Писатель был полноват и невысок. Сидя в кресле против меня, он нервно теребил бумажку с моим адресом. На его бескровном лице, точно вылепленном из засахаренного меда, выделялись внимательные глаза.
– Значит, вам нужна всего одна ночь… – тонким голосом проговорил он. – Слушайте, Глеб, а как я с вами рассчитаюсь? Вы же не можете взять предоплату.
– Все просто, – я скупо улыбнулся. – Все просто. Вы приходите завтра. Показываете наличку – пятьдесят штук. Пересчитав деньги, я излагаю идею. Вы осознаете ее гениальность. Я забираю бабки, вы уходите.
– Хорошо-хорошо. Я сейчас пойду в банк, возьму кредит. А что если, – лицо писателя слегка покраснело, – если мне покажется, что идея уже где-то была или…
– Только никаких отговорок, – я предупредительно поднял руку, – типа, вам не понравилось и все такое. Я подаю исключительно свежие идеи, притом, высочайшего качества. С того момента, как вы ее услышали, деньги автоматически становятся моими.
Вскоре он ушел просветлевший. У него появилась надежда. После пяти лет безмолвия. «А хотелось бы написать нечто, – говорил он недавно, закатывая глаза, – роман-бестселлер, который перевернет мир. Ну, вроде «Кода да Винчи», читали? Или на худой конец – «Метро 2033».
Конечно, я читал. А если и не читал, то слышал.
Что ж, у тебя появилась работенка, сказал я себе, проводив писателя, и включил телевизор. Днем я люблю лежать на диване, тупо глядя на мелькающий экран. Так я расслабляюсь накануне сеанса.
«Само по себе наличие гениальной идеи вам не поможет, – скептически предупредил я писаку в начале беседы. – Нужно еще достойное воплощение». «О, поверьте, тут я не подкачаю! – его глаза заблестели. – Сколько тонн словесной руды перемесил! Мой язык отточен как карандаш. Стиль отработан до набоковского совершенства. Вот только фантазии не хватает. Ни черта в голову не лезет, кроме банальностей».
Повалявшись у телевизора, я сходил в ресторан. Он в цоколе соседнего дома. После вегетарианского ужина я отправился на прогулку. Это тоже часть подготовки к сеансу.
Вернулся я, когда стемнело. И приступил к делу. Собственно, сеансом я называю процесс осознанного сновидения. Это тайная духовная практика, которую я разработал сам. Я давно занимаюсь «всякой эзотерикой», как говорила бросившая меня подруга. Однажды, самостоятельно доработав упражнение из книг Кастанеды, и смешав его с практикой малоизвестного китайского монаха, я получил невероятный эффект.
Итак, я залезаю в гамак, подвешенный там, где когда-то была люстра, и нажимаю кнопку на пульте привода. Тихо жужжащий электродвигатель с редуктором и шатуном скрыт в механизме крепления гамака. Меня раскачивает всю ночь с одной частотой метронома. Погружаясь, я проделываю кое-какие мысленные операции, которые держу в секрете от всех. Затем я медленно парю вверх. Вверх. Вверх.
Должен заметить, что все, что происходит потом – только форма, в которую мой мозг облекает путешествие по информационному полю. По этому полю еще «не ходил» ни один человек. Разве что Тесла умел проникать сюда. Это поле я называю глобальным разумом.
Каждый раз мой мозг выстраивает его в виде этакой имперской структуры. Каждый раз империя выглядит по-новому, но сохраняются общие черты, например, бюрократические ведомства.
В этот раз меня встречают на пограничном блок-посту, около голубоватого домика с белым шлагбаумом, два типа в зеленой форме без погон.
– Глеб? Опять ты? Доступ неограничен? – улыбается первый, с черными ямочками вместо глаз.
– А вот фигу! – обиженно возмущается второй, тоже без глаз. – Нынче у тебя последний визит, больше ты не сможешь прийти.
– Это почему? – холодно спрашиваю я.
– Не знаю, – второй пожимает плечами, – так взболтнул глашатай Верховного.
– В таком случае, хотелось бы мне попасть на аудиенцию к Верховному, – замечаю я.
– Это исключено, – первый снова улыбается. – Тебе в какое ведомство нынче?
– По части мировой литературы.
Они исчезают, а я уже еду в странном поезде. Пустой вагон с серыми членистыми изнутри стенками, как тельце гусеницы, и круглыми черно-красными иллюминаторами, в которых редко мелькают лампочки. Через мгновение мощный гудок и остановка.
ВЕДОМСТВО МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Эти буквы летают в воздухе, перемешиваясь в немыслимое «ЛИТМЫТОВСТВО». И тому подобное. Едва я выхожу, как вагон пропадает, и через миг я уже сижу в тесном кабинете. Круглолицый бюрократ из булгаковских, с плешью на макушке, ведет какой-то реестр, заносит что-то, макая в чернильницу пером.
