ШАНС (18+)

На сладкие речи поддаться охота. 

Забыв, погрузиться в пучину болота. 

Отдав все на свете за сладкую лесть 

Сидеть ее слушать. Но тихое есть 

В груди колыханье чего-то большого, 

Чистого, яркого и неземного. 

Оно не дает мне спокойно уйти 

Сложив у порога все вещи. Дойти 

Остается всего лишь два шага, 

А дальше глубокая бездна оврага 

Дает мне так много, чего я хочу: 

Поверить, покинуть, забыть. Я лечу, 

И ветер, поймав мое тело так нежно, 

Уносит в глубины. И так небрежно 

Свет загорается где-то вверху. 

Сейчас. Да, немного… и вот я вспорхну. 

Искристое Нечто ко мне подойдет, 

Обнимет, погладит. Но кто-то зовет 

Так настойчиво, сильно и громко. 

Это похоже на голос ребенка. 

Поддаюсь. Остался лишь я. 

Внутри все сгрызает одна пустота. 

Страшные взгляды уткнулись в меня. 

И мерзко дыханье весеннего дня. 

Мне солнце не нужно. Тьма – мой покой, 

Моя сила и крепость. Уже я другой. 

Сделал свой выбор. Пути назад нет. 

Я умер. Но, может, пройдет много лет, 

Заветным листочком мой шанс обернется 

В шкатулке бездонной. Наверно, сорвется… 

Отрывок из книги Вечности

Наконец наступила весна. Все зазеленело, распустилось, расцвело. Раскрыли двери своей темницы первые листочки, расслаблено купаясь в мягких лучах восходящего солнца. Можно рассмотреть среди деревьев сороку, которая, кажется, готова раззвонить всему свету, что весна пришла. Птицы распевают от счастья, рассевшись по веткам и изнемогая от наступающей весны. Все без сожаления расстаются с холодами. Солнце весело рассыпает свои лучи, и на земле расстилается зеленое покрывало…

Это все, что запомнилось ему хорошего в этот день. Несмотря на все великолепие природы, пение, казалось, играющих на струнах небесного ручейка, птиц, этому суждено было свершиться. Сначала хотелось верить в правосудие, но человеческий мозг не так уж и прост. Порой, сам его хозяин не сможет объяснить, почему поступил так, а не иначе. И если собрать таких людей вместе, плохо будет всем. Он не был трусом, знал, на что придется пойти, поэтому держаться до последнего вздоха, с гордо поднятой головой, было его последним желанием. Стоял и тихо выносил все: слова, которые они кричали, все камни, которые они бросали, или просто взгляды, с какой-то дикой и непонятной радостью следящие за всеми совершенными действиями. Винить их не хотелось, да и незачем: сами наказали себя выдуманными богами. Приносить самих себя в жертву –это казалось спасением. Наивные. Вот и сейчас монстры, называвшие себя людьми, вели его к специальному строению.

Из земли торчало два столба, соединенных между собой третьим. Со стороны они напоминали огромную букву «П». Внизу был выступ примерно полтора метра в высоту и два метра в длину. С верхнего столба свисала длинная веревка. Виселица. Краем глаза он заметил по левую сторону сооружения всадника в длинном льняном плаще, восседавшего на молочно-белом коне. Для чего он здесь было не понять, да и не зачем это теперь. Люди тут же засуетились и погнали одного самого крикливого, с огромным синяком под глазом и ярко-красным носом в деревню. Спустя пару минут человек принес в руках доверху заполненное чем-то ведро. Подойдя ближе, он выплеснул все содержимое на подиум.

– Это кровь специально убитого для этого человека. – Проговорил крикливый с благоговением. – Это наша дань Ему, Он знает, что мы верим в Него и надеемся. – И так же трепетно поставил ведро возле виселицы. Надели петлю.

Всадник, до этого стоявший спокойно, вдруг ожил и подошел ближе. Висельник заметно напрягся, толпа приветствовала его страх возбужденным криком. Своим широким языком лошадь начала слизывать стекающие капли. Обнажив свои зубы, она показала длинные клыки, по которым стекали остатки жидкости, перекрашивая ее морду в розовато-красный цвет. Видимо, долго мучила жажда. Висельник кинул взгляд на столпотворение, проверяя реакцию. Казалось, они не видели происходящего, когда ему самому было страшно до звездочек перед глазами. Нализавшись вдоволь, конь с небывалой резвостью встал на дыбы и дико заржал. Висельник, оглохший от этого звука, покачнулся и сорвался в пустоту. Последнее, что предстало перед его взором: дикие, искрящиеся глаза лошади и всадник, направивший свой меч в его сторону.

