Хозяин замка - почтенный Кристофер Мак Донован – лично встретил гостей во дворе вместе с сыном.
Лавиния поначалу побаивалась знатного господина, но тот оказался совсем не чванным. Напротив, был весел, дружелюбен, галантен с дамами и вежлив с мужчинами. А вот его сын – мистер Алистер – девушке не понравился. Вовсе не потому, что юноша был слаб, бледен, худ и некрасив. Лавинию обеспокоило неприятное, брюзгливое выражение лица Алистера, не приличествующее молодому человеку. Казалось, наследник знатного рода недоволен всем на свете – и шумным веселым отцом, и ясным солнечным днем, и приехавшими артистами, и самим прекрасным Господним миром.
Идя следом за мистером Кристофером, директором Виктором и актерами в малую столовую к легкому завтраку, Лавиния подумала, что, вероятно, Алистер слаб здоровьем, тем-то и объясняется его меланхолия. Печально должно быть молодому человеку, не способному ездить верхом, играть в гольф, посещать балы и развлекаться, как приличествует его полу и возрасту, глядеть на других молодых людей – здоровых, жизнерадостных, полных сил. Поняв это, девушка устыдилась невольной неприязни и пожалела юношу.
После завтрака мистер МакДонован вызвал дворецкого и велел показать актерам отведенные им комнаты, а затем проводить по замку и прилегающей местности, особенно же обратить внимание гостей на открытую сцену, дабы профессор, мистер Брук и мисс Аннабэл осмотрели ее на предмет будущих выступлений.
Гости же, по словам мистера Кристофера, должны были собраться только через день, так что актерам достало времени для репетиций в новой обстановке.
- Если что-то будет нужно – люди в помощь для установки декораций, музыкальные инструменты или что другое, - не стесняйтесь обращаться к Алану, - указал мистер МакДонован на дворецкого и откланялся.
Алан предложил гостям отдохнуть с дороги, но всем было любопытно посмотреть старинный замок, разрушенные укрепления, что виднелись из окна столовой, и, конечно же, древнюю сцену, потому профессор от лица всех любезно попросил дворецкого сопроводить их по окрестностям.
Сам замок походил на пуззель, собранный малышом как попало из кусочков разных мозаик: флигели, пристройки, мансарды, застекленная оранжерея были прилеплены к изначальному строению со всех сторон, окружали его, как внуки старого дедушку, так что уже невозможно было понять – каким был замок в древние времена, когда вассалы МакДонована собирались во дворе со своими слугами, оруженосцами и ратниками.
Прибрежные укрепления были совершенно разрушены, увиты плющом и покрыты зарослями ежевики, и напомнили Лавинии те живописные развалины, которые она осматривала в Италии с Роберто Кавальканти. Девушка взгрустнула, но развлеклась удивительным зрелищем величественного амфитеатра – дивной сцены, где им предстояло выступать. Сама сцена была расположена внизу, вверх от нее уходили ряды каменных скамей, разделенных, как лучами солнца, проходами, посыпанными золотистым песком. Посреди сцены стоял не то алтарь, не то помост, на котором, как пояснил Алан, в давние времена награждали бардов - победителей в поэтических состязаниях. Профессор Виктор и мистер Брук тут же принялись обсуждать с дворецким, как удобнее будет разместить декорации, с какой стороны установить задник, за которым прячутся рабочие сцены, чтобы передвигать картоны и производить нужные шумы и звуки.
Карл же, вдохновленный красотой театра, казалось, не созданного людьми, но возросшего посреди поля по велению самой природы, с помощью Мориса взобрался на постамент и исполнил а капелла арию Канио из «Паяцев». Голос карлика звучал так чисто, так звонко разносился по амфитеатру, что разговоры смолкли и все замерли, пораженные красотой арии и мастерством исполнения.