– Первый раз вы к нам пожаловали, – протягивает он, не отрываясь. И старательно высовывает язычок, выводя очередное слово.
– Да, нужда привела. Писателей у меня еще не было.
– Чего, простите? – он поднимает глаза в пенсне.
– Да это я так.
– Нехорошо, Глеб! Редкий гений годами ищет, а вы с черного хода.
Верно, думаю я во сне, озарение таланта после долгих поисков мне понять не дано. Возможно, оно сродни оргазму. Одаренные изредка (или часто) выхватывают идеи, словно с неба. А я захожу сюда, как бы на небо, с черного хода, и просто беру первую приглянувшуюся.
– Я же не для себя, – оправдываюсь перед бюрократом. – Человек тоже пять лет искал. А вы ему не дали. Разве это справедливо? Почему именно «Парфюмер» для Зюскинда, почему «Солярис» для Лема? Почему не для Пети Иванова или Васи Пупкина?
Плешивый как-то странно смотрит на меня, затем вздыхает и, снимая пенсне, говорит:
– Ладно, идем.
Мы движемся по длинному белому коридору, хотя и не слишком яркому.
– Кстати, я слышал, Верховный узнал о ваших похождениях. И теперь вам кирдык! – бюрократ на ходу хихикает в кулачок.
– Опять? От кого слышали?
– От глашатая.
– А как попасть хотя бы к глашатаю?
– Если ты полезешь снова, он сам тебя найдет. Но будет уже поздно, – загадочно говорит чиновник. – Запомни, ты здесь последний раз.
– Как бы не так, – бурчу я под нос.
– Прошу, – его рука указывает на приоткрытую дверь.
Мы проходим в большой полумрачный зал. Здесь на уровне головы парят радужные шарики. Их много, но можно пересчитать.
– Вот все, что осталось, – плешивый разводит руками, глядя на меня.
– Я возьму вот эту, – беру самый красивый шар.
Он вяло кивает.
– Учти, больше не приходи.
* * *
Когда на рассвете я пришел в себя, отключил пульт и слез с гамака… Осознав полученную идею (будто вытащив кота из мешка), я рассмеялся. Она открылась мне со всех сторон, заиграла бликами на гранях. Такая простая и невероятная! Странно, что до сих пор никто не написал об этом!
Обиженный музой заявился через полчаса. Не вытерпел.
– Ну что, придумали?
– Конечно, – я натурально потер руки. – А деньги? Вы принесли деньги?
Он достал портмоне и выложил стопку новеньких купюр. Я пересчитал, пристроил на стол.
– Хорошо, слушайте.
Я начал излагать суть.
По мере того, как я говорил, глаза на его оплывшем лице оживали и округлялись.
– Черт! Блин! Это же просто бомба! Лукьяненко и не снилось!
– Да, это фантастично, – кивал я, мило улыбаясь, – но требует трепетного к себе отношения.
– Я смогу! О, я такое из нее вылеплю! – и он убежал.
Я же почувствовал, что у меня на душе неприятный осадок. Ну да, конечно! Глашатай Верховного сказал… Последний раз… Но почему? И что они мне сделают? На что способен Верховный? И кто он вообще? Есть над чем подумать.
В течение дня я перебрал много мыслей. Но так и не найдя ответы, решил, что мне конечно же нужно пренебречь их угрозами и снова заявиться к ним. Хотя бы для встречи с глашатаем. Тут, как нельзя кстати, подвернулся композитор.
Он позвонил ближе к вечеру и сразу подъехал в гости. Невысокий блондинистый тип с длинными и волнистыми, как китайская лапша, волосами и острым носом. Классический образ а-ля Укупник-Корнелюк. В его больших глазах читалась печаль.
– Я к вам по рекомендации, – заявил он упавшим голосом. – Видите ли, один мой знакомый уже был у вас. Я пишу музыку, для эстрады, для кинофильмов. И представьте, целый год не могу родить ни одной настоящей мелодии.
«Все ясно, – подумал я. – С этого типчика можно содрать побольше. В музыкальном ведомстве еще немало свежих мелодий, которые никому не приходили в голову».
* * *
Итак, я вновь отправляюсь в таинственную страну глобального разума. На этот раз меня встречают два шута около рыжеватого шатра. У них на головах забавные помпончики, шуты прыгают, ходят на руках, и помпончики чудно болтаются. Наконец, из шатра выходит человек в снежно-белой тоге.
– Зачем ты явился? – грубым голосом говорит он сходу. – Ведь тебе ясно намекнули.
