Цвет ее глаз

~~В мой придуманный сон ты приходишь ко мне,
Когда сладкая ночь с  неба звезды роняет.
И на млечном пути по ночной тишине
Я бегу за тобой, твою тень догоняя.

(Сон — исп.  Артур Беркут/Оксана Михеева)

Лента дороги подсвечивалась неровным светом от единичных фонарей. Сегодня он вез ее в район Москвы Бирюлево.
— Выключи приемник, пожалуйста, — обратилась она к нему, и он послушно ткнул пальцем в сенсорную панель, подмигивающую разноцветными иконками.
Она полулежала на сиденье, вольготно раскинувшись в мягких объятиях эргономического кресла его нового автомобиля. Большие, закрывающие  почти половину лица, очки с глянцевой черной поверхностью бликовали, отражая пучки света, проникающие в машину из кажущейся пустоты осенней ночи.
— А ты постарел, — она легонько коснулась своими тонкими пальцами пряди, выбившейся  из волос, забранных в хвост, — или это паутинка?
Ее губ коснулась легкая улыбка, и у него что-то сжалось в районе груди, стало тепло и даже немного жарко. Он нажал на кнопку, и морозный осенний ветер ворвался в открывшееся окно автомобиля.
Почему-то ему совсем не хотелось смотреть на нее сейчас… Наверное, он боялся и ждал момента расставания, когда сможет без стеснения смотреть в ее лицо, пытаясь угадать, что скрывают за собой эти неумолимые черные очки...
— Я закурю? — она уже доставала из золотистого портсигара тонкую сигарету.
— Ты куришь? — он удивленно взглянул на нее, но протянул зажигалку с дрожащим факелом огонька.
— Благодарю, — она чуть склонила голову и вновь расслабленно откинулась на спинку сиденья.
— И откуда она взялась в его жизни, где утонченные манеры и соблюдение этикета светского общения, были заменены на панибратское и, запросто начинавшееся за застольем, отношения.
— Притормози, пожалуйста, у пятого подъезда, — она неопределенно махнула руку с коротким аккуратным маникюром, — дальше не надо.
Он согласно кивнул головой и через пару минут припарковал автомобиль на неожиданно подвернувшемся свободном парковочном месте.
Она ждала пока он, скрипя кожаннйо курткой, выберется из автомобиля, и откроет ей дверцу.
Тонкая чуть прохладная рука утонула в его широкой ладони с длинными музыкальными пальцами. Она легонько выпорхнула из полутемного салона в непроглядность ночи. Фонарь, должный подсвечивать тротуар и подъездную дверь, был безжалостно разбит чем-то или кем-то.
Ему показалось, что она почти растворилась в шершавой темноте, потеряв четкие очертания собственной фигуры, облаченной в длинное и светлое пальто.
— Я пойду, мне пора, — приятный тембр голоса проникал в его сердце. Ее губы вновь изогнулись в подобии улыбки, и он крепче сжал ее руку.
— Не надо, — она легко и свободно высвободилась из его цепких пальцев, словно туман, струившийся вокруг нее, — мне действительно пора.
— Позволь я провожу тебя, — он просительно взглянул в безжалостную черноту стекол, сскрывающую от него ее мысли.
— Нет, — она отрицательно покачала головой и длинная волна светлых волос, сейчас она была блондинкой, закрыла на мгновение ее лицо.
— Я буду ждать нашей следующей встречи, — он перестал преграждать ей путь от автомобиля к подъезду.
Он закурил и решительно направился обратно в теплый и уютный салон брутального авто. До его слуха доносился ровный стук ее тонких высоких шпилек по изломанным сеткам морщин старого асфальтового тротуара. Внезапный порыв ветра разворошил его темные, с едва заметной проседью, длинные волосы и погасил тлевший огонек сигареты.
Как-то враз он сообразил, что она ушла в противоположную сторону от нужного подъезда и эхо больше не доносит звука от стука ее каблуков...
Он резко обернулся и бросился ей вслед. Дорогая кожаная куртка скрипела, создавая впечатление жуткого визга в его мозгу. Ему казалось, что он бежит в непроглядной и безразличной пустоте, пытаясь догнать свою мечту...
— Стой, — он не услышал эха своего голоса, — стой… Я знаю кто ты...

Тает сказочный сон, словно утренний лед
Я тебя отыщу и любовью согрею
И звезда наяву для двоих упадет
Буду только твоим… Буду только твоею...

