем вы привязали меня к стулу? - Спросила Ольга, отходя от окна.

  - Опасения, - сказал мужик, ставя чайник на стол.

  Ольга не понимала. Чего здесь бояться? Худенькой семнадцатилетней девчонки?

  - Но теперь всё уже улажено?

  Фрол опустил глаза.

  - Нет, ничего ещё не улажено. Боюсь, тебе придётся смириться с тем, что будет дальше.

  - То есть? Что будет дальше? - Голос Ольги задрожал.

  - Какое-то время тебе придётся пожить здесь.

  На столе стоял недоеденный ужин. В чайнике остывал чай. Ольга молчала, выбирая вопрос. Она боялась вывести этого здоровенного мужика из себя.

  - Зачем я здесь? - Спросила она.

  - Тут до тебя не доберутся.

  - Кто? Кому я нужна-то?

  Фрол приподнял брови, будто бы собираясь сказать что-то воодушевляющее, но, не меняя тона голоса, лишь произнёс:

  - Пока оставим эту тему. Будешь доедать ужин?

  Ольга вернулась за стол. Чувство голода притупилось, но девушка не знала, когда ей в следующий раз принесут поесть. Она прикончила остывающее пюре, куриное филе, капусту, затем поставила перед собой кекс. Фрол налил в чашку чай.

  Ольга мрачно смотрела в окно, держа чашку. Солнце превратилось в кровавый диск, бросавший на сиреневые обои красные лучи, будто бы в отчаянии, будто бы в последний раз стараясь окрасить мир в яркие цвета. В голове девушки роились вопросы, остававшиеся немыми.

  Когда солнце скрылось за кромкой моря, а в чайнике закончился чай, Ольга сделала ещё одно открытие: в её номере не было ни люстры, ни светильников. Пока девушка в недоумении шарила взглядом по стенам, пытаясь найти хоть одну розетку, Фрол достал из шкафа несколько белых свечей и четыре подсвечника.

  - Почему? - полушёпотом вымолвила Ольга.

  - Сети опасны, - ответил Фрол глубоким низким голосом.

  Он медленно поставил свечи, зажёг их одну за другой. Ольга смотрела, как на фитилях растут огоньки. За окном наступила южная ночь. Из темноты доносились сверчки. Луна сегодня не появится. Ольга почувствовала, как внутри просыпается страх. Слишком странным был этот мужик, который молча простоял около двери, пока она расправлялась с ужином. А сейчас он зажёг свечи спичкой, которую погасил одним резким движением и убрал в крохотный металлический коробок, затем поставив его на стол рядом с подсвечником. Что значат его слова 'сети опасны'? Уже ночь, а она всё ещё здесь, чёрт знает в скольких километрах от дома.

  - Ты, наверное, очень устала, перенервничала? - поинтересовался Фрол.

  Ольга сидела на стуле и не двигалась, борясь с желанием подтянуть к себе ноги и обхватить их руками.

  - Я вернусь утром. Кровать в другой комнате.

  Ольга ничего ему не ответила, она продолжала сидеть на стуле, будто бы оцепенев.

  - Оставайся внутри. Что бы ни случилось, не покидай номера, - сказал Фрол на прощание и действительно вышел, не забыв про замки на двери.

  Свечи медленно уменьшались. Какие-то необычные. Не парафиновые и не восковые. Долго горят. Ольга смотрела на них, размышляя, что будет, если она подожжёт занавески. Прибежит ли Фрол по тревоге или объявится лишь с утра, чтобы найти её обугленный труп? Оставшись одна, девушка подобрала к себе ноги и положила лоб на колени. К горлу снова подкатывали слёзы. Теперь отец точно накажет. Будет до посинения орать, пытаясь выбить из неё ответ на вопрос: 'Где ты была всю ночь?!'. А старшая сестра будет ещё пару месяцев отпускать в её адрес колкости, касающиеся подростковой беременности. Ну и пусть! Пусть хоть изрубят лозинами, пусть на цепи сволокут к хирургу на осмотр или в церковь под венец, но только бы оказаться дома. А не здесь, в этом проклятом номере с этим Фролом, который как непреодолимая сила будто бы даже сейчас присутствовал за её спиной. Молча следил, чтобы пленница не выскочила в окно.

  Голова Ольги заполнилась тупой непроходящей болью, нервные всхлипы сотрясали её грудь. Но она продолжала будоражить чувства обиды и досады, надеясь, что её отчаяние каким-то образом изменит реальность и вернёт всё на свои места. Была тут и другая причина. Кроме страха внутри Ольги просыпалось пряное любопытство. Впервые в жизни она оказалась так далеко от дома совершенно одна. На прощание Фрол сказал: 'для твоей же безопасности'. Такие слова не принадлежали миру Ольги, они обычно прятались на страницах книг или лились из монодинамика старого китайского телевизора. Слова звучали как отголосок какой-то другой жизни. В той другой жизни по утрам не орали голодные свиньи, тебе не приходилось топать по ледяным деревянным полам к умывальнику с холодной водой. До школы не нужно добираться заснеженной степной дорогой, борясь с ветром, который хлестал по лицу тысячей пощёчин. Та другая жизнь принадлежала наполненным смыслами и тайнами людям, наверняка более живым и настоящим, чем вся Ольгина реальность. И тут перед девушкой промелькнула искра заманчивого, но чуждого ей бытия. На эту искру откликнулось всё её подавленное любопытство, где-то проявилась даже неведомая прежде жажда приключений. Ольга всхлипывала и рыдала, трясясь в тихой истерике, искупая эти чувства. Какого чёрта они вообще должны возникать в такой ситуации?