Выступать в таком изысканном, прославленном месте было приятно и почетно, поэтому в следующие два дня вся труппа с энтузиазмом готовилась к представлению, обсуждая, какие миниатюры и пьесы выбрать для первого вечера, чтобы произвести самое достойное впечатление на знатных гостей.
Успех превзошел все ожидания. Приехавшие представители знатнейших ирландских родов – а народу собралось более сотни, – горячо приветствовали актеров и актерок театра. Карла и Клару дважды вызывали на «бис», а юный Алистер, сменив кислую мину на приятную улыбку и довольное выражение лица, громко хлопал в ладоши, кричал «Браво!», преподнес Лавинии букет орхидей, а Аскольду пожал руку. Человек-змея был смущен оказанной честью, но ответил на рукопожатие и вежливо поклонился в ответ.
Представления в последующие дни были также успешны. Спустя неделю три знатные дамы обратились к директору Виктору с просьбой повторить особенно полюбившиеся миниатюры. Когда же профессор сослался на условия договора с мистером МакДонованом, дамы сообщили, что просят от лица всех собравшихся в замке и берутся уладить дело.
Сам же хозяин, как было замечено всеми в театре, почти все свободное время проводил в обществе мисс Аннабэл, беседовал с нею, выносил на прогулки по парку и оранжерее, и оказывал женщине-тюленю внимание, какое обычно оказывает мужчина даме, проникнувшись к ней нежными чувствами.
Актеры и актерки не знали, что и думать. Конечно, мистер МакДонован был вдов - супруга его скончалась родами, - и находился в цветущем возрасте, но трудно было предположить, что хозяин замка настолько глубоко влюбится в мисс Аннабэл, что попросит составить его счастье и соединить с ним свою судьбу.
Хотя Аннабэл принадлежала к знатному роду, была прекрасно образована, умна, остроумна и хороша собой, но все же она была английской, а не ирландской леди, и, увы, по состоянию здоровья полностью зависела от других людей: не могла самостоятельно передвигаться, не в силах была сама одеться и умыться. Сложно было представить ее в роли супруги знатного господина и хозяйки открытого дома.
Мамаша Худи лишь поджимала губы и что-то бурчала по-негритянски, видя, как расцветают розы на щеках мисс Аннабэл при встрече с мистером Кристофером, и как все нежнее становятся улыбки, которые они обращают друг к другу. Клара молча качала головой и грустно переглядывалась с Карлом. Лавиния же, успевшая полюбить женщину-тюленя как старшую сестру, и радовалась, и печалилась разом, не зная, как поговорить с подругой об ее увлечении и таящихся в нем опасностях.
Мисс Аннабэл сама начала неловкий разговор, в последний вечер пребывания в замке. Финальное представление было особенно удачным: гости, мистер Кристофер и юный мистер Алистер благодарили актеров театра Невозможностей за чудесные спектакли, а слуги во главе с Аланом устроили на своей половине праздничное пиршество.
Вернувшись после ужина в свою комнату, Лавиния хотела, как обычно, помочь мисс Аннабэл приготовиться к ночи, но подруга остановила ее.
- Милая, я не буду ложиться сегодня.
- Что случилось, мисс Аннабэл, дорогая? Вы больны? Не сходить ли за профессором Виктором?
- Нет, нет, всё хорошо, никого звать не надо. Я бы и от тебя потаила то, что должно свершиться сегодня в ночь, но мы живем вместе, и ты все равно узнала бы. Мне очень неловко, милая. Ты еще так молода и невинна…
- Вы влюблены в мистера МакДонована? Он хочет сделать вам предложение, верно? Ночью, наедине? Как это романтично!
- О нет, Лавиния, дорогая. И я, и он – разумные люди, и прекрасно понимаем, что, даже принадлежа к одному обществу, не можем быть мужем и женой. Но Кристофер очень приятный и привлекательный мужчина. Не скрою, он нравится мне. И я решилась… Прости, детка, тебе – молоденькой девочке – не стоит знать о таких вещах… Я решилась провести ночь с мистером Кристофером. Он неоднократно намекал на свое желание. Я знаю, это грех, большой грех. Но Господь извинит меня – убогую калеку, которой не суждено испытать радостей законного брака и материнства. Я просто хочу почувствовать себя женщиной, пусть не любимой, но желанной.