Тогда три года назад, ему исполнилось сорок четыре… Два стульчика — шутили его друзья, похлопывая по крепкому плечу и, поднимая очередной тост на праздновании серьезной даты.
Почему-то именно в тот вечер вся суматоха, эти лица, отражавшие состояние алкогольного или наркотического опьянения, крики, шум, фальшивые пожелания и надрывные песни под жесткие гитарные рифы, показались ему ненужными и лишними в его жизни...
— Зая, ты куда? — Анжела поймала его на выходе из клуба. Молодая представительница золотой молодежи, увлекшаяся тяжелыми роковыми композициями группы, в которой он был солистом.  Папа банкир, оплачивающий любой каприз дочери, снисходительно улыбался ее отношениям с мужчиной, который годился ей в отцы.
— Еще не наигралась со своей брутальной игрушкой, — так начинался каждый ее телефонный разговор с родителями.
— Сколько раз я тебе говорил, — он цедил слова сквозь плотно сомкнутые зубы, сдерживая яростную неприязнь, — не называй меня так...
— Ну, солнышко, — она капризно надула губы, наполненные силиконом, — не сердись.
— Прощай, — он пьяно покачнулся и рванул на себя дверь.
— Да и пошел ты, — услышал он змеиный шепот, обращенный к его спине.
Он вышел на пустынную улицу с противоположной стороны от главного входа в клуб. Прислонился к потрескавшейся стене, закурил, вдыхая вместе с порцией никотина струю стылого воздуха поздней осени...
Порывистый ветер почти ненавязчиво проникал под его кожаную куртку, преодолевал препятствие меж пуговицами на черной рубашке и холодными мелкими поцелуями прикасался к коже.
За первой сигаретой сразу же отправилась вторая, третья...  Он почувствовал, как холодная рука осени стала проникать под копну черных волос, струившихся по спине, и пытаться заплести их в замысловатый жгут.
— Э, нет, — он заставил себя отлепиться от стены, услужливо подставившей опору для его тела, накаченного алкоголем. Несколько шагов и он внутри салона автомобиля.
— Привет, подружка, — верная гитара лежала на заднем сиденье, бережно укрытая в недрах кофра от грязи и безжалостности окружающего мира.
Он иногда даже завидовал ей… У нее была более счастливая судьба, чем у него...
С тех пор, как она попала в его руки, он заботился о ней. Ему казалось, что она живая и у мет разговаривать на собственном языке, языке музыки...
Она тонко чувствовала его настроение и грустила вместе с ним. Ее струны легонько дребезжали и темнели, когда на его душе была копоть тягостных дум и ощущений...
Она вторила его веселому настроению, заставляя влюбляться в его творчество всех и сразу...
И он берег ее...
сколько раз он отказывал обращавшимся с просьбой продать красавицу, предпочитая ее другим, не менее прекрасным, инструментам. Он ограждал ее от негатива и злобы, извлекая лишь перед публикой, которая дарила эмоции и энергию, сравнимые с космической.

— Надо менять авто, — он вновь закурил и надавил на сцепление, — адова механика.
Красный свет, двойная сплошная — все казалось каким-то нереальным и ненужным...
почему именно сейчас, именно сегодня это ощущение пришло к нему?
А сегодня ли? Может, это уже давно с ним? Просто сидело где-то на подкорке, шевеля щупальцами и ожидая удобного момента, чтобы вцепиться в нейроны и аксоны мозга и начать планомерно и методически уничтожать его сознание клетка за клеткой...
За пределами теплого салона, в котором царила сумрачная и почти мистическая атмосфера, подсвеченная тусклым светом приборов на панели, царила густая темнота, и внезапно ему показалось, что он не движется, а стоит на месте, со злобным ворчанием вдавливая педаль скорости до предела. Рассеянный взгляд на спидометр… Мозг не сумел зафиксировать и осознать показания цифр, на которых покоилась дрожащая стрелка. Что-то щелкнуло в недрах черепа, и он резко надавил на педаль тормоза...
— Я убью тебя, — загородный лес поглотил истеричный крик, — я тебя уничтожу...
Молнию на шершавом облачении его верной подруги заела и не желала поддаваться. Он судорожно вцепился крепкими пальцами в открывшуюся прореху, обрамленную мелкими металлическими зубчиками.
Рванул… Раз, другой...
Гитара жалобно зазвенела тонкими серебряными струнами, словно пыталась образумить сошедшего с ума хозяина и друга.
Но он не слышал ее слабого голоса и не обращал внимания на ее мольбы и просьбы.
Он увидел именно в ней причину своих неудач и разочарований по жизни… Казалось, если он убьет ее, то жатва искупит все его прегрешения и вернет все, что он потерял...
Из-за любви к музыке и конкретно к гитаре он пошел наперекор судьбе и стал музыкантом, организовал рок группу сначала в музыкальном училище, потом продолжил этим заниматься, учась в академии. Сначала полулегальные клубы, ютившиеся по подвальным помещениям, потом большая сцена, гастроли...
Жизнь завертелась с неумолимой скоростью и экстримом.
Реки алкоголя, потом наркотики… Репетиции, контракты, работа в студии, альбомы… Бесшабашное веселье, праздник каждый день,

