- Нет, сэр, даже не смейте совать мне под нос эти ваши аргументы! Я – просоленная насквозь корабельная крыса, которая проплавала по южным морям не один десяток лет, и знает не понаслышке об опасностях, подстерегающих цивилизованного человека на островах!
Я опешил от такой экспрессии и не знал что ответить этому старому моряку, ни с того ни с сего решившему затеять со мной дискуссию. Дело в том, что я и понятия не имел о предмете спора.
Шёл одна тысяча девятисотый год. Я – журналист одной скромной калифорнийской газетёнки, прибыл в Гавану по заданию редакции, чтобы поведать миру о своих впечатлениях от полного солнечного затмения, которое, согласно утверждениям учёных-астрономов, должно было произойти двадцать восьмого мая. Увы, на Кубе это небесное явление было не полным. Тогда я ещё не знал, что в Калифорнии, откуда я прибыл, луна целиком закрыла солнечный диск. Но и осознание того, что моя миссия провалилась, было настолько обидным, что я направил свои стопы в ближайшее питейное заведение, где и залил обиду хорошей порцией местной тростниковой водки, гордо именуемой ромом.
Когда я, шатаясь, шёл к выходу из этого во всех отношениях приятного заведения, меня перехватила за полу пиджака крепкая мозолистая рука. Моряк был ещё больше чем я нагружен спиртным и, как это иногда бывает, сей факт сразу же сделал нас закадычными друзьями. Не успели мы перекинуться парой слов, как старый матросский рундук с интересными историями выдал вышеназванную фразу, введя меня в некоторый ступор. Пока я размышлял над тем, что ответить этому уважаемому джентльмену, он принялся выкладывать свой рассказ, перемежая его крепкими морскими ругательствами, которые я, по понятным причинам исключил из истории. Тем не менее, я постараюсь сохранить дух повествования и поведаю вам рассказ старого моряка по возможности в том виде, в котором я услышал её из уст просоленного морского волка.
***
Случилось это в одна тысяча восемьсот сорок третьем году. Наша паровая шхуна, потрёпанная жестоким штормом, разбилась о рифы вблизи одного из Маркизских островов. В этой катастрофе не погиб ни один человек, сэр, даю вам слово! Когда капитан увидел, чем может закончиться дело, он приказал спустить на воду два вельбота, принайтованных на палубе. Было чудом, что мы смогли это сделать. Ещё большим чудом было то, что мы прошмыгнули сквозь крошечный пролив в обширную лагуну. Ночь в лагуне стала для меня одной из самых ужасных. За барьером бесновался океан. Валы высотой с трёхэтажный дом с неимоверным шумом разбивались о хрупкую на первый взгляд преграду, переваливали через неё и, тянули свои пенные щупальца к вельботам, стоящим на якоре в центре лагуны. Наши судёнышки, потрёпанные бурей, дали течь и мы ежесекундно вычёрпывали воду. Нас было девятнадцать человек, милостивый сударь. Тринадцать матросов, боцман, кок, стюарт, шкипер и его помощник.
Девятнадцатой спасшейся была женщина. Супругу капитана звали Аолани, что на языке её народа означало «небесное облако». Эта очаровательная представительница канаков приглянулась старине Нолану на Гаваях. Он воспылал к ней неистовой страстью и выложил её отцу, местному голозадому царьку, неслыханный выкуп. Когда помощник попытался возразить, шкипер так на него рявкнул, что бедняга целый день ходил как в воду опущенный. Всё племя собралось тогда на берегу, провожая красавицу Аолани. Нолан нёс её до лодки по отмели на руках, чтобы он не дай бог, не промочила ноги.
Три месяца, прошедших после свадьбы, были проведены в переходах от острова к острову. Мы покупали копру и брали на борт наёмную силу для работы на плантациях сахарного тростника. Шкипер буквально сдувал пылинки с Аолани. Всё свободное время они проводили вместе, а когда капитан сходил на берег, чтобы заключить сделку с очередным вождём, его супруга не отходила от лееров ограждения, высматривая: не появится ли вельбот, привозящий обратно ее возлюбленного. Вот такая идиллия.
***
Утро встретило нас двумя приятными сюрпризами. Во-первых, разошлись тучи и небо блистало синевой, соперничая в этом с относительно успокоившимся и таким безобидным на вид океаном. А во-вторых, выяснилось, что пристали мы не к одинокому атоллу, а к острову, окаймлённому коралловым рифом. Судя по всему, это был один из Маркизских островов – Уа Хука или Тахуата. Осторожный Нолан не стал сразу подходить к берегу. Он оставил Аолани на втором вельботе и отправился с половиной команды в разведку на первом. Почти сразу после того, как вся их группа скрылась в прибрежных зарослях, раздались крики о помощи и несколько беспорядочных выстрелов. Мы еле удержали Аолани от попытки спрыгнуть за борт. Бедняжка билась в наших руках как птичка, пойманная в силки. Прошло несколько часов, в течение которых мы отчаянно спорили. Часть команды хотела сделать вылазку и попробовать выручить товарищей, но большинство всё-таки считало подобную затею самоубийством.
