Боги приходят из космоса

Чтобы объяснить, почему вдруг я предлагаю читателям «Фантастики.рф» огромную (сразу предупреждаю ОЧЕНЬ многа букаф) статью некоего В. Зайцева, которая публиковалась всего один раз – в 1967 году в малоизвестном журнале «Байкал», придется рассказать небольшую современную историю.

В июне нынешнего года в Екатеринбурге проходил очередной фантастический конвент «Аэлита», на котором главный приз (он вручается за вклад в современную фантастику) получил уральский писатель Исай Давыдов. Для современного поколения имя Исая Давыдова скорее всего совсем незнакомо, но вот в 60-х годах прошлого века это имя было известно на всю страну, хотя написал Давыдов всего-навсего одну известную книгу. Называлась она «Я вернусь через тысячу лет» и выдержала несколько изданий. Не знаю как вы, а я ею зачитывался в детстве. Но не суть, кому интересно – найдут. Суть в том, что (к моему немалому удивлению) оказалось, что звезда 60-х до сих пор жив и творит. Исай Давыдов (настоящее имя Давид Исаакович Шейнберг) написал продолжение своей знаменитой книги, и ее издание и принесло ему нынешний приз «Аэлиты».

Но это еще не наша история, а лишь ее прелюдия. История статьи про богов из космоса началась как раз на вручении приза «Аэлита» Давыдову, когда ему предоставили слово. В своей речи Давыдов (а ему 84 года, между прочим) сказал, что для него вопрос о посещении Земли инопланетными существами – вовсе не предмет дискуссий. Конечно, Земля посещалась, и пришельцы оставили след. И в первую очередь – в мировоззрении, которое дается нам через религии. В качестве источников, на которые он опирался, формируя такое мировоззрение, Давыдов указал известные фильмы «Воспоминание о будущем» (в оригинале «Колесницы богов»), снятые Харальдом Райнлем по мотивам книг Эриха фон Дэникена. Эти фильмы наделали шума в 70-х годах прошлого века и в общем известны. Но вот другой источник – статья В. Зайцева в журнале «Байкал» оказалась куда менее известной и доступной.

Вячеслав Кондратьевич Зайцев (1917-1992) – это один из наиболее интересных и необычных философов советского времени, который не боялся оперировать такими понятиями, как «пришельцы», «космос» и так далее. А его статья в журнале «Байкал» – одно из самых интересных его исследований, которое пытается объяснить существующие религии и всю историю человечества с точки зрения ученого, который допускает контакты с внеземными цивилизациями.

Оказалось, что эта публикация стоила редактору журнала «Байкал» места работы и потом не переиздавалась. Ныне в интернете можно найти ссылки на эту статью, но полного текста нет.

И, наконец, содержание самой статьи. Если поначалу создается впечатление полной зависимости автора от идей, изложенных в фильме «Воспоминания о будущем», то уже через несколько страниц начинаешь понимать, что перед тобой глубокое и самостоятельное исследование, на создание которого автор потратил если не полжизни, то уж точно не один год, посвященных исследованиям истории и различных религий. И, наконец, прочитав вторую часть (статья печаталась в двух журналах с продолжением), начинаешь понимать, почему если первую часть советская бюрократия еще могла как-то стерпеть, то после второй «полетел» редактор: вторая часть целиком посвящена христианской религии, где Христос представлен пришельцем. Итог очень напоминает булгаковский разговор Берлиоза с Бездомным: ошибка автора не в том, что он недостаточно хорошо очернил Христа, а в том, что он допустил его существование…

Ну вот, пожалуй, и почти все. Остается только добавить, что для того, чтоб достать оригинал статьи, мне пришлось встретиться с Исаем Давыдовым и попросить те самые журналы 1967 года. А после их прочтения очень захотелось снова вдохнуть жизнь в ту самую статью, опубликовав ее снова. Гарантирую тем, кто не испугается ее объема, редкое удовольствие и гимнастику для ума.

А. Шорин, август 2014 года.

В. К. Зайцев, кандидат филологических наук

БОГИ ПРИХОДЯТ ИЗ КОСМОСА

Анализ современных нам мифов и легенд, возможно, помог бы ответить на интереснейший вопрос о том, как мы должны относиться к знаниям далеких предков.

Мировоззрение наших предшественников было в основном религиозным. А религия – это одна из форм общественного сознания. И, как ни странно это звучит, эволюция именно этой формы мировоззрения больше всего связана с эволюцией космологических воззрений человечества.

По мере расширения знаний о мире человеческие воззрения все более приобретали «космический» характер. Закономерности этого процесса еще не полностью выявлены и не до конца рассмотрены. Между тем, вступление человечества в космическую эру подсказывает нам некоторые пути и критерии для оценки прошлого.

Так как же смотреть на мифы и легенды? Считать их беспочвенной выдумкой досужих умов древности? Или видеть в них отражение конкретной реальности, искаженной воображением и недостатком знаний у древних?

«Чудо из чудес»

…Конец XIX столетия. Нижегородская ярмарка. Какой-то иностранец демонстрирует одну из первых моделей автомобиля. Среди зрителей – русский крестьянин. Вернувшись с ярмарки в свою деревню, он рассказывает:

«Видал на ярмарке чудо из чудес. Четыре колеса, задок, передок, козлы. В общем телега не телега, а как бы тарантас. На козлах немец какой-то сидит со стриженой бородой. Только дело-то не в том. А в том дело, что лошадей нет. Будто сам тарантас ходит. Внутри в нем не иначе чорт сидит. Дышит смрадом, так что православному человеку со свежего поветрия и дыхнуть нечем. А когда сердится чорт – чихает, ажно искры летят».

Перед нами миф, в котором легко просматривается «рациональное зерно»: «четыре колеса, задок, передок, козлы… лошадей нет» и  т. д.

В эпоху, когда автомобиль проник в самые отдаленные уголки земного шара, уже трудно представить, чтобы человек связывал автомобиль с нечистой силой. А на заре автомобилестроения это было вполне возможно.

Обратимся к другому примеру, еще более позднему.

Несколько лет назад демонстрировался итальянский фильм «Собачья жизнь». Группа европейцев обнаруживает на отдаленном острове в Тихом океане племя, не зафиксированное этнографией. Европейцы удивляются его необычной для этих мест религии – бог племени летает по небу. Туземцы объясняют, что раньше у них была другая вера, но однажды они увидели, как по небу пролетел с шумом и треском бог. «А на что похож ваш бог?» Туземцы показали на капище своего «бога».  Он предстал в виде грубо сделанной модели… самолета!

Перед нами опять-таки миф и его «рациональное зерно», поддающееся конкретному рассмотрению.

Культ Карго

В английском языке слово «карго» означает груз, перевозимый кораблем.

Некоторые островные народы Тихого океана убеждены, что настанет такое время, когда на огромном корабле вернутся их предки и привезут с собой карго, в котором будет все необходимое для жизни. А впрочем, обратимся к книге Питера Уорсли «Когда вострубит труба. Исследование культов карго в Меланезии» (М., 1963). Автор пишет о возникновении на островах южной части тихого океана «многочисленных и весьма своеобразных религиозных движений, которые появились там за несколько последних десятилетий». С одной стороны, эти движения возникли под впечатлением распространявшегося миссионерами христианства, с другой – под влиянием местных, чисто языческих представлений. Обычно «какой-нибудь пророк возвещает близкий конец света и наступление мирового всеразрушающего катаклизма. На землю-де вернутся предки, боги или какой-нибудь избавитель; они принесут с собой вожделенные блага, и тогда наступит царство вечного блаженства».

Сразу же после такой впечатляющей про­поведи люди приступают к действию – создают культовые организации, проводят мас­совые пляски и строят на берегу причалы и амбары для карго.

На протяжении десятилетий (культ Карго возник в XIX в.) многое меняется в характере движений – из чисто мистических они эволюционировали в антиколониаль­ные. Но один момент остается неизмен­ным – туземцы непременно ждут корабля и карго, в котором будут продукты, предме­ты быта, ножи, топоры, набедренные по­вязки. В годы обострения ненависти к бе­лым добавлялись еще ружья – их тоже при­везут предусмотрительные предки.

Когда к одному из островов Меланезии пристал первый корабль, он, несомненно, произвел неизгладимое впечатление на ту­земцев: гремела якорная цепь, отдавались команды, выгружались тюки и ящики с то­варами. Необычность увиденного и обилие товаров гипнотизировали глядевших с бе­рега людей. Это обилие, в сочетании с хри­стианской проповедью, могло породить меч­ту о некоей разновидности потребительско­го «коммунизма», когда всего будет вдо­воль для всех, когда будут сказочные уро­жаи и бессчетное количество свиней. Годы сменялись десятилетиями, а картина оста­валась в памяти, став центральным образом культа.

Уорсли пишет, что неудовлетворенные желания и обманутые надежды меланезий­ских племен (десятилетия проходили, а карго все не было!) в условиях возросшей ненависти к белым могли породить пред­ставление об утайке белыми товаров, «при­надлежащих по праву островитянам». Зна­чение этого представления объяснимо, если исходить из конкретных условий жизни на островах. У туземцев в результате сопри­косновения с белыми быстро развивались потребности в европейских товарах. Но эти товары можно было получить, только рабо­тая на белых, покинув свои родные места. Туземцы были уверены, что европейцы сами товаров не производили, а получали их с пароходов, прибывавших из неведомых стран. Причем белым, как думали тузем­цы, и не надо было работать, т. к. они по­лучали все в обмен на какие-то бумажки. Оставалось тайной, кто именно производил товары, где и каким способом производил. Видимо, товары делали предки.

