Шнурок

Утро

Андрей всю ночь спал не спокойно. Мысли в голове то и дело путались, никак не хотели выстраиваться в стройную и понятную схему, годную для крепкого и глубоко сна. Он ворочался, с головой зарывался под подушку, переворачивался с боку на бок, отлёживая конечности – хоть бы что помогло. Но хоть бы что не помогало. Выходил только сон «пунктиром» — рванный и тяжёлый, как называл такую гадкую дрёму Сергей Павлович – напарник по службе, ужасно громадный и жутко волосатый, издали походивший на медведя. Громкий храп – это как раз его сладкая мелодия разносилась сейчас по комнате.

 Палыч – так называли его все: от строгого начальника до приветливой продавщицы в ларьке – умудрялся высыпаться даже «пунктиром». Да хоть «тире-точка-тире» ему организуй, он к стеночке прислонится, сапог под голову сунет и «приятных снов», товарищи соседи. Умостится, как получится, и понеслась душа по колдобинам в рай. И Андрей ему откровенно завидовал. Особенно сейчас, когда напарник на нижней шконке звучно и громко сопел, раздувая меха могучей кудластой груди, и всасывал весь окружающий воздух в два огромных отверстия на довольной роже. А что, если заткнуть кляпом? Нет, от такого желания нужно избавляться. Вторую голову, взамен разбитой, Андрею взять будет негде.

Андрей свесил ноющие культи вниз, глянул на часы – ровно пять,  пора вставать. Извечно пунктуальное солнце уже показалось из-за горизонта. Оранжевый кругляш, плюющийся энергией на всю солнечную систему, выкатился и в это утро. Вот, кто работает постоянно, не прерываясь ни на секунду. Надо напарника растормошить. Опоздаешь – считай, репутация годами зарабатывалась зря. Работы непочатый край.

— Палы-ы-ыч, — просипел Андрей, — Палы-ы-ыч. Вставай, на работу проспим.

— Уже иду, — буркнул напарник и перевернулся на спину.

— Под себя только не сходи, — зевая, пошутил Андрей и спрыгнул с кровати.

— Уже, — усмехнулся Палыч и широко зевнул. – Знаешь, что снилось? Будто нам приказ пришел весь городок сегодня обскакать. За раз, одним заходом. Не справимся – пинок под зад, господа, вы уволены. Высокое начальство бдит и не дремлет. Мы дремлем, а оно не дремлет. Я себя во сне в положении дойной коровы чувствовал.

Палыч с секунду подумал и тут же важно добавил:

— Хотя и рекордной по удоям.

— Валяйся больше, вымя отрастет, и мечты сбудутся.

К умывальникам подползли почти синхронно. Андрей – тощий и жилистый, взъерошенный после душа, свежий и подтянутый. И Палыч — длиннющая борода, густые бакенбарды, всклоченные космы. Прямо неандерталец с крохотным полотенцем поперёк широченной спины. Обычно он полотенце с собой не таскал, потому что не имел моды купаться по утрам. Он-то в принципе купание не жаловал. Но сегодня полотенце с шампунем каким-то чудом одновременно оказались с Палычем в душевой кабинке. Первый рабочий день на новом месте – всё же стоит привести физиономию в надлежащий презентабельный вид.

— Весь западный микрорайон на сегодня, — привлёк к себе внимание Андрей.

— Ага, — почти без эмоций кивнул Палыч.

  «Неужели спит, зараза?» — подумалось Андрею, и он присмотрелся.

 Палыч выглядел сонным, его покачивало, глаза были немного приоткрыты и расфокусированы.  Тут к гадалке не ходи — сон досматривает. А сам в тоже время зубы чистит. Вниз — вверх, влево — вправо, пара круговых и снова вниз — вверх, влево — вправо…

— Мне неудобно это говорить, но у тебя паста на животе, — громко сказал Андрей, так, чтобы разбудить наглеца наверняка.

— Ага, — пожав плечами, как-то задумчиво промямлил Палыч.

А затем неожиданно для Андрея, уже серьёзно и внятно продолжил:

  — Не дрейфь, всё сможем, всё успеем, — сплюнул в мойку Палыч, — всех учтем и всё учтётся.