женщины...

К тридцати годам он на мгновение задумался о чем-то, сам не осознав о чем, и как-то враз оказался женатым человеком...
Жена… Ребенок… Семья...
Это было не для него. Концерты, которые закатывала молодая женщина в редкие его появления дома, быстро опостылели и обрыдли. Его влекла свободная жизнь без обязательств и бремени в виде жены и сына...
Он любил быструю езду на мотоцикле, когда ветер в лицо и тебе кажется, что ты можешь добраться до самих звезд...
Сейчас его сыну было почти шестнадцать… Рослый парень, похожий на него, но не желавший иметь с ним ничего общего...
— Тебя не было в моей жизни, — как-то услышал он в трубке, когда возникло необъяснимое желание позвонить сыну, — и не будет...
Кажется, у него была еще дочь… Одна из тех, с кем он имел мимолетный роман, прислала ему маленькую фотографию черноволосой девочки со словами — твоя дочь...
— Вполне возможно, — улыбнулся он и удалил MMS  из телефона...
Он был один… Он всегда был один...
В пьяном угаре в компании своих друзей и соратников по цеху, в постели с очередной юной или не очень красоткой. В моменты, когда писал яркие и проникновенные тексты песен, исполняемых группой...
И только она знала о нем все...
— Я убью тебя, — его низкий голос вновь заметался меж стволов деревьев, испуганно спрятавшихся за темным покрывалом ночи.
— И чего этим добьешься?
Сначала он не понял, чей голос достиг его слуха и пронзил мозг.  Он так и застыл с гитарой, занесенной для удара о корягу, валявшуюся на обочине. Посмотрел вверх в тяжелое ледяное небо и как-то очень осторожно скосил глаза туда, откуда доносился голос, показавшийся призрачным.
Она стояла шагах в пяти от него, кутаясь в короткую меховую курточку. Черные джинсы плотно сидели на соблазнительных бедрах, а длину ног значительно увеличивали высокие тонкие шпильки лаковых ботинок. Внезапный порыв ветра собрал в кулак непроницаемую ткань неба и проявившаяся луна осветила ее бледное лицо в обрамлении каштановых волос.
Он озадачено заозирался вокруг, ища взглядом автомобиль. Но кроме своего, развернувшегося на середине дороги и брошенного с открытой водительской дверью, не увидел ничего.
— Гитару опусти, — легкая пренебрежительная усмешка коснулась ее губ, подкрашенных персиковой помадой. И где-то в районе левой половины его груди возникла маленькая искорка тепла, начавшая движение по организму...
Руки слушались с трудом, но он очень бережно и аккуратно перехватил инструмент и вновь поднял глаза на женщину. Она уже сделала пару шагов по направлению к его авто, зябко кутаясь в маленькую курточку до середины бедра.
Он недоуменно пожал плечами и направился вслед за ней. Гитара привычно легла на заднем сиденье, облегченно позвякивая серебром струн. Он уселся за руль, завел мотор и посмотрел на женщину, доверчиво умостившуюся в недрах кожаного кресла.
Только сейчас он осознал, что ее глаза спрятались за непроницаемостью темных стекол небольших очков в тонкой металлической оправе.
— Подбросишь?
— Куда?
— На Мосфильмовскую, — она расслабленно разжала руки, впуская под короткий мех куртки тепло, разливающееся по нутру автомобиля.
— Поехали, — он согласно кивнул, чувствуя, как от алкоголя, пропитавшего организм, ничего не осталось.
Короткий электронный адрес вместо телефонного номера — это все, что она оставила перед тем, как легко выскользнуть из автомобиля в услужливо открытую им дверь.
— Без дела не пиши, — строго проинструктировала она, и только металлический цокот ее тонких шпилек выбивал дробь прощания.
Несколько раз он отправлял на этот адрес короткий письма, где предлагал новую встречу. Но все было напрасно. Ни на одно из писем он не получил ни ответа, ни подтверждения о прочтении.

