Театр теней

Война закончилась.

Те, кто погиб, остались лежать на полях сражений. Птицы выклевывали глаза мертвецам, дикие звери отгрызали пальцы, носы, уши. В развороченных животах копошились жирные черви и черные блестящие жуки. Но те, кто выжил, вернулись в родной городок.

Сандро не знал, радоваться или печалиться наступившему миру. Больше не пройдут через город отряды пехотинцев в ярко-алых плащах, не проедут на гнедых, соловых, вороных лошадях кавалеристы в мохнатых высоких шапках. Красивые веселые маркитантки не будут угощать мальчишек орехами и яблоками, не будут, смеясь, звонко чмокать в щеки.

Зато теперь на улицах было полным-полно бывших вояк - и одежда, и лица, и волосы у них были серые, словно присыпанные пеплом. Некоторые, подпрыгивая как воробьи, скакали на костылях, другие – безногие – катились на тележках, третьи прикрывали вытекший глаз черной пиратской повязкой или гордо выставляли напоказ уродливые иссиня-багровые шрамы на лицах. И все они бурчали что-то невнятное, почти неслышное, словно на войне им языки укоротили. А еще они пили – утром, днем, вечером – пили в единственном городском трактире, пили и не пьянели. Только сквозь серую бледность лиц неровными алыми пятнами проступал румянец.

Сандро боялся этих вернувшихся. Еще больше боялся женщин – жен, матерей, сестер, - тех, кто так и не дождался своих мужчин с войны. Они бродили, словно потерянные, по улицам; полными ненависти взглядами отвечали на приветствия инвалидов, толкали их, шпыняли, выдергивали костыли и сталкивали тележки безногих в канавы с нечистотами.

Но больше всего Сандро страшился, что старшая сестра Ана - заразится этой злобой и будет так же, как другие тетки, - краснорожие, грудастые – обижать калек. Ведь и жених Аны – красавец и весельчак Гастон – не вернулся с войны. Узнав из письма с королевской печатью, что Гастон погиб в бою, сестра побледнела, покачнулась, выронила листок – он скользнул на пол тихо-тихо, словно саван, покрывающий мертвеца, - и ушла к себе в комнату. Два дня пролежала Ана на кровати, отказываясь от еды и питья. Молча, ровно неживая. На третий день собрала вещи и ушла в монастырь, что стоял на холме, по-над городом.

Сандро очень скучал по сестре, по Гастону, по тем, кто не вернулся, и по тем, кого война подменила, словно стерла с лиц и душ все краски, обернула в серые саваны, так что живые стали мертвыми, высохшими, как пустые ореховые скорлупки.

То лето, казалось, никогда не кончится. Оно было жарким, пыльным, серым, как мир вокруг, как лица инвалидов, как хлеб, испеченный из муки пополам с травой.

А потом в город приехал театр теней. Хозяин его – старый, уродливый горбун – споро раскинул шатер на торговой площади, развесил на фонарных столбах, в лавке и трактире афиши. Возле шатра же поставил будочку, где хорошенькая девушка - тонкая, нежная, словно вырезанная из черного картона и наклеенная на подсвеченный дрожащим пламенем свечи белый лист – собирала деньги и выдавала розовые билетики.

Каждый вечер приходил Сандро в театр теней, смотрел, как скачут по белой равнине черные кавалеристы, как бегут в атаку черные пехотинцы, как взлетают на воздух черные камни черных крепостных стен, как склоняются в печали над черными телами погибших черные монашки. Сандро смотрел, и чудилось ему, что он слышит ржание лошадей, грохот орудий, слышит крики солдат, стоны умирающих, тихие молитвы сестер милосердия и разудалые похабные песни маркитанток.

Рядом с мальчиком сидели в театре теней молодые вдовы, детишки-сироты, плачущие пьяными слезами инвалиды. Сандро верил, они видят и слышат то же, что и он.

Однажды вечером, когда все уже думали, что представление окончено, волшебный фонарь мигнул, погас и зажегся снова.

Поле боя сменилось тихой городской улочкой. Стоящая возле кустов отцветшего боярышника девушка – так похожая на Ану – обнимала высокого, широкоплечего парня (не Гастона ли?). Он гладил ее по голове, отворачивался, чтобы скрыть непрошенные слезы, бережно целовал склоненную голову, потом бросился догонять уходящий полк. А она все стояла возле ворот и смотрела ему вслед.

Фонарь мигнул еще раз. По белой-белой улочке катилась пустая черная тележка, а в черной сточной канаве бултыхалась черная гнилая деревяшка с руками-обрубками.

Фонарь погас. На сцену вышел старый горбун.

- Почтенные зрители, представление окончено. Завтра мы покидаем ваш гостеприимный город. Спасибо, что посетили театр теней.

Выйдя из шатра, Сандро заплакал, сам не зная о чем.

Было поздно, но родители не спали. Они сидели в гостиной и молчали. На столе лежал белый листок бумаги с крестом вместо подписи.

Сандро замер в дверях. Невинный белый листок с черными жучками-буковками казался ему страшнее разрывов орудий, страшнее укуса ядовитой змеи, страшнее самой смерти.

- Твоя сестра, малыш… Ана… Вот, монашки прислали… - отец протянул руку к письму, но тут же отдернул ее, как будто боялся обжечься.

Сандро повернулся и выбежал на улицу. Он мчался изо всех сил, торопился, дважды, споткнувшись в темноте, чуть не упал, но успел. Хозяин театра теней садился в повозку, где уже было сложено его добро – и шатер, и волшебный фонарь, и белая простыня, и разобранная будочка. Где-то там, внутри, под крышей повозки, пряталась и тонкая нежная девушка – то ли вырезанная из картона, то ли настоящая.

- Ты!!! Ты!!! Это ты убил мою сестру и забрал ее в свой гадкий театр!

Сандро набросился на горбуна, принялся лупить кулаками по животу, пинать по ногам, царапать морщинистые, пятнистые от старческой «гречки» руки.

Хозяин театра теней погладил мальчика по голове.

- Нет, милый. Твою сестру убил не я, а горе. Как и мою внучку, тоже потерявшую любимого. И многих других – воинов и маркитанток, простых крестьян и кичливых дворян, монашек и слуг, - всех, кто погиб в бою или скончался от ран в лазаретах. Я лишь сохранил их души в волшебном фонаре.

- Но ты уедешь и увезешь с собой мою Ану!

- Теперь она будет жить вечно. Не только в твоем сердце и в сердцах твоих родителей, но и в сердцах тех, кто придет на представление театра теней. Их будет немало, поверь мне. В разных городах и странах, в убогих домишках и роскошных дворцах, в прошлом, настоящем и будущем.

- Ты – ангел смерти?

- Нет, мальчик. Я память жизни.

Похожие статьи:

Рассказы → Мокрым пальцем

Рассказы → Разговор в поезде часть 1.

Рассказы → Разговор в поезде часть 2.

Рассказы → Прошу тишины!

Рассказы → Господин Музыка (шесть картинок)