- Господь милосерд, дорогая мисс Аннабэл. Я верю, он простит ваш проступок, и буду молить Его об этом. Вам же от всей души желаю получить то, что мечтается. Пусть сегодняшняя ночь станет для вас счастливой и памятной, - и Лавиния нежно обняла подругу.
В дверь постучались.
- Это Кристофер. Прошу, милая, скройся в ванную комнату, дождись, пока мы уйдем.
- Как пожелаете. И дай Бог вам счастья.
Дождавшись, когда стихнут голоса и шаги мистера МакДонована, уносившего Аннабэл, Лавиния вышла из ванной комнаты, разделась и легла в постель, но смутное чувство тревоги не давало ей уснуть.
Сначала девушка корила себя за зависть – недостойную зависть к тому, что испытывала, может быть, прямо сейчас ее подруга и чего сама Лавиния была лишена. Но потом страдания и мучения стали невыносимы. Нет, было в происходящем что-то неправильное, опасное и злое. Аннабэл в опасности – в этом не может быть сомнений! Лавиния вскочила, накинула пеньюар и побежала к директору.
Доктор Виктор еще не спал. При свете электрической лампы он разбирал какие-то бумаги, делал пометки на разрозненных листах. Увидев на одном из них изображение человека, лишенного кожи, Лавиния отвела взгляд: девушка боялась медицины, хотя и понимала всю пользу ее достижений для человечества.
- Что случилось, милая? Ты так бледна и напугана! Ты нездорова?
- Нет, нет… Это Аннабэл… Профессор, я не знаю, но я боюсь.
- Что с мисс Аннабэл?
Выслушав бессвязный рассказ Лавинии, прерываемый слезами, Виктор скинул халат и накинул пальто прямо на рубашку и вытащил из ящика стола заряженный пистолет.
- Ты совершенно правильно поступила, дорогая девочка, что пришла ко мне. Никакой мужчина, если он находится в здравом уме, не может испытывать к нашей подруге ничего, кроме сострадания и невинной симпатии, порожденными ее несчастьем и тонким умом. Желать ее как женщину – уродство еще большее, чем то, которым страдает сама Аннабэл. Наш хозяин – безумный человек или злодей! Беги, беги, буди всех – Андрэ, Мориса, Карла, Аскольда. А я пойду осмотрю комнаты мистера МакДонована. Беги же!
Девушка и побежала.
Когда Лавиния, мужчины-актеры и мама Худи - в кружевном чепце на голове, ночной рубашке и небрежно подпоясанном халате, с большой скалкой в руке, - собрались в главном холле, по лестнице сбежал профессор.
- Нет, их нигде нет. Ни в комнатах мистера Кристофера, ни в гостиных. Морис, осмотри зимний сад, Аскольд, Карл, пройдитесь по парку.
- Нет, масса, там их не найдем! – вмешалась мамаша Худи. – Я тебе вот что скажу. В нашей Америке всякие нехорошие дела над ниггами и бедными белыми творятся не в парках и не в аранжевых реях, а в старых монастырях да развалинах. В театру вашу старинную надо бежать. Голову на отсечение даю – там они!
До амфитеатра было не близко, тропинка, что вела туда, - извилиста и камениста, поэтому Лавиния и присоединившиеся к ней Клара и Кристин отстали от мужчин, а когда добрались до верхних скамей амфитеатра, увидели сверху будто сцену из спектакля, написанного самим дьяволом.