Это случилось весной… Компанией, до конца не протрезвевшей, они вывалились из своего купе, где кутили всю ночь. Московский вокзал встречал их после очередных иногородних гастролей. Впереди, почти в самом тамбуре, стояла спиной к проходу невысокая женщина в кроссовках, джинсах и светлой куртке. По ее спине струилась волна медных с легким бронзовым отливом волос. Она полуобернулась посмотреть на шумную компанию мужчин, и его взгляд всего на мгновение выхватил точеный профиль носа и черноту стекол спортивных очков.
Он хотел подобраться к ней поближе, но бесконечное количество чемоданов, сумок, пожилых людей, детей, их взмыленных родителей не дали ему этой возможности.
 Он выскочил на перрон, взгляд уловил светлое пятно ее куртки среди черноты и серости толпы.
— На связи, — короткий ответ на удивленные возгласы товарищей и он быстрым шагом сокращает расстояние до женщины в светлой курточке.
— Простите, — его рука легла на ее плечо и она испуганно дернулась.
Он понял, что секунда и женщина огреет его каким-нибудь крепким словом, но ошибся...
— До Новоостаповской подбросишь? — он увидел собственное отражение, застывшее на зеркальной поверхности стекол фирменных очков.
— Ддда, — он постарался покрепче сжать зубы, чтобы не дышать в ее нежное и чистое лицо перегаром, — конечно.
Водитель такси, как всегда, заломил заоблачную цену, но ему было плевать. Он смотрел на нее, держал за руку...
Какое-то щемящее чувство возникло в его груди, отбрасывая взрослое сознание далеко в прошлое, в подростковый период жизни...
Она молчала. Лишь изредка поглядывала на него сквозь непроницаемую черноту стекла. А он говорил… Он даже не запомнил все, что успел ей рассказать о себе. О жизни, об успехе, о планах и мечтах...
— Какой, в сущности, ты еще ребенок, — она провела теплой и мягкой ладонью по его небритой щеке перед тем, как исчезнуть в проеме автомобильной двери, предусмотрительно открытой шофером.
В тот вечер он вновь начал писать… Строки сами ложились на виртуальный лист бумаги. Его сердце бешено колотилось, и он боялся упустить удачу, которую удалось поймать за хвост. Уже несколько лет он не писал ничего нового. Пытался… Удалял бездарные рифмы… Снова писал...
Теперь же, словно прорвалась плотина рифмы, и она неудержимым потоком изливалась, отражаясь в ровных строках на ярком мониторе потрепанного ноутбука.
Он копировал по одному или паре стихотворений, становившихся новыми хитами, и отправлял по адресу загадочной женщины. Но в ответ была тишина… Тишина и безмолвие, которые не давали расслабиться и полностью окунуться в лавры популярности, взметнувшейся с новой силой.
Его сорок пятый день рождения почти не отличался от предыдущего. Дорогой клуб, алкоголь и еда на любой вкус. Он любил роскошь...
Пронзительные рифмы под жесткие гитарные запилы и барабанный ритм о свободе и независимости, о душевном богатстве взамен телесному, он решительно оставлял молодым… Дорогое авто, удобства загородного дома — теперь он не хотел отдавать никому.
Очередная двадцатитрехлетняя представительница золотой молодежи скрашивала его свободные вечера и появления на тусовках. Высокая и тонкая в сильно облегающем платье на фоне его крепкой фигуры, облаченной в грубую кожу, она смотрелась сногсшибательно благодаря контрасту стилей.
— Лапуля, мне надо попудрить носик, — она положила свою ладонь с опасно длинным маникюром ему на лицо и повернула его голову в свою сторону, требуя внимания.
— Хорошо, Золотце, — его язык слегка заплетался из-за количества выпитого алкоголя, — правда, твой носик хорош и так.
Он слегка наклонился и чмокнул ее в кончик носа. Она игриво засмеялась и, покачивая узкими бедрами, удалилась в дамскую комнату.
— Скучаешь? — в угол, скрытый сумраком, где он прятался от желавших выпить за его здоровье, проникла невысокая тонкая фигурка, принадлежавшая женщине.
Он прищурился, вглядываясь в ее лицо. Глаза женщины прятались за черными стеклами солнцезащитных очков...
Она улыбалась, пока он рассказывал ей о своих успехах. И он ловил себя на мысли, что чувствует себя мальчишкой рядом с ней.
— Твое здоровье, — она подняла бокал вина, салютуя.
— Подожди, — он бросился на поиски алкоголя, чтобы поддержать ее и, улучив момент, предложить выпить на брудершафт...
— Лапуля, — Золотце повисла на нем, обиженно надув губы, — куда ты пропал? Я тебя везде ищу...
Буквально через пять минут он вернулся к столику, сокрытому во мраке потайного угла, едва ли не с собственной кожей отцепив от себя руки очередной пассии. Столик оказался пуст и только одинокий пустой бокал из-под вина говорил о том, что встреча с загадочной женщиной не привиделась ему в пьяном бреду...