И тут же взглянул на соседа, широко улыбаясь во все свои оставшиеся тридцать белоснежных зубов. И стало тепло. За это Андрей его и любил. Плюсы Палыча состояли в том, что у него просто не было минусов. Он был добр, мягок и до краев своего здорового тела наполнен смехом.

— Сегодня завтрак готовишь ты, — неожиданно тонким даже для самого себя голосом проскулил Палыч и вытер косматую морду грубым вафельным  полотенцем. – Я вчера готовил. Макароны и отбивные.

— Не напоминай, — Андрей брезгливо сморщился, а про себя подумал «Вот Палыч и проснулся. Можно начинать. Только кофе пропустить стаканчик, и сразу в бой ».

 Андрей ушёл на кухню, и было слышно, как заработала кофемашина. Потянуло сладким запахом терпкого бодрящего напитка. На плите что-то затрещало.

Два ярко красных костюма с надписями «Перепись населения 200013» без пяти шесть поспешно выскочили из неприметной съёмной квартирки на окраине города в «Зелёном парке» и дружно зашагали в сторону западного микрорайона, повыше поднимая ноги от земли.

Колдобины поражали своими размерами.

 Двинулись дружно и уверенно, старательно обходя стороной границу с северным форпостом – это уже чужая территория. Топали с бумагами наперевес, чтобы переписать всех и каждого. Чтобы знать, что и кто населяет эти земли. Причем населяют, чего уж скрывать, не слишком густо.

Небо над головами заискрило. И рваные тряпки облаков дружно скрыли светило. Тяжёлые свинцовые капли забарабанили по пыльным улицам, подгоняя переписчиков к ближайшему пятиэтажному дому. Особенно холодная капля заставила здоровяка втянуть могучую голову глубоко в рубашку.

Лишь только город выглядел бесконечно спокойным.

Город казался спящим.

Не утро

В городке, размером с этот, ежегодный прирост составлял примерно пять сотен новых граждан, а убыль составляла порядка сотни — двух. Да вот только статистика местного морга не внушала доверия. Доверяй, но проверяй. И потому Андрей с Палычем бродят по квартирам.

За годы работы они многое видели.

Но до сих пор верили в чудеса. В чудеса и доброту.

С годами чудес становилось всё меньше, а чудаков – всё больше. Если раньше обходы протекали гладко, размерено, без накладок и эксцессов – за день переписывали именно столько, сколько было загадано, то сейчас коэффициент полезного действия экспоненциально стремился к нулю. Стремился, но никак не достигал этой пустой цифры.

Первая же квартира встретила дружным лаем четырех продолговатых сук, отдаленно смахивающих на прародительницу всего квартета — таксу. Самая седая и подслеповатая из товарок, недовольно отворив дверь, картинно сложила лапы на груди, поправила кружевное платье, а затем пробормотала что-то весьма невнятное на чистом английском и всё-таки пустила гостей на порог, поманив кривыми короткими ручонками. Андрей языков не знал, и оттого проморгал иностранщину мимо ушей.

Несмотря на терпкий запах животной мочи, от которого Палыч сперва пожелтел, а затем сделался пунцовым, квартира поражала дорогим убранством. Пятикомнатная, она состояла из большой гостиной, двух кабинетов, двух спален, кухни и ванной. Стены здесь были покрыты дорогими коврами, в гигантских резных шкафах — хрустальные чайные сервисы на полсотни персон каждый, и ко всему этому — ультрамодная плазма в гостиной. Ни цветов, ни книг, ни даже старинных канделябров – скучная обитель. За годы практики Андрей успел выучить все типажи зажиточных граждан. Только в прихожей на стенах – весьма удивительные картины, принадлежащие кисти Пули Кувас – художнице, которую Андрей любил всем сердцем до сих пор, хотя умерла она ещё двадцать лет  тому назад.

В нарядном переднике из ванной комнаты выскочила стройная домработница и предложила переобуться в белоснежные комнатные тапочки.

— Спасибо, — кивнул Палыч.

Спустя минуту из кабинета под ручку вышла очень пожилая пара и, шаркая ногами, двинулась к гостям:

— Чай, кофе? – натянуто вежливо предложила женщина, не дождалась ответа от раскрывшего было рот Палыча и, съёжившись, двинула на кухню.