Туземцы строили специальные культовые храмы. Одной из особенностей ритуала бы­ло пользование флагштоком, который, яко­бы, помогает вступать в сношения с духа­ми. На одном из островов этот ритуал был подражанием беспроволочному телеграфу «Англо-Иранской нефтяной компании». Один флагшток был оснащен «антенной» с «проволокой» из тростника и «кабинами оператора» на концах. По мысли устроите­лей этой «радиомачты», сооружение пред­назначалось для связи с пароходом, на ко­тором привезут карго.

В нашу задачу не входит анализ идеоло­гии культа карго. Нас интересуют только те моменты, которые прочно вошли в основу самого культа и в его ритуал.

Нельзя ли, пользуясь методом выявления «рационального зерна», осуществляя ре­конструкцию реальной картины, попытать­ся рассмотреть некоторые древние мифы, легенды и представления, подчеркивая в них «узнаваемые» моменты?

Визиты из Космоса?

Сошлемся на известного английского уче­ного, исследователя истории религии, Джеймса Джорджа Фрейзера (1854–1941).

Он считал «грустным и в некоторых отно­шениях неблагодарным трудом» свою дея­тельность, состоящую в том, чтобы «пося­гать на основы верований, в которых, как в прочной башне, надежды и устремления че­ловечества в течение долгих веков искали убежища от бури и ярости жизни». Фрей­зер, как известно, пользовался сравнитель­ным методом изучения исторических фак­тов, мифов и легенд. Он верил, что «рано или поздно атака сравнительного метода пробьет брешь в … почтенных, покрытых плющом, мхами и дикими цветами стенах тысячи представлений и священных ассоци­аций».

Но Фрейзер прекрасно понимал, что в эпоху, когда были написаны приведенные нами слова (а мы их позаимствовали из вышедшей в 1900 г. его книги «Золотая ветвь»), было еще рано говорить о ради­кальных выводах и коренных изменениях в некоторых мировоззренческих вопросах. Он писал: «Ныне мы лишь выдвинули пушки на позиции, они только еще начали гово­рить». Ученый справедливо полагал, что время для принципиальной переоценки зна­ний и представлений древних людей еще наступит.

Труды Фрейзера изобилуют ценными фак­тами, а выводы, сделанные им из этих фак­тов, выглядят ныне явно недостаточными. Впрочем, автор сам трезво оценивал их и относил к разряду гипотез, говоря: «Гипотезы – необходимые, но часто временные мосты, построенные для связывания изо­лированных фактов. Если мои легкие мост­ки рано или поздно разрушатся или будут заменены более солидными сооружения­ми, – я надеюсь, что моя книга еще может иметь пользу и интерес как реестр фактов».

Обратимся к другой книге Фрейзера – «Фольклор в Ветхом завете». Из нее мы узнаем, что начальная страница истории всех народов Земли – континентальных и островных, народов цивилизованных и стоящих на обочине центральной магистрали исторического прогресса, – связана с пред­ставлением о богах, приходивших с неба. Боги жили среди людей, преподносили им первые знания, помогали бороться с анта­гонистическими силами природы, были пер­выми советчиками людей, законодателями и установителями морали.

Подобные представления очень устойчивы в мировом фольклоре. По всей вероятно­сти, они связаны с первобытным политеиз­мом, многобожием, отражавшим эти пред­ставления. Но как же сложились подобного рода политеистические воззрения? Под воз­действием каких событий люди обратили свой взор к «пустому» небу и прикрепили свое внимание к небесной сфере? Каковы те пути, по которым развивались астраль­ные взгляды человечества? Если не было никакого сошествия «богов» с неба, то как, из чего возникли образы, легшие в основу многочисленных мифов и сказаний, суще­ствующих у всех народов земного шара?

А может, такие сошествия были? Вся сложность вопроса состоит в том, кого под­разумевать под богами. В эпоху Фрейзера ответ на последний вопрос был невозможен. Но вступление человечества в космическую эру принесло такие мысли, факты и образы, которые позволяют посмотреть на некото­рые старые вопросы с новых позиций.

Космической эре мы обязаны расширени­ем сферы наших представлений о «внешнем мире», о «макрокосмосе», о вещах и явлениях, лежащих за «внешним кругом». С позиций расширившихся знаний мы можем пересмотреть свое понимание многих вопросов, связанных с прошлым.

Космическая эра утвердила нас в правильности древней мысли о населенности Космоса. Она принесла нам представление о том, что Земля – не единственное во Вселенной прибежище Жизни и Разума. Космическая эра позволила сделать предположение, что Земля связана с внешним Космосом прочными нерасторжимыми узами, что она находится в сфере постоянных внутригалактических контактов. Последнее предположение было высказано еще К. Э. Циолковским и Н. А. Рыниным. В наше время оно переросло в мотивированную гипотезу о посещаемости Земли представителями высокоразвитых внеземных цивилизаций. Разрабатывается эта гипотеза рядом ученых как в СССР, являющемся родиной гипотезы, так и за рубежом (М. Агрест, А. Казанцев, К. Саган, Р. Пинотти и др.).

По этой гипотезе Земля во все периоды своей истории находилась в сфере космических контактов, которые не могли не наложить отпечаток на ее развитие. Религия как форма общественного сознания своего времени, видимо, сложилась непосредственно под впечатлением и влиянием этих контактов. Можно полагать, что в основе религии заложен комплекс определенных знаний, но эти знания были искажены человеческим восприятием и поставлены на службу себе господствующими группами людей.

Религия – форма передачи информации, единственно возможная для древних времен. Это для своего времени наиболее доступная форма «программирования» земного человечества на дальнейшее развитие.

Современная наука уже не сомневается, что Земля когда-то (12–13 тысяч лет на­зад) пережила сокрушительную катастро­фу, которая уничтожила старую цивилиза­цию и большую часть человечества. Легко представить, что оставшиеся на Земле люди уже в третьем поколении стали дикарями. Современная цивилизация необыкновенно молода. Археология считает, что наша ци­вилизация насчитывает всего около семи тысяч лет, в течение которых она продела­ла огромный путь фактически от нуля до выхода в микро- и макрокосмос. Этот путь за столь короткий срок можно было проде­лать, нам кажется, только с какой-то внеш­ней помощью. Возможно, некая космическая цивилизация помогает нам, осуществляя скрытое (а иногда, на переломных этапах нашей истории, – открытое) «программиро­вание» человечества.

Говоря о первобытных «богах», нисходя­щих с неба, мы легко можем связать их с нашими космическими пришельцами. В са­мом деле, если в истории Земли были по­добные события, то они должны были вы­звать к жизни представление о Высшем разуме во Вселенной. В материалистиче­ском понимании Высший разум можно трактовать как высокоразвитую и высоко­организованную жизнь некоторых планет, опередивших в прогрессе Землю. У древних же это представление приобрело мистическо-религиозный характер и в результате длительных модификаций переросло в понятие бога.

В рассуждениях о периодичности прилетов на нашу планету для открытого «программирования» мы можем предположить в качестве исходных точек два срока за период «писаной» истории: 1) в эпоху, отстоящую от нас примерно на сорок веков, когда в некоторых районах земного шара стало складываться так называемое астральное мышление, и вместо земных «богов» появились небесные; 2) на грани двух летоисчислений, на заре нашей эры, когда, с одной стороны, начинается длительный процесс смены формаций, вместо рабовладельческого строя начинает возникать более прогрессивный, феодальный строй. С другой стороны, в это же время почти полностью превращается развитие материалистической науки и философии и начинается тысячелетнее царство идеализма в его наиболее консервативном выражении – в виде богословия.

«Господнее откровение»

Ранние космические контакты могли уси­лить агностическое начало в земных лю­дях: поскольку в небо не проникнешь, зна­чит, только путем личного «общения с бо­гом», путем «откровения свыше» можно познать тайны Вселенной.                   

Смысл термина «господнее откровение» может быть объяснен рационалистически только как результат различного рода контактов «землян» с «небожителями». В этой связи следовало бы осуществить попытку переоценки старой концепции шотландского фольклориста Эндрю Лэнга (1844–1912), первым обратившего внимание на образы небесных богов в религиях некоторых народов Земли. В своей книге «Созидание религии» (1898) он пришел к выводу, что образы этих богов, «делателей», невозможно связать с анимистической, широко в то время распространенной, теорией, что они имеют какое-то другое, необъяснимое происхождение.

Продолжением взглядов Лэнга можно     считать воззрения австрийского этнографа и лингвиста Вильгельма Шмидта (1868–1954), автора концепции прамонотеизма. В 12-томном исследовании «Происхождение идеи бога» (1912–1955) он развернул мысль о «первобытном откровении», которую стремился доказать фактами этнографической науки. Он считал, что монотеистическая вера, вера в бога-творца могла сложиться в древнейшие времена под впечатлением «откровения». По Шмидту, подоб­ная вера, не испорченная магическими и ми­фологическими наслоениями, дошла до поздних времен у некоторых племен Афри­ки, у отсталых народов юго-восточной ча­сти Азии и у туземцев Австралии.

Некоторые знания древние действительно могли получить в результате «откровения», т. е. контактов с представителями более высокой цивилизации.

Что же могли воспринять земляне от «не­божителей»? Принцип радиосвязи, телеви­дения, синтезирования продуктов питания? Двигатель внутреннего сгорания, огне­стрельное оружие или что-либо другое?

Ничего из подобных вещей!

Принцип рычага первого и второго рода, каток, колесо, блок, способ добывания ог­ня трением – люди могли воспринять (ес­ли, конечно, они сами постепенно до этого не додумались).

Элементарные сведения о Вселенной, о природе, о человеческой жизни, о способах добычи пищи, ряд абстрактных понятий, представление о первичной этике и морали – люди могли воспринять.

