Точка соприкосновения. Первая глава.

1. Перемены.

Утро ударило в глаза ярким лучом света, протиснувшимся сквозь жалюзи. Саймон так и не уснул, проведя ночь у двери, ожидая людей в масках. Никто не пришел.

Один раз, сразу после возвращения домой, в дверь постучались, из-за чего Фэлпс решил что теперь то уж финал настиг и его. Но это оказалась лишь чрезмерно заботливая соседка; увидев в глазок потрепанного Фэлпса, и не в силах устоять перед напором любопытства, она, недоверчиво осмотрела "офисного работягу" и узнав что все в порядке, ушла в свою квартиру.

После падения с сотого этажа, Саймон поймал такси и долго спорил с водителем о происхождении и безвредности розового желе на своем костюме. За двойную плату, тот все же довез его до указанного адреса так быстро, насколько ему позволила совесть. Первым делом, заперев четыре замка и подперев входную дверь грузным чемоданом, Фэлпс выпил. После — выпил еще. Собственно, так он провел половину ночи, сделав мир лучше на одну бутылку виски.

Несмотря на прошедший дождь и прячущееся солнце, в квартире стояла невыносимая жара. Сперва, Саймон привил ощущение это к странной жиже, но даже после ледяного душа, жар не спал, и скорее наоборот — только усилился. Постепенно, мысли все же начали укладываться в пласты. Все, кроме одной — кто же такой Филлип Клэр.

Даже военные, хотя нет — убийцы — явно работали на кого-то весьма влиятельного и богатого. Но внезапное преображение руководителя по связи с общественностью — вот что будоражило ум и не могло найти место в система мышления, заполненной фактами.

Так и не уснув, Саймон включил телевизор, и налил крепкий, обжигающе-горький кофе. Рука на пульте перебирала цифры. 1 — Порно. Фэлпс не случайно настроил размещение каналов. 2 — Природа. 3 — Новости. И тут, он пролил горячий кофе на диван, купленный на прошлой неделе.

"Этим вечером штаб-квартира энергетического гиганта "Фрикшенал Инк." подверглась вооруженному нападению. Цели группировки остаются неизвестными. Пока рано судить о последствиях подобного акта насилия — одно лишь не подвергается сомнению — компания понесла огромные убытки. Ведется расследование", — закончила молодая женщина с выпирающей грудью. "Репортер ABN взял интервью у назначенного штатом следователя..." — не дав ей договорить, Саймон переключил канал. Сделал он это не от скуки, а от нарастающего ужаса. Угроза жизни все еще сияла пустотой дула штурмовой винтовки. Фэлпс знал это; он чувствовал что любое неосторожное движение, и, пускай не так шумно, но убийцы избавятся и от него.

Никогда еще квартира не казалась такой уютной и в то же время пустой, одинокой и заброшенной. Сразу бросался в глаза холостяцкий беспорядок: разбросанные вещи, грязное белье, сложенное возле стиральной машины копилось вторую неделю, а чистые тарелки неумолимо приближались к порогу загрязнения. Мойка забилась еще месяц назад.

Пожалуй, больше чем обычно, Саймон ощутил желание увидеть женщину; вдохнуть ее аромат, прикоснуться к мягкой, бархатной коже. Изредка, когда он принимал противоядие от скромности — алкоголь — он мог снять проститутку. Но после ее процедур, ощущение грязи и бессмысленности секса за деньги только усиливалось, достигая максимального пика, и выливаясь в обыденную для городского человека, депрессию. В такие минуты, как сейчас, когда Фэлпс осознавал всю никчемность своего существования, ему хотелось увидеть Женщину. Если бы он только знал в то утро...

Блеклое солнце, будто тоже выпив чашечку крепкого лате, поднялось на небосводе, и уже множеством ярких полосок пробивалось сквозь закрытые створки. Саймон посмотрел на часы: 9:35.

— Сиди у себя до 13:00, — сказал ему Филл перед тем, как исчезнуть в проливном дожде. — Не появляйся в социальных сетях, не выходи на улицу и не открывай дверь никому. Прозвучало как наставление матери, но учитывая недавнюю резню в Фрикшенал (именно так газетчики назовут инцидент), ослушаться было равноценно жизни.

Саймон Фэлпс сидел. От скуки он принялся читать книгу ровно на той странице, не которой остановился: на первой. Время тянулось невероятно медленно, точно став загустевшей карамелью.

После он убрался дома, пропустив лишь уборку пылесосом; сейчас ему не хотелось создавать лишний шум. Вымыл посуду и расставил по полкам. Протер полы и в кои-то веки закинул почти две корзины белья в стирку.

12:44. Совсем скоро, понял Саймон, и приоткрыв жалюзи, посмотрел в окно. Ничего подозрительного, решил он, хотя и не мог сказать, на чем основывались поверхностные выводы.