На каменном алтаре, над которым был воздвигнут перевернутый крест, одурманенная наркотиками, лежала обнаженная Аннабэл. С ней – визжа и выкрикивая непристойности – совокуплялся тощий Алистер. Мистер Кристофер, одетый в рясу задом наперед, сверкая волосатыми ягодицами, вертясь туда и сюда, размахивал кадилом, распространявшим вокруг клубы дурманящего аромата, и возглашал антифонно:
- Ад ястивалссов Ьдопсог Гоб шан, Анатас йынчевдерп, йишвыб еенар атевс и ымьт!
- Яйулила! – хором отвечали собравшиеся гости, коих было не менее пятидесяти, женщины – с распущенными волосами, мужчины – с нарисованными кровью сатанинскими печатями на грудях, все – обнаженные, с безумно перекошенными лицами.
Красивая молодая дама внезапно упала на землю, забилась в припадке, изрыгая пену изо рта и воя по-волчьи. Стоявший рядом мужчина зарычал и набросился на нее, как дикий зверь во время случки.
- Господи, господи… - зашептала Карла, глядя, как похрюкивающего и довольного Алистера сменяет у тела Аннабэл один из гостей, - …Лавиния, девочка, иди, иди отсюда. Не смотри, милая!
- Не пойду! – девушка схватила лежавший на земле камень и, прицелившись, метнула его в насильника.
Удар пришелся прямо по затылку. Негодяй рухнул лицом вниз, прямо на Аннабэл.
Могучая Кристин отломила от засохшего вяза длинную сучковатую ветку и бросилась по ступенькам вниз, к сцене. Клара и Лавиния побежали следом. По соседнему проходу мчались, размахивая кто палками, кто камнями – Морис, Аскольд, Карл и Андрэ. Профессор Виктор влез на скамью, прицелился из пистолета, и первым же выстрелом разнес голову мерзавцу Алистеру, вторым – ранил в плечо мистера МакДонована.
Обезумевшие участники черной мессы продолжали петь, сквернословить, биться в истерике, совокупляться, полагая явление на сцене уродцев естественной частью происходящего. Воистину, благословен Господь, лишивший их разума, очей и слуха.
Андрэ спихнул негодяя, лежавшего на Аннабэл, Морис подхватил бесчувственную бедняжку на руки, мамаша Худи и Карл скалкой и дубиной разили направо и налево, расчищая путь, и все побежали обратно в замок, где как попало побросали на повозки вещи, позабыв половину нужного, не беспокоясь об оставленных декорациях и сценических нарядах, и поспешили покинуть проклятое место, не дожидаясь рассвета.
Наутро, пополнив запасы одежды и лекарств для бедной Аннабэл в ближайшем городишке, актеры и актерки театра Невозможностей уговорили директора Виктора прервать гастроли и вернуться в Лондон, ибо, хотя вряд ли можно было опасаться полицейского преследования за убийство Алистера МакДонована-младшего и рану его негодного отца, но невозможно было чувствовать себя в безопасности от слуг – его собственных и гостей. Профессор Виктор пользовался немалым уважением среди коллег-медиков во всем Соединенном Королевстве, но так просто можно было списать гибель всей труппы на несчастный случай – пожар или падение каравана повозок с обрыва. Поэтому решено было как можно скорее направиться в Дублин и отплыть оттуда домой.
В день прибытия в столицу столь негостеприимного Зеленого Острова от ран и нервного потрясения скончалась Аннабэл. На борт корабля ее друзья подняли запаянный гроб, чтобы похоронить прекрасную и несчастную женщину-тюленя в родовой усыпальнице. Подле тех, кто когда-то изгнал бедняжку из дома и обрек на скитальческую жизнь.
Похожие статьи:
Рассказы → Вердикт
Рассказы → Белочка в моей голове
Рассказы → Эксперимент не состоится?
Рассказы → Черный свет софитов-7
Рассказы → Идеальное оружие
и алтари имели место быть, и эпоха - самая та для черных месс. тогда это в большой моде было
Да, не зря алтарь заготовили, не зря. Ну и поделом противным дядям и тётям! Бедную тюленю жалко 