Есть два взгляда на нашу цивилизацию. Один из них сводится к тому, что она впи­тала в себя знания предыдущих цивилиза­ций Земли, погибших в результате больших катаклизмов (смотри, например, А. А. Горбовский. Загадки древней истории. М., 1966). Другой взгляд предполагает, что земная культура сложилась под влиянием внешнего, космического воздействия. Воз­можна и третья точка зрения, сводящаяся к утверждению обоих взглядов, превосход­но дополняющих друг друга.

«Ангелы божьи»

Слово «ангел» у древних греков означало «вестник, посланец, гонец». «Ангел бо­жий» – буквально значит «посланец бога».

Вот как представлял ангела Иоанн Тео­лог: «И видел я… Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком: над головою его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его как столпы огненные» («Откровение», X, 1). Ангелы Иоанна оглашают землю «трубным гласом» так, что их далеко слышно, летают они со страшным шумом.

Можно, конечно, объявить все это голым вымыслом. Но ведь человеку, проникнутому религиозным пиететом, легче придумать ангела тихого, вроде лермонтовского, летящего «по небу полуночи». Недаром, когда люди хотят отметить тишину, они говорят о «тихом ангеле», словно подразумевая, что вообще-то ангелы – существа шумные.

В некоторых памятниках письменности можно найти странные детали, которые, на наш взгляд, следует считать отголосками каких-то конкретных вещей, виденных в жизни. В самом деле, нельзя ли задаться вопросом: как могли связываться между собой «бог иже на небеси» и «ангелы иже на земли»? Вопрос может показаться довольно праздным. Но, оказывается, люди отдаленных от нас времен имели некоторые представления о таких вещах и тоже задавались подобным вопросом.

В софийском «Соборнике», хранящемся в отделе рукописей Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, одна глава называется «Сказание о небесных силах». Написана она в форме диалога. Читаем:

 «ВОПРОС: Ангелы божии лица божия не видят. И како бывает им повеление божие посылая их на службу?

ОТВЕТ: Ангелы господни имут над ушима тороцы (от слова «торчать, выставляться наружу». – В. 3.), то бо есть покоите святаго духа иже им действо имат.

А им же над челом белость то суть слу­хи. Егда приидет ангелу повеление от бога, на которую службу, тогда вострепещет у ангела слух. Он же абие (тотчас. – В. 3.) зрит в зерцале иже имат в руце своей. И обретает повеленное ему от бога в зерцале написано яко же кто пишет на воде. А лица божия не видят, токмо славу его».

У Даля находим следующее объяснение: «Тороки и тороци (в иконописи) – ток бо­жественного или ангельского слуха, изо­бражаемый на иконах в виде излучистой струи, тока, лучей». Может, и в сказочном сюжете с «волшебным зеркалом» есть ка­кой-то реальный смысл?

Современные попытки создать приспо­собление для индивидуального полета, без самолета, связаны с усилиями сделать че­ловека более мобильным. Уже считается рациональным движущие дюзы в виде ме­таллических гильз крепить к ногам. Реактивная струя газов, бьющих вниз, выходит из этих гильз и толкает человека вверх («ноги как столпы огненные»). Набрав нуж­ную высоту, человек сможет разбросить сложенные за спиной легкие крылья для свободного парения. Естественно, что он должен иметь шлем («лицо его как солн­це»), антенну над шлемом («над головой радуга», т. е. дуга, если антенна будет кру­говой, в виде нимба), полет будет сопровождаться включением время от времени дюз («облеченный облаком»).

В наши дни в киножурналах и на страницах печатных журналов можно видеть испытания «ангельского снаряжения» и картины полета «ангелов». С волнением смотришь, например, как несколько советских мастеров парашютного спорта проделывают сложные эволюции в небе, не прибегая к помощи парашютов, воспроизводя «ангель­ские» действия в экспериментальном филь­ме «Люди над облаками» (Киев, 1965).

«Молитва Всевышнему»

Молитва мыслилась как акт непосредственного общения с богом. Человек должен был отвлечься от всех посторонних «раздражителей» и вспомнить соответствующий случаю текст молитвы. «Не каждая молитва доходит до господа». В случае если человек не соблюдает положенного по
ритуалу, рассеян, неискренен, злонамерен (например, просит о нанесении зла ближнему) – считалось, что акт общения с богом не состоится.

В этой связи можно вспомнить возникшую на Афоне в XIV веке богословскую дискуссию об «умной» молитве между варлаамитами (приверженцами Варлаама Калабрийского) и паламитами (сторонниками Григория Паламы, солунского митрополита). В основе дискуссии лежал вопрос о природе так называемого Фаворского света, того «неизреченного» света, которым светились ризы и лицо Христа в момент преображения на горе Фаворской (Матфея, XVII, 2; Луки, IX, 29 и Марка, IX, 3). Паламиты защищали особый вид молитвенного созерцания (исихазм), «умное делание», каковым они объявляли молитву. Они считали, что фаворский свет – это «внутренний» свет, которым просияло лицо Христа «изнутри». Варлаамиты же полагали, что это был свет «внешний», созданный для «просвещения апостолов» и исчезнувший бесследно, поскольку был «внешним». Паламиты думали, что это был свет вечный, «присносущий», имманентный небесной природе Христа; варлаамиты полагали, что свет был эфемерным, мгновенно созданным и, так сказать, искусственно «отключенным».

Воззрения Паламы были в 1368 году на Соборе объявлены истинно православными, а точка зрения Варлаама была отброшена. В наше время можно было бы сказать, что рационалистического смысла было все же больше в воззрениях варлаамитов.

Христос, согласно новозаветным представлениям, неоднократно беседовал со своим «отцом небесным». Его ученики ВИДЕЛИ, как он разговаривал, но НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛИ его беседы. Видимо, это было «умное делание» (т. е. некое умственное, «мозговое» действие).

Нельзя ли предположить, что молитва (будь то христианская, иудейская, мусульманская и др.) – это уподобление акту телепатической связи, акту, который приходилось наблюдать земным людям в случаях встречи с представителями высокоразвитой цивилизации?

Уже в наше время осуществляются попытки использования телепатии в качестве средства связи в космическом пространстве. Известно, что программа НАСА (Американ­ской Национальной администрации по астронавтике и космосу) включает в себя опыты по установлению телепатической свя­зи между космическими кораблями. Пред­седатель Комитета по биоастронавтике при Международной федерации по астронавтике доктор философии Юджин Б. Конеси на 14-м съезде федерации (Париж, 1963) кос­нулся в докладе психофизиологических яв­лений, связанных с новыми способами сооб­щения в космосе. В частности, он заявил, что «советская программа развития полета человека в космос, по некоторым сообще­ниям, ставит задачу срочно изучить один из наиболее интересных^ вопросов современ­ной науки: в чем заключается сущность некоторых явлений, которые связаны с электромагнитным способом общения меж­ду живыми существами?» Опираясь, види­мо, на книгу Б. Б. Кажинского «Биологи­ческая радиосвязь» (Киев, 1962), Конеси говорил: «С советской точки зрения, цель исследований – создание «записывателя мысли», «электронного гипноза», или «при­бора для передачи мысли на расстояние».

Наш мир, видимо, стоит перёд перспекти­вой открытия нового вида связи. Эта пер­спектива обусловлена необходимостью ус­корения передачи информации на большие расстояния, поскольку радиосвязь в буду­щем может оказаться очень «медлитель­ным» способом коммуникации (радиолуч преодолевает расстояние от Земли, до Солнца примерно за 8 минут, а до Альфы Центавра более чем за 4 года!) Если МЫ уже подошли к этой перспективе, то поче­му к ней не могли подойти ранее нас ДРУГИЕ цивилизации?

Люди, которые могли наблюдать акт телепатической коммуникации, воспроизводи­ли этот акт в молитве, подражая и по-свое­му его осмысливая. «Радиопоклонники» с островов Меланезии, в XX веке сооружаю­щие «радиомачты» и устраивающие из тро­стниковых палочек «антенны», производя слепо действия, подсмотренные у радистов-европейцев, в этом смысле похожи на на­ших предков, подражавших космическим пришельцам.

Нельзя ли считать некоторые атрибуты, участвующие в совершении ритуальных действий, отдаленными реминисценциями предметов, использованных «небожителями» в процессе осуществления телепатической связи и подсмотренных земными жителями?

Мы уже говорили, что ангелы имели «над ушима тороци», а «над челом слухи», с по­мощью которых они получали приказы от бога. А нельзя ли рассматривать тефилин, используемый во время молитвы верующими евреями, как нечто подобное ангельским «слухам»? Тефилин (греческое «филактерии») – это «два выкрашенных в черную краску кожаных наглухо зашитых ящичка», своеобразные хранилища «святого духа». В них содержатся заветы Яхве Моисею и израильскому народу. Один из ящичков надевается на голову, второй крепится на руку. Между собой они соединены черными кожаными ремнями. Считает­ся, что значение тефилина – чисто символи­ческое, указывающее на то, что человек обязан посвятить всю свою душу служению богу. А некоторые ученые пытаются трак­товать тефилин просто как амулеты, пре­дохраняющие человека от злой силы.

В какую-то связь с тефилином можно поставить и талис – употребляемое иудеями во время утренней молитвы покрывало, к четырем краям которого привязываются «кисти видения». Все атрибуты иудейской молитвы, на наш взгляд, напоминают си­стему объединенных между собой датчи­ков.

Почему католический клирик имеет тон­зуру, т. е. гладко выбритое место на голове, а верующий мусульманин бреет всю голову? Может, для того, чтобы облегчить нисхождение «духа святого» на верующего во время молитвы? Телепатическая связь нуждается, видимо, в каком-то приборе, который мог бы обеспечить надежность и устойчивость самой связи, а также сделать ее достоянием не исключительных личностей, предрасположенных к ней от природы, а любого человека. Подобно тому, как люди научились усиливать звук, увеличивать изображение, открыли возможность «видеть» в темноте, они, возможно, сконструируют и усилитель биотоков.