Повешение состоялось.

***

Первая мысль, пришедшая ему на ум, была открыть глаза. Будучи не в состоянии что-либо обдумывать более глубоко, он чуть приподнял веки. Над его телом склонились те, кто раньше считался людьми: обескровленные, с пустыми глазницами, выпавшими зубами и гнойными ранами, они не располагали к себе, а наоборот, отталкивали невольного зрителя подальше. Люди и сами не были рады своему виду, что угадывалось по их движениям. Пытаясь закрыть наиболее ужасные части своего изуродованного тела, одни расступались, освобождая место, другие подходили к нему и пытались помочь встать. Это давало неопределенную надежду на спасение, но стоило вспомнить причину пребывания в этом ужасном месте, как все тут же угасло. Опустив глаза, он наткнулся на кусок порванной веревки, той самой, на которой его повесели. И тут всплыла одна догадка, проверить которую страшился больше всего, но не осуществить был не в состоянии: посмотреть на руки и убедиться, что мертв, ведь такая зеленоватая кожа не присуща живым. Он позволил поднять себя и положить на что-то мягкое: ему необходимо сесть и посмотреть, где находится.

Место расположения довольно странное: перед собой он видел только людей, позади них – только темноту. Как бы ни пытался оглядеться или всмотреться себе под ноги, кроме тьмы больше ничего не видел. Даже то место, где сейчас сидел, было чернотой, правда, ее можно было потрогать, но не это важно. Важно то, что ни у кого не было глаз. Ни у одного из этих полусгнивших людей нет глазниц. А люди все стояли и смотрели, оглядываясь и следя взглядом за каждым движением. Либо он сошел с ума, либо не мог видеть то, что видели они. Так или иначе, но ему здесь не место. Но что можно сделать? Может, сказать себе, что не страшно? Соврет. Сказать, что все будет хорошо? Не уверен. Сказать, что это сон? Давно бы проснулся. Все, что оставалось делать – это сидеть и ждать, когда все прекратиться и его оставят в покое, или потерять рассудок. Последнее было ближе всего.

Как будто подумал это вслух, а не про себя, все вмиг отошли и затерялись в темноте с улыбками абсолютного счастья.

– Что это с ними? – не понял Мир. Это имя дала ему сестра, с которой приходилось часто путешествовать вместе. Их родители были состоятельными людьми и разрешали делать все, что им вздумается. Почему же никто не помог ему там, на площади? В этот раз они сбежали с сестрой тайно. Их главной забавой было путешествовать по своим землям и собирать сказки и легенды местных деревень. Однажды одна милая старушка рассказывала ему про жизнь, которую мы получаем в конце своего пути. Жаль, Мир тогда не прислушался к ней, ведь она говорила правду. За свою своевольность брат и сестра заплатили сполна. Толпа сумасшедших, слушая рассказ, связанный с их богами и нравами, внезапно напала с дикими криками:

– Не смейте говорить так о наших богах! Вы не имеете никакого на это права! – Мир смог отбить только сестру, а сам попался.

С тех пор неизвестно сколько времени прошло, однако воспоминания были так свежи, будто это случилось вчера. А может, так и есть, ведь непонятно, сколько здесь придется находиться и существует ли этому предел. Вся одежда, в которой он здесь появился, давно приобрела странную способность светиться, освещая тем самым пространство. Хоть радиус и был невелик, но этого было достаточно, чтобы освещать страницы книг. Книги нашлись вместе со шкафами, когда надежда найти выход была потеряна окончательно. Блуждая во мраке, Миру неоднократно казалось, что лучше сесть и сдаться, ведь никакого выхода нет и не было, а все его усилия напрасны; но что-то внутри настойчиво гнало вперед, заставляя передвигать непослушные ноги, а голову заставляя думать. На протяжении всего времени другие жители этого места навещали его, но никогда не приближались, будто проверяя, не ушел ли Мир. Странные, полусгнившие люди больше не вызывали в нем страха и настороженности, однако будили недоумение. Причины такого поведения он найти не мог. Библиотека стала спасением и пристанищем Мира, однако вся беда заключалась в том, что книги были пусты. Обложка каждой гласила имя и фамилию людей, которые жили, но умерли: стояли их даты жизни и смерти, была написана даже короткая аннотация, но стоило ее открыть, как взору предоставлялась возможность познать чистоту не тронутого чернилами листа. Или книга насмехалась над ним и не хотела открывать содержимого. Возможно, так и было задумано, пока он не нашел одну со своим именем. Она гласила:

«Мирон Хмелвич, прошлый наследник рода Хмелвич, житель города Мерда, 1801 – 1830 г.».

