Базовая статья

Статья написанная в соавторстве с Юлианой Орловой была опубликована в журнале "Фанданго" № 26, 2015 

Подобную тему, как представляется, нужно начинать с самого простого…

Если наше сознание поставило эти два слова (фантастика и мировоззрение) вместе, значит, за этим что-то стоит, например назовем его так: «Опыт примерки». У нас у всех есть этот опыт. И как наше тело облачается в разные костюмы, костюмы разных стилей моды,  так и сознание облачается в стили разных видений. Со временем наши пристрастия меняется, одежда, которую мы носили вчера, обтрепывается, линяет, теряет привлекательный и удобный вид, мы начинаем искать новую одежду. Когда мы надеваем новую одежду, закроенную по стилистике старой, мы всё равно надеваем новую, это ведь очевидно. Если сознание раз от раза повторяет эту тактику, значит, оно закрепило определенный стиль и не  желает изменений. Сознание, которое гонится всегда только за новизной, мы традиционно считаем явно не сформировавшимся, не способным зафиксировать свое виденье. Но такой взгляд на сознание может быть  и ошибочен.

Айзеку Азимову принадлежит знаменитая, но почему-то мало кем замеченная дефиниция:

«Фантастика – это литература об изменениях».

[cut=Читать далее]

Так вот, когда временные интервалы изменений в новом цивилизованном мире достигают неких критических значений, когда опыт одного поколения отдаляется от опыта другого поколения настолько существенно, что не успевает происходить нормальной социокоммуникации между этими поколениями (как пишет Атанас Славов, «в прошлом, когда советы деда вполне годились его внукам, – время мировоззренческих изменений было весьма замедленным, и эта эпоха длилась вплоть до середины 19 века) – сознание вырабатывает новый путь к восприятию мира – это путь фантастического мировоззрения.

Мы утверждаем, что только такое сознание обладает достаточной гибкостью и способностью  к адекватному виденью в мире нарастающих изменений.

Однако, опять же: вернемся к основам.

Само понятие мировоззрения подразумевает под собой нечто прочно устоявшееся, нечто выработанное и закрепленное. То есть речь идет о закрепленной в сознании человека картине мира, и как следствие трактовке этой картины мира. Именно трактовка картины мира дает нам на выходе два устоявшихся вида мировоззрений – научное и религиозное. Разные сочетания одного и другого мировоззрения порождают синкретическое мировоззрение. Насколько далеко и глубоко развилось в наше время это разновидность нам еще предстоит выяснять, но то, что мировая фантастическая литература давно формируется на основе  такого мировоззрения постепенно отрывающийся факт. Научность  входит в поле теологии, а теология давно подбирается к научному фактажу картины мира, приращивая к идее Творения все больше элементов логики и физических закономерностей. Характерный пример такого соединения  – философия Пьера Тейяра де Шардена, пришедшего к парадигме «разумного атома в божественной вселенной».

Синкретизм (искусство) — сочетание или слияние «несопоставимых» образов мышления и взглядов.

Мы пробуем сейчас ставить в один ряд понятия фантастики и мировоззрения. Ну а может ли, собственно, фантастика влиять на мировоззрение людей?

Стругацкие: Историю творит не литература, а пушки и пулемёты.

Сергей Переслегин: «…пока ни одна книга не уничтожила человечество и не создала новое». Однако в докладе «О влиянии литературы на общество и об ответственности писателя» он очень взвешенно показывает, что общество имеет корреляцию с литературой, причём со времени Древней Греции и до наших дней.

Михаил Денисов, Виктор Милитарев «Русскоязычная фантастика как теневой духовный лидер»:

Фантастика читателей «не просто увлекает, а влияет на них – мировоззренчески, морально и даже политически… Теперь фантастика открыто показывает, что является отраслью человеческого духа, в литературной форме трактующей вопросы метафизики и теории познания, философской антропологии и внеконфессиональной теологии, политической и моральной философии».

Государство также признаёт связь фантастики и развития общества, иначе не цензурило бы фантастов в СССР и не поощряло бы конкурсы вроде «СССР 2.0» в наше время.