Крещение водой

В отдаленные времена у народов Аравий­ского полуострова не было обычая омове­ния (как нет его и до сих пор у некоторых народов). Отсутствие такой элементарной гигиены было причиной распространенности многих болезней. Чтобы ввести в практику пользование водой в гигиенических целях, нужно было сделать это в глазах людей богоугодным действием, имеющим сакральный оттенок. Можно предположить, что один 7 из представителей высокоразвитой «внешней» цивилизации совершил целую реформу, введя «крещение водой». Видимо, с аналогичными целями на несколько ты­сячелетий ранее был введен обычай обрезания.

Можно ли поднять в небо то, чего нет на Земле?

Рассуждая о «неисповедимости» путей сложения мифов и легенд, многие высказывают мнение, что человек в процессе осмысления реальной действительности создавал небесный мир по образу и подобию мира земного. Он, якобы, населил его человекоподобными разумными существами, создал иерархию этих разумных существ и перенес на небо свои идеальные представления о формах человеческих отношений. Иными словами, «царство небесное» – это идеализированный образ человеческого общежития.

Но как можно было «населить» небесный мир Разумом, если не иметь об этом мире никаких фактических сведений, никаких об­разов? Ведь простое созерцание ночного неба, настраивающее любого человека на самый возвышенный лад, не дает ни ма­лейшего факта, ни малейшего «зерна», ко­торое «проросло» бы в образ реального, фактического мира. Исходя из чистого со­зерцания, легче представить звезды «све­тильниками ночи», «господними украшения­ми», но образ «тверди» без исходных данных возникнуть никак не может. Всем из­вестно, что даже наука имела более чем странные представления о небе. До 1803* года, например, падение с неба «камней» полностью отрицалось учеными, среди ко­торых был и Лавуазье. Человеку невоз­можно было представить «небесную твердь» в виде планет исходя только из своего земного опыта и наблюдений за небом. Значит, где-то в глубине тысячелетий надо искать запрятанные под толстыми напластованиями суеверий и невежества какие-то исходные сведения, которые были получены человеком в порядке «откровения», в результате сношения с «запредельным» миром. Эти-то сведения могли лечь в основу мифов и легенд о небе, подобно песчинке, попадающей в жемчужную раковину и помогающей появиться на свет самой жемчужине.

Если человек никогда сам не был на Луне и не слышал о ней рассказов из уст «небожителей», как могло зародиться библейское выражение «твердый, как Луна»? Ведь к подобному знанию мы приходим только сейчас, после мягкой посадки совет­ских и американских лунных станций, а большинство ученых до тех пор считало, что Луна покрыта пылью. Наконец, как че­ловек древности мог умозрительно прийти к мысли, что материя дискретна? В книге Премудрости Соломоновой сказано, что мир создан из «необразного» (т. е. аморфного) вещества!

Как правило, исходный образ, несмотря на все деформации, каким его подвергают создатель и рассказчик мифа или легенды; сохраняет до конца свою «узнаваемость».

Так можно ли перенести в небо то, чего нет на Земле?

В древней, религиозной литературе суще­ствует образ «небесного храма» или «дома господня», как правило, толкуемый в «космическом», «небесном» плане. Некоторые комментаторы склонны считать этот образ чисто умозрительным. Другие полагают, что человеческая фантазия создала его по аналогии с храмом земным.

«Небесный храм» нисходил на землю с неба, обладая способностью летать. Читаем: «Были громы и молнии, и густое облако над горою (Синайскою), и трубный звук весьма сильный… Гора же Синай вся дымилась оттого, что Господь сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась…» Кар­тине, нарисованной в ветхозаветной книге, не противоречит образ, виденный Иоанном Богословом: «И отверзся храм Божий на небе… И произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение, и великий град».

Можно ли считать, что в обоих случаях описано извержение вулкана? Нет! Слиш­ком конкретно и точно указано направле­ние действия – с неба на землю, т. е. свер­ху вниз, а не наоборот. В смысле соблю­дения точности главных, принципиальных деталей мифы всегда очень надежны. В них не могли быть спутанными «верх» и «низ». Отвергая вулканический вариант, мы можем отклонить и вариант, связанный с молнией.

В I книге Паралипоменон рассказывается о том, как царь Давид, выполняя волю бога, поручил сыну своему Соломону пост­роить «дом господен». В более пространной редакции этот рассказ содержится в апо­крифе «О церкви святая святых юже царь Давид виде духом, егда восхищен бысть на небеса». Здесь излагается версия о том, как Давиду, вознесенному на небо, был по­казан «образ церковный на небесах», поло­женный впоследствии в основу Иерусалим­ского храма. Храм на Земле строился в связи с возможностью нового пришествия на Землю бога – если «бог наш к нам при­дет, то поживет с нами».

Ангелы говорили Давиду: «Да будет (этот образ) домом церковным богу в Иерусалиме». Вернувшись на землю и «рассмотрев… что видел и какую красоту, он призвал Соломона и поведал ему, что видел и слышал, и сказал Соломон: «Как я могу построить дом богу? Ведь господь в нерукотворных церквах живет». И так Соломону, говорившему: «Как я такие де­ла могу сотворить?» – отвечал Давид: «Я тебе сотворю образ церковный, который я видел, и ты дерзай...». И повелел отрокам своим принести по сту свеч, и сотворил церковь малую, и показал Соломону. И сказал: «Смотри, чадо, как стены, и как столпы, как балки, как верх и как окна».

В обоих документах нет никаких ассо­циаций с молнией. Зато на первый план вы­ступают ассоциации с… космическим кораб­лем!

Можно ли было умозрительно создать образ «небесного храма»? По нашему мне­нию – нет, если для подобного образа не было никакого прецедента, явления, хотя бы отдаленно напоминающего этот образ.

Могло ли сложиться представление о «.небесном храме» под впечатлением конст­рукции «храма земного»? Внешние черты могли быть и перенесены с земли на небо. Но внутренний смысл, сама природа «не­бесного храма», его способность «летать», нисходить с неба на Землю—не могли воз­никнуть под впечатлением земного опыта. Нельзя было поднять с земли в небо то, чего не было на Земле! Невозможно было создать образ «небесного храма», не видев его!

В процессе мифотворчества, несомненно, происходило смешение элементов «земных» и «небесных». Тот или иной «небесный» факт или явление осмысливались «по-земному», толковались «по-земному» с участи­ем большой доли фантазии и воображения. Говоря об идеализме сознания мифотворцев, надо иметь в виду, что этот идеализм проявлялся в процессе абстрагирования и САМОГО ИСТОЛКОВАНИЯ какого-то «рационального», конкретного «зерна». Но само «зерно» не могло возникнуть из ниче­го. Вспомним слова Ленина из «Философских тетрадей»: «Раздвоение познания человека и ВОЗМОЖНОСТЬ идеализма (религии) ДАНЫ уже в ПЕРВОЙ, ЭЛЕ­МЕНТАРНОЙ абстракции. Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слеп­ка (понятия) с нее НЕ ЕСТЬ простой, не­посредственный, зеркально-мертвый акт, а | сложный, раздвоенный, зигзагообразный, ВКЛЮЧАЮЩИЙ В СЕБЯ возможность отлета фантазии от жизни; мало того: воз­можность ПРЕВРАЩЕНИЯ (и притом не­заметного, несознаваемого человеком пре­вращения) абстрактного понятия, идеи в ФАНТАЗИЮ (в последнем счете – бога)»

Принципиальная схема человеческого по­знания, предложенная Лениным, превос­ходно объясняет сложность процесса обра­зования понятий и диалектику взаимоотно­шения реальности и ее отражения в созна­нии человека.

Надо учитывать еще две особенности процесса познания. Первая состоит в том, что по мере удаления от факта во времени человек склонен все более и более мисти­фицировать и сам факт, и его отражение, сохранившееся в человеческом сознании Другая особенность состоит в том, что не посредственное отражение с течением вре­мени проделывает эволюцию – из прямого значения оно превращается в иносказа­тельное.

В какие-то времена человек мог видеть, как «бог» выходит из «машины». Сложи­лась словесная формула «бог из машины». (Выражение приписывается Платону –  429–347 гг., встречается у Менандра – 343–292). Постепенно прямой смысл этой формулы утрачивался, но на смену ему пришел смысл иносказательный. В древнеримском театре выражение «бог из маши­ны» уже стало означать неожиданную раз­вязку действия вследствие вмешательства либо какого-то лица, либо опускавшегося на сцену божества.

Такую же эволюцию могло проделать выражение «тьма кромешная». Буквальный смысл его – «тьма запредельная», «внеш­няя», т. е. когда-то оно могло отражать представление о тьме космической, о чер­ноте космоса (заметка «Мифы, легенды и космос» в альманахе «На суше и на море», М., 1965). С течением времени эго выраже­ние приобрело смысл, ничего общего не имеющий с первичным, буквальным смыс­лом.

На двух последних примерах, приведенных нами, можно отчетливо видеть, как «небесное» постепенно утрачивало свое зна­чение и приобретало значение чисто «зем­ного». В том и трудность, чтобы за «зем­ным» разглядеть черты «небесного»!

«Страх господен»

С ангелами связаны два противополож­ных по смыслу мифических представления. Одно трактовало их как олицетворение злых небесных сил. Мятежный ангел Лю­цифер, «носитель света», восставший на бо­га, был низринут с неба на Землю и стал Сатаной, повелителем ада и воинства злых ангелов.

Ангелы добрые считались покровителями г людских судеб, хранителями человеческих жизней. Но в книгах Священного писания они выступают не как бесплотные символы, а как действующие в событиях реальные < лица, имеющие «небесную» природу. Их поведение описывается в Библии с большим реализмом.

