Роман-младший умер, как и предрекала знахарка, заполночь. Его успели, не спеша, соборовать, близкие тоже успели проститься. Когда молодой князь перестал дышать, из спаленки вывели почти обеспамятевшую от горя мать. Сестер увели еще раньше – не гоже им в их годы видеть смерть брата. С телом остался Роман Ингоревич и священник, читавший заупокойные молитвы. Уже ближе к утру в дверь спальни покойника постучали. Отупевший, ставший каким-то бесчувственным от пришедшего горя, коломенский князь поднялся с лавки и сам открыл дверь. У входа стоял его тайный посланец – боярин Ипатий, отправленный сутки с лишним назад к татарам. За последними событиями Роман Ингоревич уж почти что и позабыл про него. Наморщил лоб, спросил:
- По что?
Посыльный не удивился вопросу – человек он был не глупый, преданный, знал своего владыку с юных лет и понял его состояние.
- От татар я, княже. Вспомни. Посылал меня днесь к ним с донесением.
Коломенский князь потер лицо ладонями, посмотрел на Ипатия уже осмысленно, бросил коротко:
- Сказывай.
- Добрался до их передового полка еще вчера к утру, - зачастил тот. – Как ты и говорил, увидев пайзу, тобой данную, татары выдали мне сопровождающих и отправили к своему главному князю, которого называют джихангиром.
- Батыю? – спросил князь.
- К нему, - кивнул Ипатий. – Так его назвал толмач-половчанин. И еще с ним был его набольший воевода.
- Субедей? – задал еще один вопрос князь Роман.
- Его при мне не называли. Одноглаз сей воевода и с рукой у него что-то.
- Субедей… - словно про себя, негромко пробормотал Роман. – Дальше что было?
- Выслушали меня внимательно. Много переспрашивали, словно запутать старались. Проверяли, должно. Но потом, вроде, поверили. Так что все делать будут, как ты и предложил. Уже с нынешнего вечера отправили они вверх по Оке десять тысяч конницы. Я вместе с ними поехал. Довел их до обходной дороги от Оки до Москва-реки, той, что ближе к Коломне, как ты и сказывал. Стан они разбили прямо там, возле. Двинутся по дороге ровно в грядущий полдень, так что надобно нам все правильно рассчитать.
-Тут уж все рассчитано, - буркнул князь. – То печаль не твоя – моя. Досюда как добрался? Не видел тебя никто, как со стороны Оки шел?
- Нет, - покачал головой Ипатий. – По дороге я ехал не более половины пути – мало ли, вдруг даже там Владимирцы дозоры понаставили. Вторую половину пробирался лесом, пешим. Коня бросил там, на дороге. Потому и пришел сюда так поздно.
- Молодец, - кивнул князь Роман. – Теперь будешь весь день при мне.
Помолчал. Не выдержал, попечаловался:
- А у меня, вишь, горе какое – сына убили. И ведь говорил ему: не лезь в битву, не лезь! Не послушался, дурак!
Последнее слово Роман произнес почти со злобой.
- Что и говорить, - подхватил Ипатий. – Молодые они известно – неслухи. Загубил себя наследник твой.
- Вот и именно, - скрипнул зубами князь. – Наследник! Единственный! Опосля него только девки и выживали. А последних четыре года княгиня праздная ходит, видно вышла уж из лет детородных.
- Ничего, князюшка, минует напасть татарская, сможешь в монастырь ее заточить, аль, глядишь и просто беда какая с нею случится может. Только скажи. Ты муж крепкий еще, видный, возьмешь за себя девку молодую, здоровую. Нарожаешь еще себе наследников.
Роман хмыкнул.
- Можешь ты утешить, Ипатий. Поговорил с тобой и, вроде, легче стало.
