Над полем боя раздался трубный глас - сигнал «Под княжеский стяг», сигнал последней надежды, когда войско гнется под вражьим напором, а то и начинается бегство, как вот сейчас. Воины, те, кто уже побывали в битвах, или хотя бы прошедшие обучение хорошо его знают. Услышав трубу, они должны, забыв обо всем, в том числе и о страхе смерти, бежать, или гнать коней к реющему над полем битвы главному княжескому стягу. А уж там выполнять все приказы своего господина, или человека, его замещающего. Вот и сейчас, потерявшие себя, или заколебавшиеся Владимирцы заметно приободрились. Те, кто повернул было коней, опомнились, стали выезжать из кучи-малы, образовавшейся у входа на лесную стежку-дорогу, пряча лица от стыда, собирались вокруг своего князя с реющим над ним стягом. Совсем скоро около Всеволода собралось под две сотни всадников.
- В клин! – князь поднялся в седле и ткнул рукой позади себя, показывая, что сам встанет на острие строя.
Времени на построение у опытных воинов ушло совсем чуть.
- Вперед! – Всеволод поднял копье с еловцом, опустил его прямо впереди себя и тронул коня.
Тут же с боков и чуть позади к нему пристроились два телохранителя, как и он, сохранившие копья. Позади послышался гулкий топот копыт, идущего за ним в атаку клина, рассеивающий сомнения и внушавший уверенность. Вот уже совсем близко спины продолжающих медленно пятиться его воинов, отбивающихся от наседавших татар. Тех, что не дрогнули, не побежали. Но теперь они стали помехой для идущих в атаку. Опять пропели трубы, предупреждая дерущихся об опасности с тыла. Кто-то сигнал услышал, кто-то даже понял, что нужно уходить с дороги своих соратников, идущих в бой. А вот посторониться, смогли немногие, только те, кто находился в задних рядах и не был скован боем. Большинство же были сбиты на лед вместе с конями, в лучшем случае отброшены в сторону идущими в атаку колено к колену соратниками. Хорошо, что клин был довольно узок – полтора десятка всадников в ряд в самом широком месте, потому пострадало не так уж много своих.
Вот и татары. Эти в пылу сражения не заметили приближающейся опасности, не успели уклониться и попали под сокрушительный удар. Русские, обозленные тем, что пришлось топтать своих же, на полном скаку яростно врубились в рыхлую массу степняков и уверенно пошли вперед, рассекая татарский строй, топча всадников вместе с лошадьми, коля копьями, рубя мечами. Всеволод выбил копьем из седел троих, прежде чем оно, вонзившееся в грудь четвертого татарина, вырвалось из рук. Пришлось бросить. Выхватил меч. Его жеребец расталкивал бронированной грудью мелких татарских лошадок, а он сверху-вниз рубил их, сокрушая кожаные щиты, прорубая легкие доспехи, пластая всадников наполы.
Едва ли он сделал и пару десятков коротких, запаленных вдохов, как клин с ним на острие пробил кучу татарских всадников, давивших на отступающих русских и вырвался на открытое место. Кровавая пелена ярости, застилающая глаза, спала и Всеволод осмотрелся. Рассеченный надвое татарский отряд разлетался в стороны. Но, похоже, не из-за охватившего его воинов страха, а по сигналу барабанов и пению труб, доносившемуся от небольшой группы всадников, кучковавшихся в полутора-двух сотнях саженей выше по течению реки. Над этими татарами реяли бунчуки, видно, повторявшие сигнал барабанов и труб. Понятно – там находится начальствующий над этим отрядом татарин. У Всеволода возник соблазн ударить по татарскому начальнику, обезглавить насевший на них отряд. Но здравый смысл взял верх – тех татар не менее сотни. Быстро разобраться с ними не получится, а ежели его воины увязнут в бою, с тыла налетят татары, отрежут путь к отступлению, окружат и перерубят всех, кто с ним. Остается пока ждать. Ждать и давать время для отступления своим.
- Стоять! Держать строй! – обернувшись, зычно крикнул он.
Стоящие позади воины, на всякий случай, повторили его приказ. Голоса покатились в конец строя. Русский клин, подравняв расстроенные во время прорыва ряды, застыл в ожидании на льду реки.