Вспомним ветхозаветную легенду о ги­бели городов Содома и Гоморры. Она лег­ко, на наш взгляд, увязывается с пришест­вием на Землю «небожителей».

В книге Бытия рассказывается о том, как праведный Лот, укрывший в своём доме ангелов от разъяренной толпы горожан-содомитов, захотевших «познать» их, был предупрежден богом, чтобы спасался с же­ной, дочерьми и зятьями, т. к. город будет сожжен. Защищая ангелов, Лот предлагал содомитам двух дочерей своих невинных для «познания», лишь бы они оставили ан­гелов. Но настойчивые горожане, разгне­ванные на Лота, не отступали. Тогда ангелы (их было двое) втащили Лота через дверь в дом, закрыли ее и чем-то ослепили передних, напиравших на дверь горожан. А наутро, когда Лот с семейством укрылся за городом, города были сожжены. Постра­дала при этом жена Лота (она оглянулась; когда услышала грохот за спиной, хотя это было запрещено), превратившаяся почему- то в соляной столб. Рассказывается, что бог послал на Содом и Гоморру жупел и огонь небесный, «и ниспроверг города сии, всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли».

Существует метеорная гипотеза гибели этих городов, с которой мы не можем сог­ласиться: картина, нарисованная в книге Бытия, совсем не похожа на картину паде­ния метеорита. «Жупел и огонь небесный» древние никак не могли спутать с гигант­ским метеоритом, который обычно оставля­ет после себя круглую воронку.

М. М. Агрест связывает картину гибели Содома и Гоморры с пришествием из Кос­моса. Соглашаясь в основных чертах с ним, мы можем добавить, что уничтожение «городов сих, и всех жителей городов сих», видимо, было необходимо кому-то, чтобы создать устрашающий прецедент, препод­нести людям внушительную «фигуру стра­ха», «страха божьего», как начала всякой премудрости», как «программирующего» условия для людей той эпохи.

В древности появились понятия «Свет ярче солнца» (апокриф «Вопросы Иоанна Богослова Господу на горе Фаворской») и «ярче» десяти тысячи солнц» («Махабхарата» – «Бхагавадгита»). Как могли они зародиться? Солнце в древности всегда считалось верховным божеством, носителем тепла, света, животворной силы. И практи­чески, и теоретически трудно было пред­ставить свет ярче солнечного. А говорить об этом в переносном смысле – означало бы оскорбить небесное божество, Солнце, при­знать тем самым существование некой бо­лее великой стихии.

В апокрифе «Вопросы Иоанна...» есть место, которое можно поставить в соответ­ствие с библейским рассказом о Содоме и Гоморре: «Пошлю аггелы мои святые и да зажгут землю… И изгорит земля локтей пятьдесят тыщ… И изгорят горы великие, и ниспадут и сокрушатся. И будут яко и прахи. Изгорит все дерево… Изгорит всяк скот и всяк гад ползающий по земли, и всяка птица, парящая по аэру. И потом не будет на лице всея земли дрожащего ни­чего. И будет вся земля недвижима». Но «вся земля» – это не вся поверхность зем­ного шара, а только территория диаметром в 50 000 локтей, т. е. примерно 20 км. А это – диаметр зоны поражения обычного ядерного взрыва по световому излучению! Еще древнегреческий историк и географ Страбон (I в. до н. э. – I в. н. э.), совершив­ший путешествие в район Мертвого моря, писал, что скалы в окрестностях этого мо­ря, в котором погребены Содом и Гоморра, оплавлены каким-то неизвестным огнем. А остатки Вавилонской башни (Э. Церен. «Библейские холмы», М., 1966, стр. 110) представляют собой «плотную массу, подобную расплавленному стеклу». Можно предположить, что «акция устрашения» была произведена не в одном месте земного шара. В «Махабхарате» мы читаем: «Свер­кающий снаряд, обладающий сиянием огня, лишенного дыма, был выпущен. Густой туман внезапно покрыл войско. Все сторо­ны горизонта погрузились в мрак. Подня­лись несущие зло вихри. Тучи с ревом уст­ремились в высоту неба… Казалось, даже солнце закружилось. Мир, опаленный жа­ром этого оружия, казалось, был в лихо­радке. Слоны, обожженные пламенем ору­жия, бежали, объятые ужасом». Разве по­хоже это на падение метеорита или извер­жение вулкана?

Сохранилось даже описание внешнего вида этого оружия. Оно «было похоже на огромную железную стрелу».

О характере оружия можно только до­гадываться, прочитав в той же «Махабха-рате», как с летательного аппарата «был выпущен снаряд, который заключал в себе силу всей вселенной… Вспышка была яркой, как десять тысяч солнц в зените». Называ­лось это оружие в разных странах по-раз­ному: в Индии – «Оружие Брахмы» или «Пламя Индры», в Южной Америке – «Машмак», у кельтов – «Искусство Грома».

Фигура «страха господня» как «про­граммирующего» фактора, была, видимо, преподнесена во всех главных очагах зем­ной цивилизации. Только если в случае с Содомом и Гоморрой можно предположить, что «силы небесные» истребляли очаги, по­раженные определенным пороком, то в «Махабхарате» речь могла идти об уничтожении на века идеи войны, поскольку эти «силы» вмешивались в сражения двух вою­ющих сторон, истребляя и тех и других.

Миф?

Перенесемся совсем в другую эпоху. Об­ратимся к событиям более поздним, отно­сящимся к рубежу старого и нового лето­исчислений.

Во многих писаных документах первых веков нашей эры (И. Флавий, Тацит, Свето­ний, Плиний Младший, Евангелия, Талмуд и др.) встречается упоминание об удиви­тельной личности, «пришедшей с неба», – об Иисусе Христе.

Как же случилось, что в историчности Гаутамы (Будды) мало кто сомневаетя, историчность Магомета никогда не состав­ляла проблему, а личность Христа—до сих пор загадка?

В истории человечества были люди, ок­руженные ореолом святости еще при жизни. Идеалы, ими проповедовавшиеся, были не менее значительны, чем идеалы Христа. Им поклонялись массы Людей. Достаточно вспомнить хотя бы Франциска Ассизского.

Тем не менее, эти люди не приобрели та­кого значения, как Христос. Чем это объ­ясняется? Не тем ли, что они имели слиш­ком земную биографию, были «пророками в отечестве своем?»

Узаконенная в науке точка зрения на Христа только как на церковный миф вряд ли может считаться удовлетворительной. Правда, в деле атеистической пропаганды историзм личности Христа с точки зрения марксизма представляет вопрос второсте­пенный. Эта проблема имеет значение глав­ным образом только историческое. Правы, по нашему мнению, Йоханнес Ирмшер (ГДР) и J1. Варцль (ЧСР), упрекающие советских ученых в том, что они слишком увлеклись отрицанием историчности Хри­ста и создали из этого целую проблему.

Церковная версия о Христе – это, конечно, миф. Но за этим мифом ясно просмат­ривается историческая личность. В связи с этим английский историк-марксист А. Ро­бертсон в своей книге «Происхождение христианства» писал: «То, что происхож­дение христианства окутано мифом, не является для нас предметом спора. Но в каком-то месте миф должен закончиться и должна начаться история».

«За кого почитают Меня люди?»

Проблема возникла еще в I веке. «Пришед же в страны Кесарии Филипповой, Ииcyc спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человече­ского? Они сказали: одни за Иоанна Крес­тителя, другие за Илию, а иные за Иере­мию или одного из пророков. Он говорит им, а вы за кого почитаете меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: «Ты – Христос, Сын Бога Живого» (Матф., 16, 13–16). Кстати, заметим, что слова Пилата «Это человек», сказанные им при виде Христа, тоже отражают наличие в те дни пробле­мы: кем был Христос?

Если он обычный земной человек – поче­му возникла такая проблема? Почему Иосиф Флавий, римский историк I в., в своих «Иудейских древностях» говорит о Христе как о «мудром человеке, если его вообще можно назвать человеком»?

«Я сошел с небес»

Христос говорил не раз, что пришел сви­детельствовать о своем отце небесном. «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня От­ца» (Иоан., 6, 38). «Еще не долго быть Мне с вами, я пойду к Пославшему Меня; будете искать Меня и не найдете, и где буду Я, туда вы можете придти… При сем иудеи говорили между собою: куда Он хочет идти, так что мы не найдем Его? Что значат сии слова, которые Он сказал: будете искать Меня, и не найдете, и где буду Я, туда вы не можете придти?» (Иоан., 7, 33–36). «Я знаю, откуда пришел и куда иду; а вы не знаете, откуда Я, и куда иду» (Иоан, 8, 14). «Куда я иду, туда не можете придти… Вы от мира сего, Я не от сего мира» (Иоан,, 8, 21–23), Христос объяснял наместнику Пилату: «Царство Мое не от мира сего» (Иоан., 18, 36). Пилат переспросил: «Откуда Ты? Но Иисус не дал ему ответа» (там же, 19, 9). Не дал ответа, потому что было бесполезно объяснять свое «небесное» происхождение: «Если я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поварите, если я буду говорить вам о небесном». Стена непонимания стоит между ним и его слушателями, когда речь идет о «царстве небесном». Потому он и вынужден был говорить притчами, все переводя в земной план.

Попытки объяснить свое происхождение не приводили к успеху. Читаем у Ионна: «Тогда сказали Ему: кто же Ты?.. Не поняли, что Он говорил им об Отце» (8, 25–27). Люди не понимают и другого; они размышляют: «Как же говорит Он: Я сошел с небес?» (6, 42).