– Во-первых, ничего не ясно, – отвечаю я, разглядывая его, у него несимметричное лицо с черными глазами без выражения. – А во-вторых, с кем имею дело? Не ты ли тот самый глашатай Верховного?
– Да, я глашатай. Тебе намекнули, что больше приходить нельзя. Но ты нагло наплевал на предупреждения и снова нанес визит.
Мы идем вперед, бок о бок, вдоль тихой широкой реки по пологому берегу.
– А почему мне нельзя? – резонно интересуюсь я.
– Да разве ты еще не понял? Всему есть предел. Ты уже слишком много взял у нас!
– Это решил Верховный? Кто есть Верховный?
– А ты не догадываешься?
– Догадываюсь. И что теперь будет? – смело улыбаюсь я.
– Ты немедленно покинешь нас.
– А если я не уйду? Вы не сможете меня заставить.
– О, ты преувеличиваешь свои возможности! – глашатай насмешливо косится на меня.
– Вот это мы еще посмотрим! – выкрикиваю и тут же делаю фантастический прыжок внутри сновидения.
Это вершина моей практики. До сего момента только один раз мне удалось прыгнуть на другой уровень империи. Тогда я пытался избавиться от назойливого стража, почему-то не пускавшего меня на корабль к островам идей рекламных роликов. И я успешно избавился – оказался на островах без всякого корабля.
И вот нынче передо мной высоченная стеклянная башня. Стекло непрозрачное и без бликов. Входа нет, но перед глазами на стене висит нечто, похожее на электронную карту. На карте мигают кругляшки с подписями: «Ведомство высшей математики», «Ведомство квантовой физики», и так далее. От них отходят стрелки к маленьким мерцающим звездочкам: «Подведомство – теория множеств», «Подведомство – математическая статистика», и еще много других. В самом низу карты громоздятся точечки с маленькими надписями: «Колония бизнес-идей», «Провинция шахматных дебютов», и тому подобное.
Я тяну палец к кругляшу с названием «Ведомство музыки». Но тут же качаю головой. А стоит ли? Вдруг и вправду последний раз!
Рука ложится на другую кнопку. Спустя мгновение меня уносит на дельтаплане сквозь серые облака. Я долго парю в небе, а подо мной низвергаются молнии на острова темно-зеленых лесов.
Наконец, я в кабинете очередного чиновника. Он стоит на возвышении, опираясь локтями на бюро, сам весь в черном.
– Я знал, что ты придешь сюда, и ждал тебя, – басовито говорит он. – Потому что ты пошел против моей воли.
– Странно… Ты и есть Верховный?
– А что ты ожидал увидеть? Огромную белую голову в облаках? – он зычно смеется.
Я смиренно жду, когда он успокоится.
– Ты совершил невозможное, – наконец, говорит он. – Поэтому я удостоил тебя своим вниманием. Я отдам тебе эту идею. Но за нее ты получишь смертельную болезнь. Еще не поздно вернуться ни с чем и остаться здоровым. Но времени на раздумья у тебя нет. Решайся!
– Беру ее, – тихо отвечаю я.
* * *
В то утро я извинился перед музыкантом, сославшись на иссякнувший источник. Волосатый композитор весьма расстроился. Плюнул мне в лицо и ушел. Я же только рассмеялся.
Прошло три месяца. И я ни разу не погрузился в сеанс.
Да и зачем? Теперь у меня есть самое главное.
Я достиг совершенства в тайных психопрактиках, но так и не решил, куда девать легкодоступные идеи. Они напоминали золотые слитки, валяющиеся тут и там. Приходя в себя по утрам, я осознавал их и обалдевал от гениальности этих идей. Наслаждался их красотой. Но сам применить их не мог. И от безысходности я стал их продавать.
Впрочем, я изначально знал, что когда-нибудь возьму самую главную – идею мироздания. Которая объясняет исключительно все. Я просто ждал подходящего момента. И он наступил. Нет, точнее, я долго не решался, откладывал на потом. Быть может, боялся перейти Рубикон. И вот сама судьба привела меня к такому концу.
Теперь я быстро сдаю от рака. Лучевая терапия не помогает. Мои дни сочтены. Но я так счастлив, как никто другой. Еще бы! Один из семи миллиардов я знаю. Только один. Только ради этого и стоило жить.
Впрочем, смерть для меня уже не является смертью в обычном понимании данного слова. А телесную боль я почти не чувствую, благодаря восточным медитациям, в которые я постоянно погружаюсь.
Я даже не сожалею о том, что не с кем поделиться моим знанием. Поскольку оно убьет простого смертного. Или укажет ему путь в психушку. Мне вообще чужды теперь сожаления и сомнения.
Я пребываю в полном спокойствии.
Похожие статьи:
Видео → Выдуманный миф о бриллиантах.