Даже с пятого этажа новостройки спального района виднелся потухший факел небоскреба. Непонятным оставалось, зачем же они подожгли здание. И что еще больше интересовало Саймона — выжил ли кто-нибудь еще, помимо него и Филлипа. В любом случае, шансов у такого счастливчика меньше чем у меня, — рассуждал Фэлпс, разбавив очередную кружку кофе, рюмкой виски. — Если даже каким-то чудом ему, или ей, удалось спастись — он не знает того, что сообщил мне Клэр. Человек этот напуган, и скорее всего, совершит ошибку, которую строго настрого запретил мне совершать Филл: ни в коем случае не обращаться в полицию.

За размышлениями, он не заметил как наступил час дня. Солнце уже стояло в зените, а гул машин и людей, нервных, спешащих на работу, доходил даже до сюда. И тут, в дверь спокойно и размеренно постучали. Фэлпс не торопился. Сперва, взяв в руки кухонный нож для разделки рыбы он подошел к двери. — Кто это? Рукоятка в руке сидела как влитая.

— Филлип Клэр, человек, который спас твою задницу.

Да, решил Саймон, пожалуй, именно так бы и ответил Филл.

Отодвинув чемодан, вооруженный ножом, он освободил тонкую фанерную дверь от засовов и замков.

— Я думал у тебя двери получше, — спокойно заметил гость, заходя внутрь, как обычно, уверенно.

— А что с этими не так?

— Ну, видишь ли, — начал Филл, садясь в кресло, и допивая кофе-виски хозяина. — Я думал что твоя дверь крепче, и вся эта баламуть с безопасностью имеет смысл. Но если бы сюда пришел не я, а один из нападавших — будь уверен, он бы попросту вынес дверь движением брови.

— Филлип, теперь то ты объяснишь, что вчера стряслось? — Саймон спешно закрыл двери, перед этим лишний раз убедившись что на этаже никого нет.

Поставив на грязный, покрытый пролитыми напитками столик, кружку из-под кофе, Клэр, без единой нотки шутливости и дурачества произнес: — Саймон, буду честен. Ты не должен был выжить вчера вечером. Сейчас ты не представляешь угрозу ни для кого, но в то же время, можешь, на волне страха, поднять шумиху. Ради твоего же спасения — я не скажу тебе ни слова. Знаешь русскую пословицу?

— Какую?

— О, это замечательная пословица: "Меньше знаешь — крепче спишь". Услышав ее я лет, эдак десять назад, возможно не имел сейчас таких проблем со сном, — Филл усмехнулся, но потом вернул серьезность, так не идущую имиджу завсегдатая бара. — Но вот только, чтобы до конца избежать расправы, тебе придется сделать весьма неожиданную вещь.

Фэлпс сглотнул накопившуюся слюну, и нервно забегал по сухому лицу собеседника: — Что же?

Открыв кейс, Филл достал билет и странный документ. — Ты частенько бывал в Южной Америке?

Саймон все понял, и, взявшись за голову, присел на чемодан позади себя. Ироничный символизм проявлялся даже дома. — Погоди минутку, мне надо все обдумать.

— Саймон, это не предложение отдохнуть. Тебе необходимо покинуть страну.

— Но почему Южная Америка? Я мог бы попросту уехать в Виржинию, или Оклахому, — голосом расстроенного ребенка спросил Фэлпс.

— Тебя легко найдут в США, а Южная Америка, — Клэр взглянул на билеты, — ну, выбор стоял между Чили, Индией и Китаем. Я подумал, что неплохо тебе будет увидеть Чили — там чертовски красиво. Да и алкоголь стоит считанные доллары: ты останешься доволен.

— Я, погоди, дай мне минутку, — слова заплетались на языке, а подступившая к голове кровь спутывала мысли.

— Конечно, не торопись — я уж точно никуда не спешу. Не меня же ищут, — ответил Филл и ушел на кухню.

— Послушай, а что мне с собой брать? — крикнул Фэлпс и тут же прикрыл рот рукой, вспомнив о безопасности.

Выйдя с последней бутылкой виски (Саймон знал это точно), Клэр убрал грязные, засаленные волосы со лба, и ответил: — Все что угодно, кроме документов, сеньор Гарсиа.

2. Суббота.

Токио сверкал, сиял и ослеплял туристов, но только не Эмико. Девушка привыкла так жить, пребывая в вечной пучине огней, неона и безумной рекламы. Ветер приносил нежно-розовые листья сакуры и чарующий, сладкий аромат. Солнце скрылось за панорамой ожившего мегаполиса, отмерив конец двадцать третьего марта.

Миллионы машин проносились под окнами, напоминая беспрерывный водный поток. Одна река сменила другую: загорелся зеленый человечек, и тысячи пешеходов взяли старт со своих позиций, стремясь обогнать друг друга. На этом фоне меланхоличная созерцательность Мэнэми смотрелась порождением прошлого века, давно утраченной способностью нашего вида остановиться, и подумать.