Следующая надпись была интересней:

«Луиза Де Коран Вани, биотехнолог, житель города Докран, 8050 – 8099 г.».

Каждый раз, стоило Миру закончить читать имя и дату, как на ее месте всплывала другая, более странная и загадочная. Под каждой из них имелись фотографии веселых и жизнерадостных людей, чем-то похожих на него самого. Когда же читать перечень имен надоело, Мир открыл самую первую страницу и зачитал:

«08.09.2012

Мой милый друг! Не суди по дате строго, это последнее число, которое я запомнил. Мое имя тебе ничего не даст и не поможет разобраться с происходящим вокруг, но написанный ниже текст подтолкнет на верные мысли. Я не вправе разглашать и открывать тайну этой книги, ведь тогда и не было смысла ее писать. Не пугайся меня и моих слов, ведь я – твоя прошлая жизнь. Тот, кем ты был, но никогда больше не будешь. Я расскажу тебе свою историю, но не жизни, а смерти и того, что меня к ней подтолкнуло.

Как прекрасен полет! Самый первый полет в твоей жизни, когда еще боишься, что не сможешь и упадешь. Эти приятные мурашки и адреналин, который настигает тебя только у самого обрыва. Это волшебное чувство превосходящего над тобой, что исполняет любое твое желание, так будоражит, взрывает весь твой мозг, ведь ты не можешь поверить, что это на самом деле и пытаешься сделать шаг, а ощущаешь только пустоту под собой и больше ничего. Тебя накроет страх, успеешь умереть тысячу раз, но по-прежнему летишь. Летишь, а рядом с тобой пролетает вся жизнь. Все самые лучшие и прекрасные мгновения: как ты получишь первый в своей жизни подарок, первая «боевая» царапина, приносящая не так много боли, как обиды, ведь ты даже не помнишь, как получил ее, первый поцелуй... Но вместе с лучшими моментами будут и те, про которые стыдно вспоминать, и те, которые будут приносить боль. Мы испытываем боль, когда не можем что-то исправить: вернуться на минуту раньше, выбрать это, а не то. Ты не сможешь ничего исправить, ведь нет больше времени, нет вообще понятия «время», есть только сейчас и будущее, которое ты знаешь наизусть. Как? Просто, пришло твое время. Давно мечтал о полете? Ты совершил его. Это был самый первый и последний полет в твоей жизни. Полет в вечность.

Я всю жизнь мечтал прыгнуть с парашютом, и эта мечта стала последней. Когда прыгал, чувства радости и счастья охватили мгновенно, не выдержало только сердце. Я умер счастливым, но не поэтому делюсь с тобой. Для того, чтобы понять, ты должен прочесть все истории, иначе выхода из вечного мрака не найти. Как прочтешь, ты должен будешь написать свою историю для следующего твоего воплощения. Ты уже понял, в еде нет нужды, поэтому просто пожелаю удачи. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор…».

Мирону ничего не оставалось, как последовать совету. Читая истории, переживая все, что переживал автор, он начинал теряться в себе. В нужный момент возникло перо, которым, выводя каждую букву, Мир поведал о своей истории. Когда же дело было окончено, люди, вновь столпившиеся вокруг, снова, как наркоманы (это слово он узнал из прошлых перерождений) получившие дозу, с радостными улыбками, уходили.

Мир так и не смог их понять.

– Они рады. – Перебил его мысли до боли знакомый голос. Взору предстал кроникс, или попросту говоря Чистый Телом и Душой. Они являются тем, кто еще не перешел через черту, однако и переходить еще не скоро. Таких людей называют заблудшими. Без помощи кроникса они никогда не достигнут своей цели. Эти знания появились у него в тот миг, когда он увидел это существо. Странно, но оно кажется Миру знакомым, будто виделись не раз, только давно.

