Знойное марево тяжелыми пластами поднималось вверх, к маленькому зарешеченному окну, чтобы на мгновение выглянуть и снова опуститься на голову маленького смуглого человечка. Пишущая машинка была раскалена добела, но пальцы снова и снова в исступлении били по клавишам. Пот невыносимого страдания заливал глаза, но привычный, въевшийся в самую сущность, страх лишний раз моргнуть заставлял внимательно следить за текстом. За грамматические ошибки хозяин лишал дневной пайки.
Но и в такой чудовищной жизни были светлые моменты. И в эту темную каморку время от времени заглядывали три прекрасных дамы — Вера, Надежда и, конечно же, Любовь. Так вышло, что в этот раз именно любовь правила бал и именно её причуды руководили человечком, когда он выводил квадратным шрифтом на бумаге
“Дорогая, ты, наверное, уже и позабыла как я выгляжу, но я в своем сердце храню твой лик, подобный святой иконе, и сияние, озаряет мою скорбную жизнь в этом вертепе, в котором не дано выжить потомку Адама и Евы…”.
Буквы, знаки и пробелы выливались на бумагу с невыплаканными слезами, вплавлялись в строчки с шипением стальной заготовки, погруженной в смесь воды и жира. Многое в них было, и юные мечты стать именитым писателем, и робкая тень шанса на успех в литературной мастерской великого Маэстро, и медленная потеря желаний при написании очередных авторских листов связного, но пустого текста, которым измерялась суточная норма еды.
Поставив точку, человечек еще раз перечитал свой текст. Оказывается, он всё-таки уме писать, черт побери. Слова складывались в такой замысловатый узор, в котором только слепой и неграмотный не признал бы маленького шедевра. Робкий лучик возможного счастья уговорил Любовь немного посторониться и уступить место для Веры.
Неожиданный треск распахнувшейся двери заставил человечка съежиться, так мог заходить только один человек, Хозяин.
— Ну и что ты сегодня написал, ленивая скотина? — властный голос прибил человечка. — Корми тут дармоедов, только и думают, как бы оболгать меня да выставить дураком перед всем миром. Глаз да глаз за вами нужен. Бестолочи! Показывай свою, то есть мою нетленку!
Покорно ссутулившись и опустив глаза человечек вытащил из машинки листок и протянул сатрапу. Надежда неодобрительно смотрела на то, как собственными руками отдается тот самый последний шанс, который дается каждому в самой трудной ситуации.
Глаза, привыкшие метать молнии впились в текст. Да, можно было много чего плохого сказать об этом властителе судеб маленьких несостоявшихся, но ни слепым, ни неграмотным назвать его было нельзя.
— Вот, всё-таки чему-то научился, не зря я тут с вами бился, этот кусок отлично пойдет в мой роман, — сказал он, складывая бумагу во внутренний карман и направляясь к выходу, чуть не наступив на подол платья покидающей помещение Надежды.