Стоя на балконе, девушка отпила немного вина, и случайно, рукой, небрежно столкнула бокал вниз. Сердце замерло, а в голове прозвучал голос: — Улика. Хоть бы не аукнулась мне эта шалость.

Мэнэми вернулась в квартиру. Хозяин ее по прежнему лежал без сознания. — Три часа у меня еще есть, — подумала Эмико, и присев в кресло, откинулась назад. Голова раскалывалась, точно в нее вбили пачку гвоздей. Помассировав виски, она поняла что действие это бессмысленно и наиграно. — Проклятый день.

Девушка сняла сапоги, освободив усталые ноги от сковывающей итальянской кожи. Распустила волосы, не особо беспокоясь о том, упадет ли один из них на пол или нет. Мужчина, холостяк, живущий в номере 342 славился тем, что каждую ночь менял женщин. Свинья, подумала Мэнэми и пнула его в пах.

Густая темная копна — стандартный генофонд любой японки — спала на мягкие и такие женственные плечи. Ей полегчало. По привычке своей делать все как следует, Эмико пришла раньше установленного контрактом срока почти на час. Время это она провела в раздумьях, созерцании человеческой спешки и наслаждением французским вином XIX века, которое должно было достаться этой ночью еще одной кукле.

Подняв миниатюрное, и кажущееся беззащитным, тело с кресла, она направилась к книжным полкам. Почти вся литература была представлена японскими авторами, и только Толстой и Чехов, оригинального издания, на русском языке, вызвали у нее интерес.

Сняв одну из книг, она вышла с ней на балкон, желая вдохнуть веяние весны, способной подарить надежду, когда увидела в доме напротив, на десятом этаже, включенный свет. — Кажется, книга откладывается, — поняла Эмико, и бережно положив ее в футляр, начала собирать винтовку.

Соединив приклад с основной частью, она закрутила дуло, следом — массивный глушитель. Оружие было небольшим; созданное для боя в городских условиях, оно идеально отвечало требованиям молодой современной девушки. Откинув "ножки", Мэнэми закрепила винтовку на перилах балкона, и прислонив надутую щечку к прикладу, взглянула через многократное увеличение оптического прицела.

— О, вот ты и дома, красавчик. Запах пороха смешивался со сладостью цветов, приносимым ветром. Романтика будней.

Молодей человек, европейской внешности, подошел к окну. Она увидела печальный взгляд, и грустную улыбку на его симметричном, и слегка отчужденном лице ангельской статуи. Он смотрел на Эмико, так ясно и четко, что девушка впала в ступор. — Он заметил меня! — впервые, рука дрогнула на курке. — Почему он не бежит? Беги, дурак!

Парень напротив, поднял бокал с виски, как бы приветствуя молодую наемницу. Печать неотвратимой трагедии не сходила с лица объекта. — Сейчас! — спустив курок, Мэнэми увидела как в одно мгновение стекло треснуло, окрасившись брызгами чего-то красного. Она очень надеялась что промазала, и это вино сейчас стекало по осколкам, а не кровь. Человек лежал на полу, не двигаясь.

Опустив винтовку, она упала на пол балкона, закрыв лицо руками. Слезы навернулись на глазах: — Почему ты не убежал?

Мокрой рукой она взяла фотографию объекта из футляра, лежащую возле Чехова; на ней, молодой английский предприниматель, недавно сорвав свадьбу с дочерью японского медиа-магната, сидел в аэропорту, читая, в последний раз, газету. — Почему? Девушка сидела, умостив винтовку на хрупкое плечо и впервые, после смерти родителей, плакала.

Суббота подошла к концу. Еще один будничный день. 

3. Сеньор Карл Гарсиа.

Саймон нервничал. Весь павильон шумел сотнями голосов, и звонил тысячей телефонов. Люди спешили, опаздывали, успевали и томились в ожидании. Поддельные документы прожигали карман и казалось, словно все видят его обман, хотя и понимал, что треть пассажиров думает сейчас о том же; на лице он хранил безмятежность и самообладание, хотя внутри готовился взорваться. Фэлпс понимал: любой, даже самый безобидный вопрос сотрудника паспортного контроля граждан, и он психанет, разнервничается, вспотеет и как итог — потеряет свободу не только моральную, но и физическую. Очередь неспешно продвигалась; регистрация проходила так медленно, что Фэлпс уже начал придумывать свою историю для сокамерников.

Не обойтись без татуировок, решил Саймон. Чем страшнее — тем лучше. Да и подделка документов, честно признаться, не самое устрашающее. Лучше грабитель, или маньяк. Да, пожалуй, буду маньяком. Но кого я убивал? Девушек? — задавал он вопросы самому себе. — Нет, слишком слабо. Возможно, я налетчик. Ай, черт с ним — там разберемся.