– Чему же здесь радоваться? Тьма, да и только.

– Они живут в своем мире.

– В своем мире?

– У каждого из нас есть свой мир, в который мы так или иначе, но попадем. Большинство попадают в него после смерти, а некоторые находясь в комме. Другие и вовсе не попадают, забывая туда дорогу. Третьим мы сами закрываем проход – они не заслужили своего мира.

– Как Вас зовут?

– Отидо, один из тридцати повелителей всего в этом мире. – Представился кроникс.

– Отидо, один из тридцати повелителей всего в этом мире, почему у меня нет собственного мира? – Не понял Мир, пытаясь разглядеть своего собеседника. Получалось это плохо, черты кроникса расплывались и терялись в причудливых формах, создавая то, чего нет.

– Порой надо пережить более сотни жизней, чтобы создать его. Ты еще не готов.

– Они тоже жили по сто раз? – Оглядывается, пытаясь найти тех, кого считал безумными.

– Да, мальчик мой. – Кажется, улыбнулся. Жаль, что он не мог увидеть его лица. – Они все через это прошли, и ты тоже должен.

– А что случается с теми, кто сгнивает до конца? – Этот вопрос мучил Мира долго. Наблюдая за этими людьми, сложно было предугадать, что они делают, а главное, зачем.

– Они полностью уходят в свой мир. Он заглатывает их навсегда без возможности возврата. Поэтому так важно создать его качественно и разборчиво.

– Это ведь Вас я тогда видел возле виселицы? – Спустя некоторое время спросил Мир. Этот вопрос дался легко: ведь это ничего не меняло.

– Я просто забрал тебя с собой. Ты бы не нашел дороги сюда. Моя задача – приводить таких, как ты и давать другой шанс.

– Другой шанс? – Миру не нравилось спрашивать, просто он не понимал.

– Это твой последний путь. – Кроникс создал будто из воздуха чистый, девственно-белый лист. – Но чтобы его начать, вспомни древний язык, который дается каждому с рождения и напиши то, что ты представляешь сейчас своей мечтой.

– Но мне нечем писать. Перо, которым я писал в книге, пропало. И зачем это, если мой путь еще не кончен? Я не вспомню его!

– Ты ведь прочел книгу? – Утвердительный кивок. – Тогда ты должен был понять, что мир создается не с одного образа, а из всех тех, которые ты написал раньше, после каждой твоей смерти.

– Я попробую. – Стоило Мирону это проговорить, как древняя память, жившая в нем с самого рождения, пробудилась. Все прошлые образы возродились и теперь окружали, помогая и направляя одновременно. Он был и воином, и писателем, и любящей женой, ждущей ребенка, и простым человеком. Мир жил в разных эпохах, играл все роли, которые только мог, и сейчас настал последний момент перед тем, как взойти на последнюю ступень перед завершением. Вся сила и вера была в том, что сейчас напишет, ибо не осталось больше попыток, нельзя ошибиться. Палец скользнул по краю листа, разрезая кожу. Алая кровь выступила на поверхность, и с радостью продолжила свой бег, стекая вниз. Рука уверенно начала писать заветное слово, понятное только тем, кто уже нашел себя. Теперь главное – не ошибиться, если слово написано не то, он никогда не обретет желаемого. Все прожитые жизни стали перед его глазами, и наблюдали за таинственным, пока неизвестным словом.

– Ты сделал правильный выбор. – Раздался голос Отидо.

Он принял свой истинный облик. Облик не человека и не зверя, с головой осьминога, крыльями летучей мыши и руками, похожими на страусиные ноги, только цвет его кожи был зеленым.

Мир очнулся как от глубокого сна, посмотрев на себя, он понял: действительно угадал. Все знания, данные ему с начала жизни проявились, и теперь произошедшее не казалось бессмысленным, а ответы – сказанными впустую. Если бы он написал другое желание, не схожее с остальными, то внешний облик остался бы без изменений. Его вид – вид того, чью жизнь он будет жить, и начнется она с восьмилетнего мальчика. Синие джинсы, желтая майка, коричневые ботинки и светлые волосы – вот его облик новой жизни, которую предстоит провести в испытании за право собственного мира.

– До встречи, Отидо! Скоро увидимся. – Сказал Мир и исчез. Впереди его ждал долгий путь.