А потом случилось ужасное. На пляж возле лагуны высыпало более двух сотен канаков. Они выкрикивали оскорбления в наш адрес и пытались добросить до вельбота копья. Только выстрелы, ранившие или убившие нескольких туземцев, вынудили остальных спешно ретироваться под защиту мангровых деревьев. Не прошло и минуты, как из леса выступила одинокая фигура, держащая в вытянутой руке какой-то круглый предмет. Когда Аолани узнала голову своего супруга, у неё началась настоящая истерика. Наш боезапас был очень ограничен, но мы всё-таки сделали несколько выстрелов в сторону канака. Расстояние не позволило попасть в туземца. Громко расхохотавшись, эта обезьяна чинно, что твой гусак, удалилась в джунгли.
Весь день мы конопатили и смолили вельбот. Команда была бы счастлива как можно быстрее выйти в море, но при таких повреждениях это было бы настоящим самоубийством – несмотря на ясную погоду, ветер ещё не утих, и волны быстро вывели бы из строя наше судёнышко. Работы продлились до вечера. Время от времени осмелевшие канаки выбирались за полоску джунглей и угрожали нам копьями. Мы делали вид, что целимся в них, и они убегали обратно так же быстро, как до этого появлялись. Увы, в спешке мы захватили всего две «Кентукки» и пачку патронов к ним. Одна винтовка была у капитана и её, вероятно, захватили туземцы. Мы ожидали, что они воспользуются этим оружием, но канаки, вероятно, не догадывались его применить. Да и расстояние сделало бы эту попытку бессмысленной, а подплыть ближе они не пытались. Думаю, что их жалкие лодчонки разбило во время бури. Вторая винтовка, при нашем скудном боезапасе, могла произвести лишь шесть выстрелов, не считая тех, которые мы уже сделали. Приходилось быть наготове. Было принято решение отплыть в центр лагуны и там переждать ночь, а с первыми лучами солнца, вверив наши судьбы Господу, отправиться в путь. Канаки, конечно, предприняли попытку подплыть к лодке в самый тёмный час, но вахтенный вовремя услышал всплеск, и мы израсходовали ещё три патрона, заставив их убраться обратно на берег.
То, о чём я хочу рассказать, произошло часам к четырём. Измученные перипетиями последних суток, все, кроме меня, стоящего на вахте, забылись беспокойным сном. Не спал ещё один человек. Аолани коснулась моей руки и я, в тусклом свете фонаря, увидел её умоляющий взгляд. Она приложила палец к губам и, словно уверенная, что я не подниму тревогу, перекинула ноги за борт и неслышно скользнула в воду. Я не издал ни звука. Я знал, как они с Ноланом любили друг друга и не мог её осуждать. Она сделала то, что должна была.
По прошествии часа, перед самым рассветом, я услышал всплеск и, направив фонарь на воду, увидел, что Аолани быстро, словно дельфин, плывёт к вельботу. Не успел я подойти к корме, как она рывком перевалила через борт. Мы ни слова не сказали друг другу. Всё было понятно без слов. Во всяком случае, мне показалось, что я всё понял.
***
Это утро запомнилось мне на всю жизнь, милостивый сэр. На море был полный штиль. Мы выгребали к проливу, а осмелевшие канаки, нестройной толпой собравшись на кромке рифа, пытались перехватить нас у выхода из лагуны. Думаю, что они добились бы своего – ведь у нас было в запасе всего три выстрела, а узость пролива просто идеально подходила для того, чтобы забросать вельбот копьями. И вот в тот момент, когда мы вошли в горловину рифа, а туземцы подняли свои орудия смерти, произошло событие, которое спасло наши никчемные жизни. Услышав горестный вопль со стороны рифа, мы сначала перевели взгляд на канаков, а потом, проследив за их взорами, посмотрели на вставшую во весь рост Аолани. В руках эта истинная дочь южных островов держала голову. Голову того самого канака, который ещё день назад демонстрировал нам свой трофей. Я понятия не имею, как эта убитая горем женщина смогла незаметно проникнуть в деревню. Я не представляю, как она отыскала эту обезьяну среди пары сотен таких же. Факт остаётся фактом: в едином порыве все как один туземцы бросили копья в одну и ту же цель. Бедная девушка в мгновение ока превратилась в подушечку для иголок. Голова проклятого канака вылетела из её пальцев и упала в пролив за секунду до того, как туда же упала Аолани.
Мы гребли как сумасшедшие, сэр. В пять гребков вельбот проскочил пролив и оказался в открытом море. В конце концов, мы ничего не могли поделать – Аолани сама выбрала свою судьбу. Через сутки нас подобрал французский торговый корабль. В это время Франция утверждала свою власть в архипелаге огнём и мечом и происшествие на Уа Хука послужило поводом для отправки на остров карательной экспедиции. Были обнаружены головы всех погибших матросов и капитана, но ни намёка на то, что туземцы смогли выловить тело несчастной Аолани.