Начало длинной змейки ожидающих всполохнуло, и человек, экспрессивный и шумный, закатил скандал. Он кричал на женщину, которой, кажется и вовсе было все равно, затем наорал на мужчину, попросившего баламута успокоится. И вот, охрана увела его в свою комнату, которая являлась ночным кошмаром многим контрабандистам, террористам и людям с нечистой совестью. Саймон и сам боялся этого помещения; воображение рисовало избиение, тесты и допрос. Я сознаюсь после первого же удара, понял Фэлпс, и принял свою судьбу в случае неудачи с документами Карлы Гарсиа.

И вот, отсеиваясь и уходя либо на посадку, либо в зал ожидания, очередь дошла до конца — до сеньора Гарсиа. Саймон подошел к вежливой сотруднице, ощущая как тело под костюмом покрылось испариной.

— Летите в Чили, сеньор Гарсиа? — спросила девушка не глядя на него самого. Черные маленькие глазки бегали по строкам документа, попутно успевая пробивать личность визитера по базе данных.

— Д-да, хотелось бы отдохнуть, — ответил Саймон и, взявшись за поручни стола, ощутил как они проскользнули в мокрой ладони. Спешно, он убрал руки в карманы.

Ожидание затянулось; Карл решил уже что потеряет сознание от духоты и нарастающего напряжения, но вот, женщина улыбнулась, и вернув документы, сказала: — Удачного полета сеньор Гарсиа. Спасибо что выбрали наши авиалинии.

— Да нет, что вы — вам спасибо, — только и смог выдавить Саймон, и поспешил пройти на таможенный контроль.

Здесь проблем не возникло. Не имея с собой запрещенных веществ, Фэлпс спокойно и без потерь таких уязвимых нервных клеток, прошел инстанцию, что ломала судьбы многим людям. Именно здесь: одни отправлялись в тюрьму, другие теряли сотни тысяч долларов, а третье — все вместе.

Сев в самолет, Фэлпс ощутил что галстук уже не столь сильно сдавливает горло. Воздух стал прохладнее, а настроение уверенно набирало высоту, как и сам Боинг.

Где-то сзади заплакал ребенок; все время полета, он, звуковым оповещением будет давать знать всему салону что еще жив. Значит, такой это будет полет, понял Фэлпс, и уже пожалел что не оказался в комнате охраны.

***

Заскрипела резина колес, и короткий, но такой контрастный толчок, выпихнул Саймона из полудрема, в котором он провел последние несколько часов. Сперва он столкнул его с обрыва во сне, заставив разбиться о холодные камни тихоокеанского побережья, омываемых солью и ветром, и только после, Фэлпс вынырнул в реальность самолета, с застывшим сердцем и адреналином в крови. Полноценно уснуть так и не получилось; уже вторые сутки он пребывал между миром атеизма (или Господня, кому что ближе) и царством Морфея, находясь на стыке двух состояний сознания, но ни в одном не пребывая целиком. Саймона разрывали усталость вместе с необходимостью действовать: каждый тянул в свою сторону.

Ребенок позади проснулся, и криком принялся возвещать об окончании полета. Фэлпс, а точнее — Карл Гарсиа (стоило уже начинать привыкать к новой личности) проломился в кресле, скованный ноющей болью. Кости будто покрылись слоем металлических опилок, из-за чего суставы отказывались двигаться, а мышцы, и без того дряблые, превратились в желеобразную массу. Карл Гарсиа ненавидел это ощущение. Он хотел уже встать и размяться, как услышал позади голос: — Саймон, просыпайся, мы дома!

Карл обернулся, по привычке, и увидел что другой человек, сидящий на 3 места позади, возмущенно, едва проснувшись ответил: — Да проснулся я. Не ори на весь салон, идиот, — закончил он полушепотом.

Жизненный урок. Безграничное в своей случайности совпадение, украшенное зернами злой иронии. Теперь, подумал Гарсиа, стоит забыть Саймона. И мысль эта отозвалась странным волнением, опасением потерять себя — Саймона Фэлпса. Словно сеньор Карл Гарсиа имел другие привычки, вкусы и взгляды; точно присвоив это имя, он навсегда изменился, и перемены эти оставались загадкой, случайным набором чисел в лотерее. Саймон ощутил грусть человека, претерпевающего трансформацию, прерывающуюся тошнотой, вкусом мертвого животного во рту, и головной болью.

Железная птица наконец остановилась, и красивая азиатская стюардесса с натянутой улыбкой уставшего человека, сообщила: — Уважаемые пассажиры, полет окончен. Прошу вас пройти к терминалу. Спасибо за то, что выбрали наши авиалинии!

Вытащив единственный чемодан, забитый доверху летними вещами, Карл Гарсия вышел из люка, и ослеп: яркое южное солнце белоснежной улыбкой дружелюбия ударило в глаза, чуть не отобрав сознание. Он пошатнулся, но успел схватиться за поручень.

