- Дела семейные, царевич, - неискренне засмеялся князь-изгнанник. – Родной племяш, видишь ли, вдруг у меня объявился. Вот только при встрече вряд ли сей племянник нальет мне чару, скорее, голову с плеч снесет. Ну, ежели сможет, конечно.
- Этот сможет, - уверенно сказал Олег. – Один из лучших воинов во всем княжестве рязанском.
- Где они теперь, те воины? – хмыкнул Глеб Владимирович.
- Так это все из-за той истории, что ты поведал мне и моим братьям в свое время? – поинтересовался Хулагчи.
- Из-за нее, - нахмурился князь Глеб.
- Нехорошая история, - покачал головой монгол. – Не слишком хорошо показал ты себя в ней коназ.
- Что ж тут хорошего, - покивал Глеб Владимирович. – Знамо: братоубийство – грех великий, но чего не сделаешь, когда ты молод и жаждешь власти… Ведь и твои сородичи не всегда зову родной крови внемлют. Взять хоть Гуюка-царевича. Не любит тот брата твоего старшего Бату, хоть и поставил его хан Угедей джихангиром в западном походе.
- Потому и не любит, - усмехнулся Хулагчи. – Хотя, они всегда не ладили. С самого детства. Но до братоубийства чингизиды никогда не доходили.
- Так это – пока, - хитро прищурился Глеб Владимирович. – Пока великий Чингисхан крепко в кулаке держал детей и внуков своих. Пока сын его Угедей делает то же самое. А ну как ослабнет сей кулак у их преемников?
Хулагчи нахмурился.
- Прости, царевич, ежели что не так сказал, - тут же повинился князь-изгнанник.
Монгольский царевич качнул головой.
- Наверное, ты в чем-то прав, коназ, - произнес он. – Размножилось семя великого деда. А дальше будет больше. И тогда, кто знает, может дойдет и у нас до братоубийства…
Замолчали. Абика, тем временем, расставила на циновке угощение: крупно нарезанные ломти твердого овечьего сыра и тонко порезанное копченое жеребячье мясо, начала разливать по чашам кумыс из бурдюка, хранимого ей на случай в тепле кибитки. Хулагчи поднял наполненную чашу сказал что-то на незнакомом языке, видимо, на своем родном, выпил кумыс в несколько глотков, стряхнул оставшиеся капли в пламя очага. Глеб Владимирович последовал его примеру, только молча. Молча, мелкими глотками осушила свою чашу и Джи. Олег кумыс пивал, правда, нечасто и особого вкуса в нем не находил. Но вытерпел – выпил, стараясь не дышать, чтобы не ощущать кисловатого запаха, тоже стряхнул оставшиеся капли в очаг. Дядюшка при этом кивнул одобрительно. Принялись за еду и разговор сам собой угас на какое-то время. Хулагчи съел не слишком много. Совсем скоро он расстегнул пояс и сыто рыгнул. Олег вспомнил: таким образом половцы показывали гостеприимным хозяевам благодарность за вкусное угощение. Такого же обычая, видно, придерживались и монголы. Он дожевал кусок жеребятины, запил его полуостывшими остатками чая и стал ждать продолжения разговора. Дядюшка тоже закончил с едой, а Джи сделала это задолго до монгольского царевича, съев только пару небольших кусочков сыра.
- Так, значит, ты знаешь предводителей тех сумасшедших урусутов, нападающих на наши тылы? – нарушил молчание Хулагчи, обращаясь к Олегу.
- Знаю, - пожал тот плечами.
- И кто же они?
Олег ответил после недолгой паузы, прикинув еще раз: не повредят ли его слова побратимам. Решив, что не повредят, ответил:
- Коловрат Евпатий набольший воевода рязанский. Но это ты уже знаешь, царевич, от моего дяди.
Хулагчи кивнул и спросил:
- А что еще можешь сказать о нем?
- Он считался у нас сильнейшим воином княжества. Так что поражение в поединке с ним твоего родича не является позором.
Монгол еще раз кивнул, сказал:
- Я передам твои слова моему брату. Может быть, это послужит хоть каким-то утешением ему и нашей с ним сестре – теперешней вдове Хостоврула.
- Ну и еще Коловрат лучший воевода, участвовавший во множестве походов и битв. Наверное, ты уже понял и это, царевич, - не удержавшись, легонько уколол монгола Олег.
Взгляд Хулагчи потемнел. Он глянул прямо в глаза пленному князю. Олег взгляд выдержал, слегка улыбнулся, добавил:
- У нас на Руси принято уважать достойного противника.
Лицо монгола смягчилось.
- У нас тоже есть такой обычай, - слегка улыбнувшись, сказал он.