Смеем предполагать, что в основе фантастики как мировоззрения лежит именно синкретическое мировоззрение. В нем элементы трактуемых изменений в одинаковой степени могут апеллировать к двум системам, не противореча, а взаимодополняя друг друга,  по принципу как Эволюция дополняет Творение и наоборот. В самом характере такого взаимодополнения  нет ничего невозможного, и носители синкретического мировоззрения это должны ясно понимать. При этом не предлагается каждую из картин виденья принимать априори, а лишь в развитии обоих.

Теперь – фантастика.

Большинство мировых критиков фантастики, фантастиковедов рассматривают эту разновидность литературы с позиции типологии  и соотношения  инструментальных элементов идеи и сюжета, в которые  фантастическое привносится писателем лишь с целью усиления фабульно-художественного содержания текста.

Предполагается, что писатель-фантаст, в среднем большинстве, это просто литературный мастер с той или иной успешностью эксплуатирующий ресурсы воображения, точней ту их экстраординарную часть, которую люди традиционно называют выдумкой небывалого.

Небывалое – это нечто лежащее за пределами доступного опыта, некое плохо проверяемое или непроверяемое допущение. Допущение же, как правило, носит либо научный, либо околонаучный, либо мифокультурологический акцент. Всё остальное в произведении это события идущие своим чередом, всё та же знакомая нам казуальность, логическая семантика и нарративность вокруг действий героев, правда, при одном важном отличие – действий в необычных (небывалых) обстоятельствах.

Императив воображения для фантастики всегда очевиден, она им задана и им заказана. Однако, господа, воображение не психотехнология, и тем более не технология, которую можно купить. Воображение даётся от Бога, а всё данное от Бога можно лишь совершенствовать. Талант также можно лишь совершенствовать, оттачивать.

В современном мире фантастика приобретает уже не просто технологическую характеристику литературного инструментария, а целостные качества устойчивых миров, миров-моделей, миров со своими законами, космологией, психологией, эстетикой, даже, если хотите философией.

Писатель, совершенно не знакомый с фантастическими мирами, вряд ли напишет сколько-нибудь заметное или значимое произведение.

Даже ученый, если он пожелает применить некое фантастическое допущение из той области знаний, которую он успешно разрабатывает в теории – в художественном произведении столкнётся с массой проблем. Прежде всего,  его произведение может оказаться элементарно плоским, неинтересным, обуженным, плохо читабельным. Очевидная причина – незнание уже созданных фантастических миров, в конечно итоге несоответствие понятиям фантастического мировоззрения, которое намного шире понятий собственно научного виденья. Да, профессионализм может служить базой для фантастики, но только просвещенный профессионализм, готовый к обновлениям, готовый к тому, что в фантастических мирах идеи – самый трансформируемый объект.

Элемент необычайного меняется со временем. Если мы возьмём, например, учебник для медицинского вуза 50-х гг. прошлого века, то обнаружим, что примерно половина информации, которая тогда считалась прописными истинами, современной медициной ставится под сомнение или опровергается. Значит, элемент необычайного коррелирует с уровнем развития современной автору науки (физики, астрономии, биологии, истории, социологии, футурологии, философии и всех прочих наук).

Если отталкиваться от определения фантастики как творческого метода, то фантдопущение может играть 2 роли:

- Приём для концентрации внимания и более полного, с точки зрения автора, раскрытия вечных литературных тем, таких же, как в жанре реализма. В процессе завоевания фантастикой звания полноценной литературы мы не раз слышали оправдания, что фантастика рассказывает о тех же близких и понятных человеку проблемах, что и реализм, просто использует момент необычайного для заострения внимания. Если для раскрытия тем любви, дружбы, чести, долга и пр. автору нужны летающие тарелки либо телепатия – пожалуйста.

- Приём щекотания нервов читателю-эскаписту.

Но вспомним, что жанр фантастики начинался, по большому счёту, по итогам технической революции нач. 19-го века и в продолжении научного развития на рубеже 19 и 20-го вв. Авторы творили, вдохновлённые машинным прогрессом, да ещё и чаще, чем сегодня, на основании собственных специальных знаний по образованию и профессии. Жанр фантастики стал закономерным последствием технического развития и научного романтизма, поскольку только посредством его возможно высказать взгляды на будущее развитие общества и культуры при сохранении существующих (на то время) тенденций.

Попробуем расширить определение фантастики, не списывая со счетов её значение как творческого метода.