Чили встретил сеньора Гарсиа пестрым колоритом другой, любимой всеми, лучезарной Америки.

4. Дыхание Японии.

Ёширо разбудил звонок; антикварный телефон, один из первых, купленный за несколько миллионов долларов, разрывался от напора человека с другого конца провода. Он поднял трубку, левой рукой опершись об упругую грудь одной из женщин, купленной этим вечером: — Да, надеюсь причина звонка достаточно веская.

Молодая женщина поежилась от пробуждения и давления на грудную клетку, но сделать ничего не могла. — Причина более чем веская, господин Акияма. Включите новости.

Поднявшись с постели, он глянул на голографические часы, проецируемые стеной: 4:32. Если Микадо осмелился так рано звонить, значит дело и в самом деле срочное.

— Двадцать третий канал, — сказал Ёширо, наливая кофе, и повернулся к развернутому изображению. Отдающий по краям синим, огромный плоский квадрат, зависнув посреди огромной комнаты, заточил в рамках Мису Миядзаки — японского корреспондента национального телевидения. Не услышав еще ни слова, Ёширо понял: ничего хорошо ждать не приходится.

Ни к месту улыбающаяся Мису, говорила контрастно напряженным голосом: "Этим вечером произошел налет на американского энергетического Магната — Фрикшенал Инк. Вооруженная группировка действовала оперативно, за несколько минут успев сравнять с землей некогда величественное здание штаб-квартиры корпорации. Убытки оцениваются в миллиарды долларов. На данный момент, не оговаривается число жертв: здание было предано огню. По некоторым источникам, люди не покидали здание после 22:00. У меня все, с новостями JNT — Мису Миядзаки." Ведущая в студии тут же подхватила: "Спасибо Мису. Невероятная трагедия, не могла не сказаться на фондовой бирже. С новостями экономики — Тоширо Фудзияки".

Господин Акияма уже начал выходить из себя, но, сжав кружку в руке, продолжал смотреть, хотя уже и знал что сообщит ему бесхребетный Тоширо. На кой черт держать столько людей для каждой рубрики; неужели одна дурочка не в состоянии прочесть все разом, гневно размышлял Ёширо, прожигая свечу терпения в четыре утра.

Да, действительно баланс сил на рынке сильно изменился за один вечер. Вот так действительно — Варфоломеевская ночь, — усмехнулся японец. Видимо, кто-то позади оператора указал ему на грубость шутки, и бедолага спешно извинился. — Акции Фрикшенал Инк. упали на 34 пункта только за эту ночь, и продолжают неуклонно катиться с горы. Стоит учесть недавнюю аварию на АЭС в Австралии, и тогда, нападение на штаб-квартиру американского магната кажется последним толчком к обвалу. Снежный ком продолжает расти, посмотрим во что это выльется, у меня все, с новостями погоды… Ёширо крикнул: — Отключить!

Ублюдок, процедил он сквозь зубы и слюни, побагровел, и швырнул со всей силы кружку с горячим кофе в стену. Грохот и разлетающиеся осколки чешского стекла заставили женщину проснуться окончательно и вскрикнуть от страха. — Замолчи и убирайся! — скомандовал господин Акияма. Голая женщина, не набросив на свое, по прежнему юное тело даже халата, выбежала из комнаты. Нажав на кнопку, Ёширо закрыл за ней дверь на замок.

Больше всего ему хотелось сейчас поделиться гневом с окружающими, распределить жар полыхающей ярости. Сев за стол из красного дерева, он вызвал Микадо. Почти мгновенно, из лакированного покрытия выскочил экран, осветив красного от злости Ёширо, голубым свечением, уравняв оттенок кожи. — Да, господин Акияма, — отозвался более молодой подчиненный в очках, и со слегка растрепанными волосами. Кажется, после звонка, Микадо наконец лег спать. — Ублюдок! Проклятый американский ублюдок подставил нас всех! — кричал Ёширо едва осознав, что его слышат и слушают. — Простите, господин Акияма, но разве это не отличная новость? — ропотом спросил смущенный юнец. — Разве крах Фрикшенал не даем нам свободу действий?

Ёширо немного успокоился. Не срывайся на нем, повторял голос предков, он не видит всей картины. Акияма прислушался к нему, и более размеренно, тоном учителя, продолжил: — Микадо, ты не понимаешь. Крах Фрикшенал сейчас, равносилен потери миллиардов. Мне нужно чтобы ты сделал для меня одну вещь мальчик.

— Да господин, любое поручение, что в моих силах.

— Проверь счета Уолтера Прайса и Фрикшенал Инк. Найми кого угодно, достань из под земли тех, кто сможет взломать информацию о клиентах в банке. Подкупи — мне все равно.