— Чай, пожалуйста, — в спину  выкрикнул Палыч, решив, что со слухом у тётки не всё в порядке.

Размалёванные суки замерли у дверного косяка и начали наперебой обшаривать глазами непрошеных  гостей. Только бы не гавкали.

Не удостоив гостей даже мимолетным взглядом, старик уселся на диван и послушно сложил руки на коленках.

Предложенный чай оказался на поверку невкусным и холодным, печенье в пиале – чёрствым и прошлогодним, а хозяева квартиры – глупыми и немного даже туповатыми. Отчего вопросы приходилось повторять по несколько раз, ответы получать с десятиминутными паузами, а задача оставление автографа в бланке оказалась почти невыполнимой. Как держать ручку и что писать в графе «личная роспись» хозяева забыли окончательно. И в этот момент в мозгу Андрея прозвучали слова начальника, которые тот произнёс уже более полутора лет назад в ответ на замечание о снижающемся уровне грамотности: «Отупели, но не все».

«Да уж, не все» — про себя подумал Андрей и сквозь силу улыбнулся:

— Крестик вот в этот квадратик, пожалуйста.

Пятнадцать минут спустя, до костей провоняв терпким духом квартиры и ополоснув желудки мерзкой жижей, горе переписчики распрощались с хозяевами, хлопнули дверьми и брезгливо сплюнули на бетонный пол подъезда.

— Ну, и вонища! – Палыч поморщился и спустился на пару ступеней вниз. – Их не учили проветривать помещения?

— Семь классов образования, — ткнул пальцем в журнал Андрей, — какое к чёрту учение. Полный дом вони и счастья. До небес. Ещё и домашние животные, мать их.

— И не говори, — подытожил позеленевший Палыч и широко улыбнулся.

Напарники покурили и снова двинулись бегать кривыми по чужим адресам.

Еще не вечер

Глухо на трамвайной остановке к вечеру.

Весь день на ногах не продержаться, пришлось прокатиться на железной сосиске, как в шутку Палыч называл ржавый вагон с рогами.

Ряд одинаковых мрачных высоток остался далеко за спиной.

Конечная остановка и размякшая от дождя грязь под ногами.

Андрей с Палычем энергично зашагали по широкой дороге в частный сектор, до костей прогреваясь в лучах освобождённого из плена туч солнца. На очереди были огромные дворы с огородами и фруктовыми садами, с колодцами, банями и пасущимися гусями в базах.

 Жители на пути попадались всё больше воспитанные и грамотные. Они заинтересованно отвечали на вопросы, советовали, подсказывали, а некоторые и подкармливали, насильно снаряжая ходоков пакетами с пирожками.

Но в каждой бочке есть своя ложка дёгтя. Закон — на то и закон. Несколько раз таки нарвались на невоспитанных и безграмотных хамов. С одной гражданкой полаялись, благо Палыч вовремя ссору прекратил, пригрозив скандалистке нарядом полиции. Из-за перепалки настроение стало немного подмоченным, а учитывая метровые лужи после дождя и висящую гроздями росу на траве, намоченными оказались и ноги ниже колен.  Благо, что сверху не поливает.

К старому деревянному дому подошли уже в сумерках. Последний в списке. В темноте и не разглядеть. Андрей напрягся. И, правда, стоит завалинка. Стены просели глубоко в землю, крыша прохудилась и обильно поросла бархатистым мхом.

— Есть кто? – заглядывая через забор, спросил Палыч у Андрея.

— Есть. По бумагам, — Андрей отвел взор от книги, — хотя, вон в доме свет мерцает.

— Вижу-вижу, — пробормотал напарник, отворяя калитку.

Старая собачья конура стояла аккуратно возле порога, длинный шнурок от будки терялся в сенях, истёртый и потрепанный. Вид будки ничем не отличался от состояния соседки избы. Вот-вот и завалятся обе набок.

В миске на пороге лежал заплесневелый кусок пирога.

В полуметре от пирога торчала наполовину закопанная в землю белая кость.

— Жди здесь, я сам схожу, — буркнул Палыч и скрылся в темноте. Дверь скрипнула на всю округу.