Кто его родители

Указания на то, что у Христа были родители на Земле, весьма противоречивы. Если полагаться на указания новозаветных документов, он неоднократно отказывался от своих родственников, объясняя родство с ними только как родство «по богу»: «указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Матф., 12, 49–50; Марк., 3, 32–35). Сами его соотечественники не уверены, что он действительно сын их народа. Лука указывает, что люди только «думали», что он «Сын Иосифов» (3, 23).

Родословная Христа, «Сына Давидова, Сына Авраамова» (Матф., 1, 1) нужна была иудеям для соблюдения преемствен­ности ожидаемого мессии от древних ев­рейских родов. Марк считал Христа «Сы­ном Божьим» (1, 1). Лука вообще лишает его родословной, объявляя его «пророком Всевышнего» (1, 76), а Иоанн «Агнцем Божьим, Который берет на Себя грех ми­ра» (1, 29), предпосылая его появлению на Земле «космогоническую» преамбулу (1, 1–10).

Синкретизм, многосоставность образа канонического Христа, о чем написано много исследований, наиболее отчетливо выра­жены в легенде о его рождении, включив­шей элементы митраизма, зороастризма и буддизма (С. И. Ковалев, М. М. Кубланов.Нахо дки в Иудейской пустыне, М., 1960, стр. 72). Почему-то авторы жизнеописания Христа приводят версию о рождении, но не дают всей биографии (если не принимать в расчет некоторых апокрифов), т. е. в истории «церковного» Христа добрых тридцать лет пустых. Видимо, легенда о рождении была создана специально для того, чтобы сделать образ его понятным для земных людей ти прикрепить его к земному иудейскому племени. Недаром культ Девы Марии сложился несколькими веками позднее истории Христа.

Голый среди волков

В Христе поражают его незнание земной жизни и беспомощность, его одиночество и отсутствие земные корней. Он не может видеть пагубных результатов своей дея­тельности, не боится спорить с представи­телями власти, отвергает субботу, заявляя, что «не человек для субботы, а суббота для человека», и даже недоумевает, поче­му нельзя есть до звезды. Он научил своих учеников не соблюдать поста. Он беспомо­щен, видя свое одиночество: «Жатвы мно­го, а делателей мало» (Матф., 9, 37). Но он иногда видит, что его приход к людям по­влечет за собой многие последствия, что будет литься кровь и настанет смятение среди людей, что произойдет «о Нем расп­ря в народе» (Иоан., 7, 43). И он говорил: «Не мир пришел Я принести, но меч» (Матф,, 10,34).

Эту особенность – незнание многих зем­ных дел – не мы первыми отмечаем. Среди многочисленных сект ранних веков христианства существовала секта монофизитов, в числе которых были агноиты (от древнегреческого «agnola», т. е. незнание, неведение, непонимание), объединенные убеждением, что Христос не был осведомлен в земных делах.

Разве не удивительно и то, что Христос был наделен исключительным демократизмом и национальной терпимостью, трудно объяснимыми в условиях рабовладельческого строя? Лучшие умы человечества того времени мечтали лишь об улучшенном варианте рабовладельчества. А Христос был «друг мытарям и грешникам» (Матф., 11, 19), открыто беседовал с женщиной самаритянкой, ел и пил у мытарей Левия и Закхея, принимал дары блудницы. Для него не было разницы между эллином и иудеем. Не зная земных обычаев, он де­монстративно отвергал богатых. Его даже обвиняли в том, что он «развращает на­род… и запрещает давать подать Кесарю» (Лук., 23, 2). Правда, иногда в нем про­сыпался инстинкт самосохранения: когда фарисеи подослали к нему двух осведомителей-провокаторов, чтобы «уловить Его на словах» (Матф., 22, 15), скомпрометиро­вать и выдать римским властям по обви­нению в подстрекательстве не платить по­дать кесарю, – он им заявил: «Кесарево ке­сарю, а Божие Богу» (Матф., 22, 21).

Иудейских виртуозов праведности, фа­рисеев, Христос называл «слепыми вождя­ми слепых» (Матф., 15, 14). О лживости и эгоизме «книжников и фарисеев» он разразился целой тирадой, гневно призывая на них кару. Он не почитал иудейских храмов, так что в 1 в. среди широкой массы людей сложилось убеждение, что Христос и его окружение – это секта безбожников и безнравственных людей (В. Снегирев. Учение о лице господа Иисуса Христа в первых трех веках христианства. Казань, 1870, стр. 29).                                

Он был суров и непримирим к властям, церковникам, фарисеям и книжникам, но бесконечно терпим и снисходителен к «ма­лым сим». Разговаривая с ними, он сове­товал им терпимость, доброту друг к дру­гу. Вывод о том, что он был непротивленец, нуждается в определенном ограничении.

Христос представляется нам жертвой собственного благородства, доверчивости и незнания земных обстоятельств. С другой стороны – это жертва банальной людской зависти и человеческого невежества, о котором еще Маркс писал как о «демонической силе». Судьба Иисуса – лишь эпи­зод в мартирологе земной истории. Но есть еще третья сторона его жертвы: вся по­весть о деяниях Иисуса Христа на Земле от начала и до конца выглядит как заранее запланированная акция. Об этом – ниже.

Сколько ему было лет?

Спор о личности Христа длился до середины XIII века, пока Папа не положил конец ему, поелику вещи сии, якобы, выше уразумения. Начавшись еще в 1 веке, дискуссия породила ряд сект и ересей, среди которых особенно примечательна, с нашей точки зрения, ересь константинопольского архимандрита Евтихия, так называемое монофизитство. Это течение можно рассматривать как отзвук ранних споров о природе Христа. Среди монофизитов были ктиститы, убежденные в том, что Христос, как и простой человек, подвержен после смерти тлену, что он, как и все люди, рож­ден, а не возник из божественного духа. Основные положения монофизитов своди­лись к признанию «единосущностной» при­роды Христа и к так называемому «пресуществованию» его. Эти положения, если их очистить от мистико-богословской гно­стической фразеологии, могут отражать вполне материалистический смысл, сводя­щийся к признанию человеческой природы Христа, не связанной с «троицей», и к признанию того, что до появления на Зем­ле он жил еще где-то («предварительное существование»),

Христос «начал свое служение» на Земле в возрасте «лет тридцати» (Лук., 3, 23). Это «служение», согласно свидетельству евангелистов, продолжалось от одного до трех лет. Распят он был на 34-м году жиз­ни. Если считать его личностью космиче­ского происхождения, то ему должно бы­ло быть по «внутреннему времени» значи­тельно больше лет. Учитывая «пресуществование», ему могло быть много сот лет. Правда, мы должны в данном случае при­нимать в расчет «парадокс времени», про­явившийся во время его путешествия «с неба на грешную землю».

В определенном соответствии с нашими рассуждениями могут стоять слова Христа из Иоанна: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой, и увидел и возрадовал­ся. На это сказали Ему иудеи: Тебе нет еще пятидесяти лет, – и Ты видел Авраама? Иисус сказал им: … прежде нежели был Авраам, я есмь».

Земля – Космос – Земля

Если верить многим мифам и легендам, а также показаниям многочисленных па­мятников древней письменности, то созда­ется отчетливое впечатление, что с Земли на «небо» летали многие земные люди. Не­которые из них (Исайя, Давид и др.) вер­нулись на Землю, а другие (Енох, Моисей, Илья) так и не вернулись. Не мог ли Христос быть сыном человека, оставшегося в «царстве небесном»? Христос мог гово­рить людям о своем фактическом, мате­риальном отце, который остался на другой планете, а земные люди отождествляли от­ца с богом, в которого они привыкли ве­рить. Между тем, отец и бог, как мы это понимаем, в данном случае не одно и то же.

Христу приходилось доказывать, что «царство небесное» – это не царство теней, не прибежище душ умерших. «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых» (Марк., 12, 27).

Не может ли высказанная выше версия (сводящаяся) к предположению, что Христос был посланным на Землю сыном одного из земных людей, взятых на другую планету), объяснить нам исключительное сходство Христа с земными людьми, знание им одного из земных языков, знание иудейской истории и его ссылки на ветхозавет­ные изречения и в то же время незнание жизни на Земле?

Не может ли эта же версия объяснить обилие космологических высказываний Христа? Анализируя его рассказы о небе, содержащиеся в хенобоскионских докумен­тах, И. Доррес писал, что они изменили «все космические ориентации» Христа (J. Doresse. L’Evangile selon Thomas ou les paroles secretes de Yesus, Paris, 1959, глава «Пришествие Спасителя в этот мир и ниспровержение представлений о космиче­ском порядке»).     

Что такое «царство небесное»

Христос не пророчествовал и не читал религиозных проповедей. Он не пропове­довал никакой религии и, как писал Уэйсс, «не был основателем секты. У него не было желания основать школу; его учение было обращено к народу просто как выражение своих знаний (as a notion)» (Weiss. Lite of (hrist). Он просто рассказывал зем­ным своим собеседникам о возможности других, более высоких и благородных форм человеческого общежития, ссылаясь на свой опыт жизни на «небе». И люди могли подумать: царство небесное есть благо. И захотели устроить «царство небесное» на своей земле. Он не обещал людям путе­шествия или переселения на другую пла­нету, но внушал и подсказывал им необходимость изменения земной жизни в соо­тветствии с высоким предназначением человека.

Слова Христа «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Матф., 6, 33), «Царствие божие внутри вас» (Лук., 17, 21), «Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем» (Матф., 13, 24) следует понимать как со­вет перестроить земную жизнь на принци­пах человечности и справедливости. Ставя подобную задачу перед людьми, он мог понимать, что выполнение такой задачи не по плечу испорченному и «развращенному роду»: семена добра следует сеять в серд­цах молодого поколения, не успевшего развратиться философией «книжников и фарисеев». Христос говорил, показывая на детей: «Не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Матф., 19, 14; Марк., 10, 14).