— Сэр, но я не имею права...

Ёширо тяжело вздохнул. Разговор с Микадо и одновременное удержание под контролем своего внутреннего демона давались с трудом. — Мальчик мой, ты не скован в полномочиях. Пора тебе вливаться в мир большого бизнеса.

— Я… Я выполню это господин, — ответил воодушевленный птенец, готовый наконец взлететь к орлам.

Ёширо отключил связь, погрузив пространство в плавные волны тишины. Мягкое весеннее солнце, пробиваясь лучами сквозь зеркальные стекла, принесло рассвет, одному из первых. Находясь на вершине Ямато-билдинг и всей Японии, он смотрел в завтрашний день. Господин Акияма уже видел перемены в оживившемся мире хищников. 

5. Покинутый остов.

Фрэнк Стюарт неуклюже перемахнул через натянутую желтую ленту, слегка пролив кофе. Дерьмо, пол бакса на пол, выругался он и зашагал по золе, перемешанной с битым стеклом и возможно, человеческими останками. От пешего покорения вершины городского исполина он ощутил как завтрак поднялся вверх, ударив горечью, а живот недовольно заурчал. Сдавленное ремнем пузо, обтянутое рубашкой и легким пальто, завибрировало словно мобильный телефон.

Всюду ходили люди в спец.костюмах, мед. эксперты, специалисты по пожарной безопасности и еще бог весть кто. — Ох и создали же эти парни нам работы на три месяца вперед, — подумал Фрэнк, осторожно пробираясь по руинам сотого этажа. Плоская подошва ботинок постоянно натыкалась на неровности, из-за чего продвигаться было крайне трудно.

На месте выбитых панорамных "аквариумных" окон свободно гулял ветер, хотя монтажники уже не раз запечатывали их пленкой. Без толку — шальной поток воздуха выбивал их вновь и вновь. Мелкий беспрерывный дождь заливал людей отвратным настроением с самого утра.

— Привет Фрэнк, как спалось? — человек с кофе, маленький и лысый, грелся горячей кружкой вспененного капучино.

— Отвратительно, всю ночь бегал в туалет. С чем была эта китайская еда? Сколько я раз говорил — не берите это дерьмо. За пару баксов вы получаете черти что, да в добавок — любовницу в виде унитаза.

Человек усмехнулся, как бы отдав должное попытке пошутить, и продолжил: — Не погода, а дрянь. Вторая весна срывается. В прошлом году, помнится, такая же чертовщина творилась. Ладно, черт с ней, — мужчинка сплюнул на пол, и продолжил, потирая сопливый нос, — у нас тут кажется что-то интересное.

Стюарт уткнулся притупленными, глуповатыми глазами индийской коровы в поросячью, глубоко посаженную мордочку собеседника: — Что же?

— Мы проверили списки компании; всех, кто находился в здании на момент нападения. Наконец, смогли опознать остатки большинства. Но даже с этими данными, не досчитываемся троих служащих.

— Эти трое… думаешь их похитили?

— Если они не умеют летать, то скорее всего — да. Я конечно попрошу наших мед. экспертов проверить все еще раз — испорчу им так сказать денек, но я более чем уверен что сведения не изменятся. Все-таки у нас тут не дураки задействованы.

Фрэнк окинул взглядом оживленную машину расследования. — Что наши иностранные коллеги?

— Расследование международное, Фрэнк. Причем, я бы даже сказал иначе — корпоративное. Японцы и немцы потеряли много денег, и желают узнать, кого винить, и кто будет отвечать.

— Правительство, — спокойно ответил Стюарт, допив кофе. — Кому же еще.

— Поживем увидим, — маленький мужчина зашагал по обугленному коридору и скрылся за углом.

Фрэнк не знал что делать на столь большом месте преступления. Впервые он очутился в целом здании, ставшем полем для бойни, но не мог схватиться за какой-то факт или зацепку; следователь госдепартамента попросту падал в яму бездействия. Одно он знал наверняка: работали профессионалы. Какую бы цель не преследовали нападавшие, они справились с работой безукоризненно.

Вывод не являлся поспешным; скрупулезность заключения подкрепили результаты баллистической экспертизы. Те немногие пули и гильзы что нашлись в горах пепла, не могли вывести расследование ни на изготовителя, ни, тем более, на покупателя. "Призраки" — так называли эксперты подобную амуницию. Пускай каждый из налетчиков оставил в здании экипировку, вооружение и боеприпасы — и тогда бы эксперты лишь развели руками. Чистота — залог здоровья, говорит пословица. И тут, пожалуй, чистота сохранила не только здоровье преступников.

Очевидцы. Сейчас Фрэнк мечтал о свидетеле, но единственный, кто пострадал вне штаб-квартиры Фрикшенал — старый португалец, живущий в районе эмигрантов неподалеку — списывает повреждения крыши на осколок бетонной конструкции, а о трагедии говорит лишь на родном языке. Чертово дело, не иначе.