О фантастике чаще всего судят по  эффектам, которые она порождает в поле человеческого и конкретно  потребительско-читательского восприятия. Очень редко о фантастике судят как об отражении внутреннего мира её создателей, о том каким мировоззрением обладает сам писатель-фантаст и как собственно различаются писатели фантасты.

Далеко не всегда критики и исследователи фантастики могут выявить уровни писательского сознания, назвать присущее тому или иному писателю мировоззрение. Лежащее на поверхности мнение, что писатель, как хороший инструменталист, всегда пользуется лишь литературными приемами – совершенно неверно отражает суть понимания творческого процесса, присущего фантастам и фантастике.

Удобная формула, при которой, якобы, любой талантливый стилист, достаточно ему только воспользоваться приемом фантдопущения может написать целостное фантастическое произведение в корне ошибочно. Примеров, при которых гипотетическое изъятие фантастического элемента из произведений явно приведет к распаду этих произведений достаточно.

Попробуйте вычлените из «Соляриса» Станислава Лема его разумную планету-океан, и вы не получите на выходе полноценного реалистического произведения. Никакого произведения не получите. Из такого выхолащивания не останется ничего: исчезнет психология героев, исчезнет вся канва внутреннего мира героев, мотивация, этическая составляющая.

Попробуйте убрать «спайс» из тетралогии Хэрберта «Дюна», убрать навигаторов космической гильдии, убрать способность героя видеть будущее и вы потеряете вероятностную картину мира, потеряете логику событий, все культорологические и мифотворческие связки. Вы потеряете целостное художественное произведение.

Попробуйте выкинуть из «Принцев Эмбера» всех принцев и лишить их сверхспособностей, философии, и вы опять-таки потеряете мировоззренческую составляющую.

Данные примеры лишь доказывают, что действие фантастического допущения, как приема, возможно только в объективно гораздо более широкой системе творческого восприятия писателя, отражающего свой истинный взгляд. Не приспосабливающего новые фантастические элементы к известной картине мира, как это делают писатели-прикладники, а наоборот – так называемую «реальность» вписывают в фантастическое бытие. И процесс этот вовсе не носит условный характер, то есть характер написания текста на бумаге по известным даже весьма заученным правилам.

Цитата с форума: «Если автор думает, что всё, что он пишет, может иметь место на самом деле, то это уже не фантастическое произведение, а эзотерическое». Думал ли Жюль Верн, когда рассчитывал на основании современного ему уровня науки способ полёта на Луну, что так на самом деле быть не может в принципе? Думал ли Алексей Толстой, что гиперболоид невозможен в принципе? Думал ли Уэллс, что даже названного им шанса один на миллион нет, если речь идёт о жизни на Марсе? Авторы этого доклада не могут с достоверностью сказать, что именно творилось в сознаниях у классиков, – об этом можно косвенно судить по корреляции их произведений с характером развития общества, науки и техники их времени. Предлагаем новую формулировку – пробирный камень фантдопущения для фантаста-мировоззренца: «Это ещё не доказано наукой, но нет доказательств, что этого не может быть». А если, по науке, этого таки не может быть, то автор обязан быть хорошим экспертом в своём вопросе и попытаться доказать, где наука допустила промашку.

Например. В прошлом, кажется, году русские физики на орбите исследовали холодную плазму в невесомости и обнаружили, что она принимает формы, расходящиеся с расчётными, даже непонятно почему образует пустотелые «линзы» в своём массиве. Когда видеозапись отправили на Землю, там сказали классическую фразу: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

Другой пример. Не случись в истории науки Эйнштейна, мир, вполне возможно, по сей день жил бы по изысканиям Миллера, который проводил аналогичные опыты с интерферометром (причём даже тщательнее, чем Эйнштейн), но, как ни странно, обнаружил иные закономерности, о которых подробно рассказал в своей переписке с Эйнштейном. И верили бы мы теории Миллера так же прочно, как ныне относительности.

Таким образом, фантастика выходит в разряд не только структурного, но уже синкретического сознания, наделяя свою картину мира множественными и качественными характеристиками изменяемости, изменяемости как цельности и наоборот.

Прикладной характер фантастики, а точней прикладной (инструменталистский) подход писателей-фантастов к литературе идей и воображения это лишь частный и не всегда лучший случай литературы, которая по своему значению всегда обладала, а сейчас возвращается к  своей высшей (изначальной) стадии – мировоззренческой, иначе говоря – литературе глубокого и широкого Фантастического Бытия.