Рязанцы (или, все же, Черниговцы?) остановились в паре сотен саженей от первого ряда повозок. Неужели пойдут на приступ? Олег оценил количество засевших за рядами повозок татар. Много их. Две-три тысячи – не меньше. Все с луками. Переть на такую силу в лоб меньшей силой – верное самоубийство. Видно, это поняли и русские. Двое из начальных людей, стоящих в самом центре первого ряда, перекинулись несколькими словами. Олег всмотрелся, напрягая зрение – сейчас, когда татарский обоз подтянулся и выстроился в несколько линий поперек речного русла, до русских было не больше версты. Показалось ему, или в самом деле. Вроде бы один из двоих – Коловрат. Точно – он: его мощная коренастая фигура, черненый шлем с полумаской в виде ястребиной головы. А второй уж не Ртьша ли? Очень похож. Если так, то можно только порадоваться, что двое побратимов уцелели.
Русские, тем временем, начали разворачивать коней и уходить. Олег понимал - делают они все правильно, но сердце его сдавила такой тоской, что слезы выступили из глаз. Может, броситься на одного из охранников, повернувшемуся сейчас к нему спиной и наблюдающего за его уходящими соотечественниками, сбросить с коня, вскочить в седло, попробовать пробиться к своим… Не получится, конечно. Это ж надо пробиться через несколько рядов повозок, поставленных в защитные стены, через кучу татар, засевших за этими повозками. Да и черт с ними! Там же свои. Пусть убьют, но он попытается…
Ему на запястье легла холодная рука Джи. Олег глянул на нее. Девушка тихонько покачала головой, шепнула:
- Не надо, батыр – погибнешь зря. – Может, будет еще случай бежать. Всякое может статься на походе.
Олег понял, что целительница права. Напряженные мышцы расслабились, и он внезапно почувствовал такую усталость, что даже удивился: как это он всего мгновение назад собирался сбрасывать с седла татарина, скакать на коне… Еще и голова разболелась. Пошатнувшись, как пьяный, князь приложил ладонь к разламывающемуся затылку, развернулся и шагнул внутрь юрты. Там он опустился на ложе, обхватил голову руками, закачался из стороны в сторону. Слезы продолжали струиться из глаз, то ли от боли физической, то ли от душевной. Рядом тихонько присела Джи, мягко отняла руки Олега от головы, прикоснулась к ней прохладными ладонями, пропустила волосы между пальцев, коснулась горячей, болезненной кожи. И боль ушла. Жутко захотелось спать.
- Спи, коназ, - шепнула целительница. – Спи… Сон даст тебе здоровье. А будет здоровье, тогда и подумаем, как добыть тебе свободу.
Олег прилег на ложе. Спустя мгновение, он уже спал. Джи еще какое-то время гладила его по голове, потом укрыла одеялом, сказала сидящей у очага Абике:
- Следи за ним. Будет буйствовать, сразу посылай за мной.
Когда Олег проснулся, на улице уже царила темнота. Повозка стояла на месте. Ехала ли она во время его сна? Не известно. У горящего очага сидела половчанка, помешивала ложкой в подвешенном над очагом котелке. Готовит ужин? Или уже завтрак? Чувствовал себя Олег неплохо. Голова не болела, слабость ушла. Он сел на ложе, спросил у Абики:
- Еще вечер, или утро уже?
- Вечер, господин, - отозвалась половчанка. – И даже еще не слишком поздно – только что стемнело.
- Где Джи?
- Ушла по делам. Ты же не единственный, кому требуется ее помощь.
Олег недовольно поморщился. Подумалось: только ему ли девушка оказывает помощь, подобную той, что она оказывала прошлой ночью? Да нет - не похоже, слишком скромна. Спросил еще:
- Пока я спал, обоз ехал, или так и стоим до сих пор?
- Стоим, - ответила Абика. – Повозки так и стоят в оборонительной стене. Должно быть, монголы опасаются нового нападения.
- Хорошо напугали их мои соплеменники, - довольно улыбнулся Олег. – Охрана на месте?
- На месте, - кивнула половчанка. – Куда ж они денутся.
Снаружи юрты послышался нарастающий шум от топота множества лошадиных копыт. Судя по всему, приближался большой отряд конницы. Двигался он от головы войска. Похоже, предводитель монголов прислал подмогу. Зауважали. Олег опять улыбнулся. Зло. Он встал с ложа, двинулся к выходу – посмотреть, что происходит. Половчанка вскинулась.
- Госпожа Джи запретила тебе выходить.
Олег отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи. Вышел наружу и остановился на краю повозки у входа в юрту – отсюда с высоты было удобнее наблюдать за происходящим. Абика не соврала: концевые повозки обоза так и оставались стоять в виде четырех защитных стен поперек русла реки. Со стороны берега татары тоже отгородились все теми же повозками с высокими дощатыми колесами. Не обоз – крепость. Между телегами и повозками горели многочисленные костры, вокруг которых сидели татары. Пахло дымом, готовящейся едой и навозом. Мороз к вечеру смягчился – руки без рукавиц почти не мерзли.
Олег стал смотреть в сторону приближающегося топота. Скоро показалась голова отряда. Конница шла узкой змеёй между вытянувшихся вдоль русла, не вставших в защитную стену, повозок. В голове ехала группа богато одетых всадников на хороших конях. Человек десять. С их дороги торопливо убирались бродящие меж повозок возницы и воины. Вот они поравнялись с повозкой, на которой стоял Олег. Теперь можно было видеть, что первыми едут трое всадников, в одном из которых Переяславский князь с некоторым удивлением узнал своего новоявленного дядю. Рядом с дядей ехал совсем молодой – не старше Олега монгол, одетый во все черное и в черненых же доспехах. Слева от молодого двигался всадник постарше – на вид лет тридцати. Одетый поярче, в хорошем панцире, взблескивающем при свете костров золотым орнаментом.
- Хулагчи припожаловал, - раздался позади Олега голос Абики, вышедшей из юрты следом за ним. – А с ним твой дядя и Хостоврул.
- Хулагчи и этот самый Хостоврул, кто они? – спросил Олег.
- Хулагчи – брат джихангира Бату, - ответила половчанка. – Младший. Их у Бату много, то ли восемнадцать, то ли все двадцать. У Джучи – отца Бату было много жен. А Хостоврул – шурин Бату. Брат его любимой жены.