Покрутив пластиковый стакан в руке, Стюарт убедился что он пуст. На дне остались лишь недоваренные зерна дешевого кофе, закупаемого тоннами. Фрэнк подошел к краю этажа чтобы выбросить емкость, там, где пленка уже успела порваться после вчерашнего, повторного, заклеивания; шальной ветер-вандал, иных слов не находилось.

У подножия Фрикшенал, крошечные металлические гробики множества марок, ценой превосходящие годовое жалование следователя, стояли скучковавшись, образуя пробку. Фрэнк ощутил зависть, и следом, точно прицепной вагон — промчалось злорадство. Оцепление, экспертиза — сейчас, каким бы важным не был человек в лимонной "Ауди" — ждал он точно так же, как и люди в городском транспорте. Стюарт улыбнулся, слегка оскалив кривые зубы, пожелтевшие от кофе и сигарет, и сбросил пустой стакан с карниза. Невидимые потоки городской суеты унесли легкий сосуд далеко за черту Нью-Йорка.

Вдруг, холодная прорезиненная рука японского коллеги коснулась плеча, и Фрэнк едва не полетел вслед за стаканом. — Мистер Стюарт, — прошипел сквозь маску незнакомец со сложным именем. — Твою ж мать, — следователь схватился за сердце, покрытое слоем подкожного жира. — Не подходи так  — не хочешь же ты писать рапорт о моей смерти...

— Простите, мистер Стюарт, но вас хочет видеть господин Хоширо.

Боже, я никогда их не запомню, подумал Фрэнк, пытаясь прийти в себя. Просто соглашусь, и пойду за япошкой. — Веди.

В самом центре разрухи и людского хаоса — в зале совещаний — замурованные в защитные костюмы, японцы, сновали вокруг одного места. Подойдя ближе, Стюарт увидел поднятую плиту, бывшую еще неделю назад потолком, и скелет под ней.

— О, мистер Стюарт. Мы нашли, что хотели.

Фрэнк прикрыв нос платком, подошел ближе: — И что же это?

— Пока не уверен, но по-моему… Высокий и худой, как колосс пшеницы, японец не успел договорить, как к нему подошел другой. Распечатанный лист в руке красовался гербом Ямато. Частники, понял следователь. Уж кому если не им беспокоится о проведении расследования. Хотя не могу утверждать, что мы пострадали меньше в этой заварухе.

— Да, — продолжил начальник следственной группы Ямато, пробежавшись глазами по витиеватому письму, — так и есть: это останки Уолтера Прайса.

— Откуда такая уверенность?

— Анализ ДНК. Совпадение 99%. Обычно, в таких случаях, сомнений не остается, и все же, — японец замолчал, ожидая вспышки любопытства Фрэнка. Тот сохранил каменный оттиск идиота вместо лица, будто не понимая что сейчас попросит иностранный коллега.

— Мы бы хотели взять образцы, с вашего позволения.

Вы могли бы взять их тайком, — хотел сказать Стюарт. Но на деле, более чем вежливо, ответил: — Конечно, если это и было целью вашего визита.

— Благодарю вас мистер Стюарт, через двадцать минут мы покинем площадку. Спасибо за сотрудничество, — и вновь муравейник забегал, зашуршал. Кто-то уже доставал скребки для снятия образца с костной ткани, кто-то готовил герметичные пакеты и емкости. Ох и чудаки это жители страны извращенной порнографии и вековых традиций, подумал Стюарт, лишь пожав плечами.

Отойдя в сторону, он закурил последнюю сигарету. Не зная, куда податься на этом поле битвы лаборантов и спрятанных мазков, анализов и малочисленных пуль-призраков, Фрэнк присел на обугленный край письменного стола. Уныло завывал пронизывающий, не по-весеннему холодный ветер.

6. Потребитель.

Яркие вывески слепили глаза, а тысячи ароматов французских, итальянских и американских духов смешивались в ноздрях, превращаясь в сладкое варево. От количества брендов голова шла кругом; он присел на скамейку, пытаясь собраться с духом, и унять дрожь в коленях. Везде они, — повторял внутренний демон, — везде — уроды. Ненормальные.

Почесав недельную щетину, успевшую стать обузой на лице, Дэвид посмотрел на маленький пульт в руке. Одно мгновение — и на месте торгового центра, спустя много лет установят мемориал. Здесь будут лавочки, газон и отдыхающие — да, такая картина ему нравилась. Приятная, спокойная, и в то же время активная музыка, фоном звучала везде, и нигде одновременно. Торговый центр переживал расцвет потребительской лихорадки.