Христианство в общих чертах было зем­ным учением, на Земле рожденным, из земной жизни вытекающим, и зародилось оно до Христа как идеология масс, выра­жающая протест против рабства. В уставе общины Хирбет-Кумран можно найти некоторые положения, характерные для ран­него христианства (И. Д. Амусин. Рукопи­си Мертвого моря, М., 1961, стр. 142–149). А. Робертсон в «Происхождении христиан­ства» писал: «Я отвергаю любое действие независимого от материи дух, любое бо­жественное вмешательство в историю и в соответствии с этим любую гипотезу о происхождении христианства, которая воз­водит его к одному-единственному учи­телю, состоящему в личных отношениях с богом, – независимо от того, как истолко­вывалась эта гипотеза. На вопрос о том, внес ли какой-либо распятый претендент на звание мессии, носивший обычное ев­рейское имя Христос, некоторые элементы в легенду об Иисусе Христе, является та­ким вопросом, относительно которого мы можем придти как к положительному, так и отрицательному заключению, не нанося ущерба материалистическому пониманию истории» (подчеркнуто нами – В. 3.).

Христос мог сыграть вполне определен­ную роль: невольно, самим необычным по­явлением своим он мог соединить мечты человеческие в единую мечту, послужив примером и внешним толчком, и эта мечта стала идеологией, уводящей от бренной и скудной жизни и зовущей к светлому гря­дущему. Эта мечта обещала награду имен­но в земной жизни. Человек наивный и жаждущий справедливости стал мечтать о «царстве небесном» на Земле. Новая меч­та разрушала старую веру, прежние ус­тои, старую идеологию. Этого было вполне достаточно, чтобы пришли в беспокойство первосвященники, держатели ключей от храма господствовавшей веры, и начали преследование «возмутителя спокойствия». Однако христианское учение быстро рас­пространялось.

Увидев, что противиться распространению новой идеологии невозможно, римские власти решили признать христианство, сде­лав его законной религией. Но центральный смысл христианского учения о построении «царства небесного на Земле» постепенно был изменен. Тезис стал звучать «царство небесное после смерти», т. е. мечта о сво­боде и справедливости стала «узилищем души и тела» и «сетью для уловления чело­веков». Когда была произведена эта ин­версия, христиане должны были постепен­но смириться и поверить в новый смысл, так как иго жизни не давало им возмож­ности разорвать узы рабства, не обещало надежды на лучшее в этой жизни. Это по­ложение исчерпывающе объясняется мыслью Ленина: «Бессилие эксплуатируе­мых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в луч­шую загробную жизнь, как бессилие дика­ря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.».

«Дырочкина вера»

В истории о пришествии на Землю Хрис­та центральное место занимает образ «Звезды Вифлеемской». Эта звезда, как символ рождения бога, сохранилась в преданиях и обычаях христианских народов. В эпоху средневековья и в Новое время она неизменно привлекала к себе внимание людей. Византийский философ и бого­слов Иоанн Дамаскин (VII–VIII вв.) в сочинении «Правильное изложение веры» отождествлял эту звезду с кометой и, основываясь на неизвестных нам показаниях, отмечал «маневренность» ее. Он писал:^; «… явившаяся волхвам звезда то с востока на запад совершала движение, а то с севе­ра на юг; то скрывалась, то являлась, что ни с чином, ни с естеством звезд не сходствует». Станислав Любинецкий в сочинении «Theatrum Cometicum» также отождествлял Вифлеемскую звезду с кометой. Между тем, история астрономии не знает ни одной кометы, более или менее подходящей ко времени к началу нашей эры. Этот образ интересовал великого астронома и математика Иоганна Кепле­ра. В наше время он остался интригующей загадкой для многих астрономов мира, посвятивших один из своих симпозиумов дискуссии о «Звезде Вифлеемской».       

В «священном писании» эта звезда трактуется не как звезда «стоящая» или «паду­чая»,  а как звезда «идущая». Она обладала способностью не только «идти», но и «останавливаться».

В Новом завете эту звезду видели оста­новившейся над Вифлеемом, что означало: в этом городе родился Христос.

Такова каноническая версия.

Но есть версия и апокрифическая, отвергнутая официальной церковью. О ней мы читаем в «Повести о трех королях-волхвах». Оригинал этой повести был создан на латинском языке, видимо, не ранее се­редины III века. В последующие века по­весть переводилась на различные языки, В нашем распоряжении – белорусский ва­риант перевода XV в., опубликованный в 1903 г. в 150 томе «Памятников древней письменности и искусства». В 8-й главе апокрифа есть совершенно необычное тол­кование «Звезды Вифлеемской». Рассказы­вается, что ее наблюдали во многих странах Востока, для чего на горах были по­строены «каплицы», в которых засели «астрономы». Появившись ночью, звезда осветила весь небосвод «наподобенство солнца». Целый день «поветрие нерушаючи се стала», т. е., не возмущая воздух, ви­села над землей. Когда вечером появились звезды на небе, она так ярко светила, что не было разницы между нею и солнцем. О ее нисхождении на гору Ванс говорится: «Легко, словно орел, на тую гору вступи­ла». В апокрифе есть ссылка на «некото­рые книги», в которых якобы утвержда­лось, что Христос сошел с той звезды. «Но тая звезда была не такая, как ее в наших странах по церквам малюют, но крылья имела яко у орла и многие длинные лучи», которые звезду «по кругу двигали», ког­да она опускалась на гору Ванс.

Византиец Федот в I в., как явствует из одного раннегностического свитка, обнару­женного в Хенобоскионе в Верхнем Егип­те в 1945 г., тоже связывал пришествие Христа на Землю с появлением на небосклоне «новой звезды».

Среди многочисленных сект, связанных с ожиданием «второго пришествия», есть секта, называющая свое исповедание «Дырочкина вера». Иногда членов этой секты зовут «дырники». Дело в том, что в каж­дом доме у «дырников» в крыше и потол­ке – отверстия. Назначение их, оказыва­ется, очень простое. «Господь бог Иисус Христос, наш спаситель, пришел со звезды. Вот мы, чающие его второго прихода, и смотрим на звезду, чтобы не прокараулить, когда он придет с неба одесную своего Отца во главе небесного воинства».

Можно предположить, что подобная ас­социация Христа со звездой предшество­вала представлению о нем как о человеке Земли. Мы уже говорили, что если внима­тельно ознакомиться с некоторыми апокри­фическими и каноническими христиански­ми документами, то можно отметить эво­люцию представлений о Христе. В доку­ментах I в. он предстает существом небес­ного происхождения. В хенобоскионском «Евангелии от Фомы» «черты исторической личности сменяются представлениями о символе космической драмы. Ряд изречений (Иисуса) связан с темой царства отца, высшего мира, мира света» (М. К. Трофи­мова. Из истории идеологии II в. н. э. «Вестник древней истории», 1962, 4). Зем­ная биография Христа и понимание его как человека сложились значительно позднее.

Иногда приходится слышать, что вопро­сы, о которых сейчас говорим мы, якобы окончательно решены марксистско-ленинской наукой. Между тем, сами классики марксизма-ленинизма были несколько ино­го мнения. Так, оценивая работу критиков раннехристианской традиции и сравнивая даты возникновения отдельных частей Но­вого завета, Энгельс писал: «Между эти­ми границами лежит действительная исти­на. Можно ли ее установить при нынеш­них данных, весьма сомнительно. Новые находки в Риме, на Востоке и прежде все­го в Египте дадут здесь гораздо больше, чем какая угодно критика».

Проницательность Энгельса позволила ему предсказать «новые находки»: «преж­де всего в Египте» – хенобоскионская биб­лиотека, состоящая из^; 44 раннегностиче­ских документов (1945); затем «на Восто­ке» – библиотека общины Хирбет-Кумран (1948–1949); наконец, «в Риме», если иметь в виду документы, позволившие XXI Вселенскому собору поставить вопрос о невиновности еврейского народа в смерти Христа.

«Чудеса»

Большинство чудес Христа связано с из­лечением людей от нервно-психических за­болеваний. «… и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болез­нями, и припадками, и бесноватых, и луна­тиков, и расслабленных, и Он исцелял их» (Матф., 4, 24). Положив на человека руки, Христос взывал к силе внутреннего убеждения человека, мобилизуя волю и веру его.

Мы не беремся толковать факт воскрешения Лазаря. Наша земная наука еще далека от того, чтобы объяснить его. У нас еще нет адеквата такому чуду. Видимо, здесь было проявлено большее искусство, чем то, какое было достигнуто когда-либо людьми.

Когда же Христу не верили, никаких чудес он не производил!

Такие же чудеса, как насыщение тысяч людей пятью хлебами, хождение по воде и другие, можно сравнить с массовым гипнозом, с искусством левитации, находя­щимся в пределах человеческих возмож­ностей.

В лице Христа мы видим не только че­ловека, воспитанного в условиях высоко­развитой цивилизации, но и исключитель­но одаренную личность.

«Воскресение»

Вся история Христа выглядит как за­ранее запланированная акция «програм­мирования» человечества, как действие с целью утверждения новой морально-эти­ческой концепции в жизни людей.

В какую-то более раннюю эпоху «писа­ной» истории надо было оставить на Земле «программу», основанную на «страхе господнем» как начале «всякой премудрости». Возможно, тогда и были уничтожены Со­дом и Гоморра, создана устрашающая концепция ада и посеяна идея возмездия за грехи.