— Лапуля, — Золотце в одном полупрозрачном халатике показалась на пороге спальни, — а что это ты там делаешь?
Он только и успел скинуть куртку, оставшись в футболке и кожаных брюках, уже лихорадочно стучал по клавишам новенького ноутбука. Обрывки слов, белый стих, проза — один абзац сменял другой и он продолжал печатать, ловко наигрывая на плоских клавишах мелодию рифмы.
— Лапуля, — девушка запустила пальцы в копну его длинных волос и чуть потянула назад, — обрати на меня внимание.
— Секундочку, — он неловко дернул головой и поморщился от боли, — пару минут...
— Никаких пару, — она властно хлопнула крышкой ноута и впилась жадным поцелуем в его приоткрытый рот...

Он долго стоял под душем, ощущая переменную дробь водяных струй на собственных плечах.  Обрывки фраз, зафиксированных в новом документ.docx, складывались в ровные строчки, превращаясь в очередную музыкальную историю.
Он вошел в спальню, обернув полотенце вокруг бедер. Мокрые волосы липли к спине и мелкие капли воды сбегали по их длине на поясницу и терялись где-то в махровых недрах.
Золотце спала, сладко посапывая и улыбаясь. Ее загорелое тело красиво контрастировало с белизной шелкового белья.
Он постоял в нерешительности над разворошенной постелью, а потом резко развернулся, подхватил с тумбочки ноутбук и выскользнул из спальни...

Следующая встреча с загадочной женщиной произошла летом… Она ответила на его очередное письмо и назначила встречу...
Набережная Москва-реки, поездка по ночным улицам в его очередном роскошном автомобиле. Он рассказывал ей все без утайки и купюр. Иногда она хмурилась, иногда улыбалась. И тогда в его душе возникало это непонятное, почти забытое чувство...
— Ты не думал о сборнике? — он привез ее к дому на Солдатской улице, — собственном сборнике стихов...
— Нет, — он покачал головой и протянул руку, пытаясь убрать прядь коротких, подстриженных под каре, волос с ее щеки.
Она нахмурилась и сделала шаг назад. На этот раз ее глаза скрывали совсем небольшие очки, открывавшие русые брови в цвет ее волос.
— Не уходи, — попросил он, беря ее тонкую руку в свою.
— А я и не ухожу, — улыбнулась она и легко высвободилась из его пальцев, — я… Ненадолго...
Ему показалось, что ее тонкая фигура растворилась с первыми солнечными лучами, проникшими в сумрак ночи с наступлением городского утра...

За год с хвостиком они встретились всего пару раз...
На свой сорок шестой день рождения он вручил ей книгу со сборником собственных стихов. Она перелистывала гладкие, пахнущие типографской краской, страницы и улыбалась.
Он смотрел в непроницаемую черноту очков и ловил себя на ощущении, что угадывает мелкие изумрудные блики. Ему очень хотелось, чтобы ее глаза оказались именно такими — изумрудными, с продольным кошачьим зрачком… Видимо на подобные мысли его наводили ее пушистые, слегка вьющиеся, волосы яркого рыжего оттенка.
В конце зимы, больше похожей на весну, он отправил ей сообщение с приглашением на очередной концерт его группы. В суматохе представления он ясно увидел среди толпы преданных поклонников молодую женщину в темных очках. Она была не одна… В компании таких же черноволосых, затянутых в кожу, людей среднего возраста.
Он надеялся, что она найдет его после выступления, но напрасно. Она не появилась...
Ему казалось, что с тех пор он необъяснимым образом охладел к тайне этой загадочной женщины и перестал ломать голову о том, каким образом ее разгадать.
Но она появилась  вновь, и он понял, что больше не сможет расстаться с ней… Не сможет отпустить...