Мимо проходили красивые девушки, в коротких юбках, и дорогих шубах. Шли они с видом королев, и для Дэвида, они казались таковыми. В глубине души он верил что все эти женщины — лишь шлюхи — хотя, доказательств у него и не было. Людской поток уносил смех, повседневные беседы пар и ссоры. Везде кипела жизнь, и только лавочка на которую умостился Трумэн, источала веяние апатии и внутреннего, морального гниения. Нравственно, он вонял сильнее чем мертвая корова, разъеденная сыростью и тленом.

Дэвид обернулся; маленький ребенок потерял свою маму и кричал на весь холл. Он ощутил жалость, не то к малышу — не то к себе. Трумэну было за что жалеть себя: безвылазная каторга программиста в захолустной IT-компании, низкое жалование и сковывающее бессилием одиночество. Дэвид жил по распорядку, установленному им самим и организмом: сон, еда, мастурбация. Пожалуй, из атрибутов его собственного выбора можно было назвать лишь работу, но и то, выбор этот принес только разочарование. По всем пунктам, он являлся неудачником. Но сегодня, наконец, настал ответственный день.

Встав с лавочки, Дэвид собрал всю волю в кулак, перевел в ноги, и устремился к отделу с хот догами. Дрожащая рука нащупала мокрый от пота револьвер деда, служившего во Вьетнаме. Все те же конвульсивные движения вывели оружие на свободу; меняющее положение дуло, направилось на полную женщину. Та попросту задрала руки, и прокудахтала: — Забирайте выручку сэр, только не стреляйте. Прошу вас, у меня дети, — молила толстуха, похожая на распухшую морскую рыбу. Тугой хвост длинных волос сдавил череп и натянул тощую бледную кожу, лишенную солнечного света, на выпирающие скулы. Трумэн походил на лича.

— Заткнись! — крикнул он, сам не веря своему голосу. — Лечь на пол! Не двигайся!

Молодая ассистентка, завидев пистолет, застыла на месте. Глаза напуганной собаки покрылись влагой. Дэвид прикрикнул: — Тебе не понятно что нужно делать, дорогая? Ну так я подскажу — на пол!

Люди, еще недавно ищущие выгодных предложений, с дикими воплями принялись давить друг друга. Устремив трофейный револьвер к небу, Дэвид выстрелил. — А ну тихо! — голос, в кои то веки уверенный, промчался над толпой. Покупатели, точно играя в детскую игру, замерли, и попадали на пол. Что, кончились батарейки? — усмехнулся Трумэн. — Ну так купите.

Расстегнув дешевый плащ, он оголил свое самое жуткое естество — четыре пояса закрепленной взрывчатки. Бога у меня нет, думал он, но идиоты эти все равно припишут меня к террористам.

Мальчик, искавший свою маму, по-прежнему стоял; единственный, кто не боялся. Он попросту не понимал что происходит.

Дэвид направил пистолет: — На пол пацан! Я не шучу.

Какая-то женщина попыталась одернуть глупыша, но тот стоял на своем: непреклонная фигура шести лет смело взирала на потерявшего смысл жизни, Трумэна. По правде, человек, что сейчас стоял на прилавке с хот-догами, никогда и не находил заветного смысла. Он просто жил, и это отсутствие чего-то важного, привело к созданию этого самого важного. Дэвид стал главным фактором, последней переменной, отсеивающей живых от мертвых. И только мальчик в старомодном костюме морячка смотрел на животный ужас, не понимая, не замечая того, что видят люди на полу.

Дэвид нажал на курок, но пуля пролетела рядом, и вонзилась в мужчину позади. Кто-то начал рыдать.

— Второй раз я не промажу, — Трумэн снова взвел револьвер.

— Промажешь, — спокойно ответил мальчик взрослым, уверенным голосом.

— Ч-что?! Второй раз — будь уверен — станет последним — Дэвид чуть не упал с шаткой поверхности тонкого гипсо-картона. Слова Трумэна, в отличие от фразы оппонента диктатуре свинца, звучали мягкотело и даже обидчиво.

— Ты никогда не стрелял, никогда не имел дело с оружием.

Террорист налился кровью, точно известный орган. Глаза, извечно серые и слегка блеклые, выделились сиянием ярости.

Мальчик, разложив кисть, точно детский конструктор, освободил столь необходимую сейчас, погремушку —  отлитое серебром дуло, уверенно, как и он сам, вытянулось по стойке смирно. Дэвид замер, не понимая, что происходит, не в силах осознать. Кристально-чистые, голубые глаза юнца не моргали.

— Контракт выполнен, — сказал морячок, и произвел три выстрела, тонкими звуками скрипки разлетевшимися над общим молчанием взрослых.

Голова Дэвида украсила полы узором физиологии. Через двадцать минут приехала полиция; никто не поверил очевидцам, списав бред о мальчике-морячке с оружием из руки на посттравматический синдром. Камеры, что утыкали потолок, также ничего не запечатлели. Револьвер Шона Трумэна попал в музей ветеранов.