Позднее, учитывая, что старая «програм­ма» исчерпала себя и уже не могла слу­жить критерием правильности социальной и личной жизни человека, успевшего шаг­нуть по ступеням исторического прогресса, но оставшегося неизменным в своей сущ­ности, – могла потребоваться новая «про­грамма», базирующаяся на принципах об­щечеловеческого братства и любви к ближнему. Надо было преподнести челове­честву, запутавшемуся во внутренних про­тиворечиях и подошедшему к тому рубе­жу истории, за которым не просматрива­лись никакие идеалы, – новую концепцию жизни, которая будет действовать до тех пор, пока люди снова не взгромоздят «Пе­лион» греха на «Оссу» разврата.

В свете подобных представлений вся деятельность Христа кажется, повторяем, заранее запланированной акцией, критиче­ский пункт которой – «воскресение из мертвых».

Существует представление, что «если не было воскресения из мертвых – то тщет­на вся вера наша». Мы должны сказать: вера, если она была искренней, если она охватывала миллионы людей и длилась десятки веков – не могла быть тщетной. Для тех, кто верил убежденно, вера до конца их жизни была великим смыслом, освещавшим «велик день» и «злосчастие». Было бы неимоверной несправедливостью по самому существу отрицать наличие этого великого смысла. Мы не можем согласиться с тем, что если бы не было феномена воскресения, то идеология миллионов и веков была сплошным заблуждением и тщетой.

Видимо, все-таки, Христос на кресте не умирал. «Чаша», которую он видел в Гефсиманском саду, миновала его. Она и должна была миновать его. Но все же оставался большой риск. Потому Христос и «ужасался и тосковал» и «скорбел смертельно» (Марк., 14, 33–35).

На кресте было либо забытье, обморок, либо смерть, не перешедшая за тот критический биологический порог, за которым уже вообще невозможно возвращение к жизни.

Видимо, все было предусмотрено заранее: после того как Христос «испустит дух» на кресте, его воскресят «ангелы». Кстати, на фресках Дечанского монастыря в Югославии (XIV в.) эти «ангелы» изо­бражены летящими в аппаратах, похожих на… реактивные космические снаряды (аль­манах «На суше и на море», М., 1965, стр. 639–643; журналы «Неман», Минск, 1966, № 12, стр. 143–144 и «Sputnik», Mos­cow, 1967, № 1, стр. 169–171). «Ангелы» видимо, специально дожидались свидете­лей, чтобы те убедились в факте воскресе­ния. Это было нужно, чтобы показать са­мое большое чудо – победу над смертью, чтобы доказать «божественную» природу Христа. Новая вера мыслилась основан­ной на опыте, на знании, поскольку вера без знания и опыта вообще невозможна.

В процессе «программирования» нужно было создать зримую иллюзию освобождения человечества от «первородного греха» и внушить идею о символе «искупительной жертвы», принимающей на себя все грехи мира и тем самым страдающей за ВСЕ человечество. Нужно было потрясти воображение, ум и чувства людей.

Мы знаем, что «программа» в ходе ее реализации, на протяжении веков дала ряд отклонений от намеченной линии…

Еще об Иисусе: в 9 вечера он «испустил дух» на кресте. Ноги его не были перебиты, как это было сделано в отношении разбойников. Через несколько часов его уже сняли с креста. А в истории сохранились сведения, что некоторые распятые находились на кресте по 72 часа, не теряя даже сознания.

«Преображение»

В Евангелии от Матфея говорится, что Иисус, взяв с собой трех учеников, взо­шел с ними на гору, «и преобразился пред ними: и просияло лицо Его как солн­це, одежды же Его сделались белыми как свет». Вот, собственно, и все, что касается «преображения». Обычно этот эпизод трак­туется примерно так: доказав людям свое «божественное» происхождение с помощью чудес и проповедей, Христос решил лишний раз укрепить своих учеников в вере, для чего каким-то «необычным», «неизреченным» способом показал им славу бога своего. В Евангелиях мы не находим каких-то конкретных указаний на то, как понимать смысл самого «преображения». Появление в момент «преображения» Ильи и Моисея из «облака» не содействует уяснению смысла.

Приведя каноническую версию, обратимся к версии апокрифической, нашедшей отражение в живописи. В венецианской «Минее праздничной» 1538 г. и в киевском «Анфологионе» 1619 г. есть почти аналогичный рисунок. Мы видим Христа, находящегося в момент «преображения» в каком-то обтекаемом вместилище, имеющем стреловидные «подкрылки», подчеркивающие устремленность вместилища вверх. Христос облачен в длинные одежды, покрывающие его до пят, вокруг головы ореол, но не похожий на типичный иконопис­ный, а скорее напоминающий шлем.

Наибольший интерес представляют изо­браженные с большим динамизмом фигуры трех апостолов у подножия Фаворской го­ры, на которой стоит вместилище. Можно было бы ожидать, что апостолы, увидев Христа в «новой славе», упадут перед ним ниц, преисполненные благоговения. Но на рисунке ничего подобного нет. Средний апостол какой-то силой опрокинут так, что ноги его и спина обращены к Христу, руки касаются земли, а ноги вскинуты вы­ше головы. Апостол справа одной рукой держится за землю, а другой закрыл глаза. Слева апостол стоит на коленях, закрыв глаза одной рукой, а другой ища опоры. Хитоны всех апостолов, как паруса, надуты ветром и вскинуты вверх. Создается впечатление, что с холма к подножию направлен сильный воздушный поток.

Нам кажется, что центральный момент «преображения» – смена одежды: вместо хитона, в котором Христос ходил среди людей, он надел «ангельские ризы», а го­лову покрыл герметическим шлемом, так что «просияло лицо Его как солнце».

Каким бы фантастичным ни казалось на­ше предположение – оно менее фантастич­но, чем то, к которому мы привыкли, чи­тая евангельские толкования.

«Вознесение»

Евангелист Лука описал эпизод «возне­сения» весьма лаконично: «И вывел их (апостолов. – В. З.) вон из города до Ви­фании и, подняв руки Свои, благословил их. И когда благословлял их, стал отда­ляться от них и возноситься в небо». Вер­сия, как видим, необыкновенно лаконична.

А теперь откроем Учительное Евангелие, написанное в XIV в. (т. е. за 600 лет до начала космической эры), архиепископом Константинограда и вселенским патриархом Каллистом. В нашем распоряжении белорусский перевод, сделанный в 1616 г. в Евье. В главе «Наука на Вознесение Господне» можно найти интересные детали. Во-первых, рассуждение: на чем мог «вознестись» Иисус, на «оболоце» (облаке) или на «возе огнистем»  (огненной колеснице)? Во-вторых, весьма реалистично рассказывается о скорости «вознесения»: «великая розстан (расстояние) есть с земли на небо, и быстрость очная поднятого на оную высокость тела дозрети (увидеть) не могла. Але як высоко взлетелого птаха взроку (взора) человечого быстрость доити не может, и коко наше вынеслым летанем бывает перевышано, так и оное тело им (чем) ся вышей подносило, тым барзей (быстрее) з быстрости взроку людского отходило, и прирожоныи очи вынеслым поднесением своим перевышало».

В этом рассказе отчетливо выражено представление, что Христос возносился отнюдь не «духом», а «телом». Наконец, рассказанная Каллистом версия в принципе не совпадает с версией Луки. По всей вероятности, наряду с каноническим вариантом «вознесения» существовал еще вариант апокрифический, который, будучи широко распространенным в человеческих умах, на протяжении веков проникал и в литературу, дозволенную для духовного чтения. Хотя в Каллистовом евангелии мы не находим полной картины, тем не менее, и те элементы ее, что здесь изложены, весьма выразительны и многозначительны.

«Второе пришествие»

Автору этих строк не кажется ни стран­ным, ни мистически осложненным представление о «втором пришествии». Под тем углом зрения, под которым мы рас­сматриваем некоторые этапы человече­ской истории, можно предположить, что людям было сказано о возможности ново­го прилета. Под этим же углом зрения легко объясняются некоторые пророчества, которые воспринимались суеверными и мистически настроенными людьми как прозрение будущего и которые на самом деле могли оказаться ни чем иным, как изустной легендой, передаваемой из поколения в поколение, сложенной на основании обещания космического экипажа о возможности повторения прилета на Землю (признаком его должно быть появление на небосклоне «идущей звезды».

В свете подобных рассуждений будет понятным и зарождение представлений о Мессии. Окончательное сложение этого представления у древних евреев обычно относят к VI в. до н. э., к периоду «вавилонского пленения». Но зарождение его можно отнести к более ранним временам. Идея Мессии, содержавшаяся в ветхозаветных книгах, перешла к христианам и вошла в новозаветный канон. Можно предположить, что идея эта сложилась как отражение длительной и устойчивой надежды на избавление с помощью «небесных сил». Вокруг этого представления сложились утешительные легенды, в которых так нуждался тогда угнетенный еврейский народ.

Где же эти книги?

Мы снова и снова возвращаемся к мысли, что параллельно каноническим пред­ставлениям, отраженным в книгах Ветхо­го и Нового завета, существовали другие представления, находившие отражение в легендах и апокрифических документах. Можно полагать, что были письменные памятники, содержащие   отличные от узако­ненных официальной церковью толкований «трудных мест» Библии. Не случайно в 8-й главе «Повести о трех королях-волхвах» имеется указание на «некоторые кни­ги», в которых изложена совершенно не­обычная версия «пришествия» Христа.

Пока нельзя сказать, какая судьба по­стигла эти «книги» – были ли все они уничтожены церковной цензурой, погибли ли естественной «смертью» в результате действия времени или до сих пор лежат где-то неоткрытыми. Одно нам кажется несомненным – такие «книги» должны были существовать.

Похожие статьи:

Рассказы → Дурной какой-то день

Эфир → Аудиоверсия рассказа Сержа Юрецкого "Владимир"

Видео → Подлинников древних рукописей практически нет.

Видео → В прошлом науке препятствовала религия, сейчас идеология.