Воевода бросил взгляд вправо, влево – обе владимирские тысячи, хоть и потеряли строй, но уверенно теснили татарские крылья одно к правому другое к левому берегам Оки. И там, и там татар больше, но то легкая конница. Тут, главное, не дать ей обойти-окружить, начать сыпать стрелами. А для того давить и давить, не давая опомниться. Ничего - оба тысяцких свое дело знают, не подведут.
Еремей Глебович вновь глянул вперед. Вот теперь стало можно рассмотреть, что там творится. Клин передовой русской тысячи врубился, в идущих стеной, тяжелых татарских конников. Их, и впрямь, не более трех тысяч. Видно, что русский клин не прошиб татарский строй. Сколько же там рядов всадников? На взгляд, не более десятка. Да, потеряли гридни разгон, притомили коней, малость сникли под татарскими стрелами. Но не встали, пытаются идти вперед, понукают коней. Вот сейчас им и поможем.
Еремей, продолжавший скакать впереди и правее острия последнего русского клина, вскинул копье с прапорцом, опустил его, показывая направление движения правее застрявшего в татарском строе, русского отряда, дернул узду, посылая туда своего жеребца. Оглянулся. Тысяча послушно последовала за ним. Вот теперь только вперед.
А татарские панцирники, идущие до сего времени, стеной, начали загибать крылья, чтобы охватить, встрявший в их строй русский отряд. Не видели четвертой русской тысячи за облаком снежной и ледяной пыли, поднятой сражающимися? Должно, так. Ну, пусть пеняют на себя! Левое крыло татарского отряда уже основательно загнулось, в попытке охвата, когда их начальник увидел, наконец, опасность. Замелькали бунчуки, ударили барабаны. Ох, хорошо же вышколены татарские воины! Они почти успели развернуться лицом к последнему русскому клину, правда, неизбежно поломав при этом строй. Ну так, получайте!
Когда до татар оставалось с сотню саженей и гридни погнали коней в разгон, Еремей Глебович поотстал до уровня восьмого-девятого ряда, продолжая держаться чуть правее клина – невместно набольшему воеводе нестись в бой первому, как зеленому юнцу, жаждущему почета и славы. Его дело следить за боем и отдавать приказы. К нему присоединились трубачи и сигнальщики с прапорами. Русский клин набирал ход, грохоча коваными копытами по льду. Вот первые три ряда опустили копья, готовясь к копейному удару, остальные последовали их примеру. А воевода, наоборот, еще придержал коня, жестом приказывая сделать то же самое трубачам и сигнальщикам. Лезть в свалку он не собирался – нужно смотреть за парой тысяч, дерущихся по бокам сзади и теми, что уже вступили в бой с панцирниками татар.
А в бой вступили уже все. И последняя тысяча в том числе. Ах, как славно она врубилась, в потерявшее порядок, левое татарское крыло. С гулом, треском и яростным боевым кличем. Как и ожидалось, татары не устояли. Не устояли, но и не побежали. Русские опрокидывали их вместе с конями, кололи копьями, рубили мечами, шли вперед, рассекая беспорядочную кучу, как нож масло. Прошло совсем немного времени и русский клин прошиб левое крыло насквозь. Часть этого крыла откатилась-таки к правому высокому берегу Оки. Другая половинка, яростно отбиваясь, отходила за дерущихся с тысячей Петра.
А русский клин продолжал движение, вырываясь на ледяной простор в тылу татарского войска. Но, как теперь стало видно Еремею Глебовичу, там находился еще один отряд. Совсем небольшой, сотни в три. Над ним густо поднимались бунчуки. Слышался барабанный бой. Никак, главное начальство, понял воевода. Вот кого надо достать! Отдал приказ сигнальщикам. Те протрубили, привлекая внимание тысяцкого Никанора. Потом замахали прапорами, передавая приказ продолжать идти вперед. Русский клин, потерявший стройность, продолжил движение, равняя на ходу ряды. Эх, медленно идут! Медленно! Уйдет татарский начальник, уйдет! Но главный татарин оказался не из робких. Понимая, что сейчас русские, развернувшись, довершат разгром его тяжелой конницы, он погнал свои последние три сотни навстречу, набирающему разгон клину.