Непонятно отчего, но Андрей заворожено стал пялиться на конуру, извлекая из подсознания непонятные чёрно-белые образы: массивные цепи,  кожаные  ошейники, цепкие колючие репьяхи и круглые резиновые шарики. Он изо всех сил напрягал память, силясь вспомнить, откуда ему знакомы эти картины, и как, чёрт возьми, они попали к нему в голову.  Голова тут же разболелась, кровь в висках гулко застучала, отдавая в мозг тяжёлым колокольным эхом. Но тут же кожа за правым ухом приятно заныла, пуская  пульсирующие паутинки тепла по всему телу.

Это что ещё за чудеса?

Стало страшно и как-то не по себе. Волосы на спине встали дыбом, а ноги быстро и часто  задрожали.

Шевеление мозгов прервал звонкий лай из сеней, а уже через секунду, громко матерясь, выбежал Палыч:

— Ей, Богу, идиот какой-то, — бросил Палыч и пулей рванул со двора, — двигаем, Андрюха.

— Почему идиот? – спросил Андрей, как только догнал запыхавшегося коллегу посреди дороги.

— А потому, — Палыч выдохнул, — стоит посреди комнаты на карачках, снизу вверх на меня смотрит, прямо в душу заглядывает и лыбится, скотина этакая, вывалив слюнявый  язык. К тому же страшный! Лишь отдаленно нас напоминает. А под ногами лежит мячик розовый. И светится!

Палыч перекрестился, набрал воздуха в грудь, отвернулся, но продолжил:

— Зря я сразу не выскочил, — он махнул рукой. — Решил, что инвалид, дескать, сам дотянуться не может. Пожалел урода, мячик ногой пнул, разговор завёл. И он от-ве-тил! – почти по слогам прорычал Палыч.

  — Ты скажи, чего он тебе такого жуткого наговорил? – попытался снова докопаться до истины Андрей.

— Я, честно сказать, ни слова не понял, — Палыч осторожно сглотнул, — но стало страшно. Будто организм всё-всё каждой клеточкой понял, а мозг —  нет…  Звонить в психушку нужно, пускай проверят персонажа.

Огонёк в избе погас, а животное протяжно и тоскливо завыло.

Андрей взглянул на Палыча.

Палыч взглянул на Андрея.

Страх, густо разбавленный беспокойством, заполнил перепуганные тела от ушей до кончиков пальцев. Два темных силуэта рванули по дороге в сторону «Зеленого парка».

Вечер

На полусогнутых добрались домой, наспех поели и улеглись. Каждый на свою койку.

— Палыч, — растерянно начал Андрей, — а правда, что раньше наш прародитель — собака была у человека домашним животным?

— Брехня всё, Андрюх, — Палыч поднял голову с подушки, — а почему спрашиваешь?

— Просто.

— Просто? Ты сегодня, сдается мне, малость перетрудился. Раз такую ересь несёшь, — здоровяк зевнул. – Десять тысяч лет, как человек – домашнее животное. И всегда так было.

— А не больше?

— Может и больше. По мне – так лучше уж попугайчики. От людей больно гадко воняет. И нос вечно сухой. А болячки – умотаешься по ветеринарам водить.

— Может, ты и прав, Палыч, — Андрей натянул одеяло мохнатыми лапами почти до чёрного бархатистого носа. – Попугайчики — хорошие.

С нижней койки донёсся раскатистый звучный храп.

— Никудышный из тебя собеседник, Палыч, совсем никудышный, — рявкнул тихо Андрей и перевернулся на бок, пряча пушистый хвост.

Уже засыпая, ему приснилось, как чья-то голая от шерсти рука снимает ошейник и сладко чешет за ухом…

Ночь

В старой покосившейся избе, откуда с криками нынче уносились незадачливые сабакоиды-переписчики, на прохудившемся матрасе в углу спали двое. Седой парализованный дед и такой же старенький дворовый пёс. Барбос сладко сопел, преданно уткнувшись морщинистым мягким носом в стариковскую грудь. Изодранный за годы резиновый мячик в форме толстобокого кота сиротливо валялся на полу.

p.s. спасибо Илье Черту за мысли… я верну.

Похожие статьи:

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Проблема вселенского масштаба