Друг у друга в плену… Друг от друга свободны...
Без тебя до утра мокрых глаз не сомкну
Вместе быть суждено, если небу угодно
Друг от друга свободны… Друг у друга в плену...

— Я знаю кто ты...
Внезапно он споткнулся обо что-то и неуклюже повалился на асфальт, растянувшись во весь рост. Что-то больно ткнулось в ладони, раздирая кожу острыми зазубринами краев. Он быстро поднялся на ноги и огляделся, вглядываясь в темноту ночи.
Впереди ночь стояла перед ним непроницаемой преградой, и где-то в глубине сознания задрожал и начал потихоньку выбираться, судорожно извиваясь, тонкий червь детского страха темноты...
Обернувшись назад, он увидел часть многоподъездного дома, редкие и тусклые фонарики окон и, четко прорисованный, кузов собственного автомобиля, преданно ожидавшего хозяина...
— Я знаю, — он оборвал себя на полуслове… Она стояла рядом...
— Ты не боишься?
— Нет, — он покачал головой, — не боюсь...
Она подошла к нему близко-близко, и он ощутил легкий аромат свежих летних цветов, смешанный с зимней стужей, морозным ветром и весенней капелью...
— Я не отпущу тебя, моя Муза...
Она резко вздернула голову, и он почти разглядел ее глаза за дымчатым маревом стекол очков в тонкой серебристой оправе.
— Я всегда была рядом, — она улыбалась, а в его груди маленькая птичка  начала колотиться о ребра клетки.
— Ты всегда была, — он обнял ее и с силой прижал к своему телу.
Ее длинное пальто трепетало на ветру, порывы которого не касались его разгоряченного лица и рук, по которым редкими каплями стекала вязкая, почти черная, кровь.
Полы с громким хлопком соприкасались с его коленями то чуть выше, то ниже. Он почувствовал, как ее тело начинает терять объем под его руками и слегка отстранился от загадочного существа...
Еще мгновение и белесый туман, клубившийся вокруг ее век растворится и он, наконец, увидит цвет глаз, который скрывала ночь, поселившаяся на стеклах ее очков...
Внезапно, он понял, что больше ему совсем не нужно это знание и, наклонившись, поцеловал ее в губы...
Она таяла, првращаясь в собственную тень… Туманом струилась меж его музыкальных пальцев, оставляя ощущение тепла и легкого покалывания на пораненных ладонях.
Ее тонкая рука невесомо легла ему на грудь в районе сердца, властно пробравшись под куртку.
— Я всегда буду, — ее голос был едва различим и касался слуха на самой грани восприятия.
Легким эфемерным облаком она проникла меж его ребер и окутала пушистой муфтой бешено колотящуюся мышцу сердца.
— Я всегда буду, — повторил он эти простые слова, словно обещание или обет...
Стылая ночь поздней осени ворвалась в его сознание завывающими звуками ветра, полицейской сиреныи натужным лаем выгуливаемых собак.
В пачке болталась одинокая сигарета. Он прикурил, закрывая ладонью пляшущую балерину огонька, длинно, с наслаждением затянулся… Исцарапанная ладонь смяла бесполезный картон и отправила неровный комок в урну, куда, чуть погодя, отправилась зажигалка...
Он медленно, неспеша, направился к своему автомобилю. На лобовом стекле радостно засветилось отражение фонаря, который, проморгавшись, вспыхнул ярким маяком средь непроглядной темноты двора...
— Я всегда была, — в его сознании вспыхнули ярким неоном ее слова.
— Нет, — он покачал головой, — ты всегда будешь...
Мощный мотор взревел, огласив агрессивным рыком округу. Автомобиль медленно начал движение...
Он больше не был один… Где-то в районе груди поселилась та, что будет с ним всегда...

25.02.2014 г.
В рассказе использованы стихи из текста песни группы "Артур Беркут". Исполнители — Артур Беркут и Оксана Михеева
Для обложки была использована фотография, предоставленная моим другом Иваном Яковлевым – солистом и руководителем рок-группы «Каббала».
Анналогий и совпадений с героем рассказа нет!

Похожие статьи:

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → По ту сторону двери