…прикладываю пальцы к тощему горлу.
Обреченно говорю:
- Готов.
Доктор Мор делает мне отчаянные знаки, сколько раз те говорил, идиотище, когда умирает кто-то, надо сделать скорбную мину и сказать – мне очень жаль.
Говорю, как надо:
- Мне очень жаль.
А вот этого я не ожидал, а вот тут я уже не знаю, что делать, когда жена покойного падает на пол, заламывает руки, пла… нет, это не плач, кри… нет, это не крик, какой-то звериный рев… Начинаю суетиться вокруг женщины, подсовываю нюхательные соли, стакан с водой…
За суетой чуть не забываю главное. То, за чем пришел сюда.
Обора… нет, не оборачиваюсь, смотрю на эскулапа краем глаза, слушаю краем уха.
Он наклоняется над умершим, ждет.
Я тоже жду. Каждая секунда разворачивается в тысячу лет, уже понимаю, что на этот раз не получи… а нет, получилось, вот что-то поднимается над телом умершего, что-то эфирное, легкое, невидимое, неосязаемое, я даже не понимаю, как я его чувствую…
Мой наставник открывает флягу – что-то эфирное пытается вырваться, не может, обреченно проваливается в сосуд.
Доктор Мор закрывает крышку.
Всё.
Никого и ничего, только ветер теребит занавеску.
Укладываю дамочку в кресло, слушаю какие-то инструкции моего наставника, тело на носилки кладем, лицо платком закрываем – слушаю и не слышу, всё внимание приковано к тому, что там, во фляге…
Часы на городской ратуше отбивают полночь гулкими ударами.
Таймбург засыпает, только слышен скрип последней повозки, да шорох крыльев летучей мыши…
Он исчезает за дверью.
Он.
Мой наставник.
Щелкает дверной замок.
Мне кажется, он стоит за дверью. Даже когда я поворачиваю в замке ключ, мне кажется, мой наставник стоит за дверью, выжидает, ведь он обнаружил пропажу ключа, не мог не обнаружить, когда я брал ключ на три часа, на проклятые три часа, снимал дубликат…
Нет.
Никого нет.
Спускаюсь по лестнице, узкой, темной, уводящей в бесконечность, к центру земли, и дальше. Предательски осыпаются мелкие камушки, мне кажется, что наставник уже услышал меня, тысячу раз услышал…
Нет.
Вот он стоит спиной ко мне, дрожащими руками раскрывает флягу – что-то вырывается из горлышка, что-то пытается сбежать, не может – замирает, пронзенное иглой, одной, двумя, тремя, распятое на столе…
Меня передергивает.
Я понимаю, что он собирается делать.
Рука сама тянется к массивному молотку, отчаянно прикидываю, как размахнуться, ударить по макушке, вырубить, связать…
Нет.
Я получил приказ – не трогать.
Не вмешиваться.
И еще много всяких не.
Хочу ускользнуть – тихо, незаметно, шепотом, не успеваю – он оборачивается, смотрит на меня.
В упор.
Мертвая тишина, слышно, как потрескивает пламя свечи.
Мой наставник (ха-ха, наставник) снова наклоняется над столом.
Поднимаюсь по лестнице.
Выскальзываю за дверь.
…уже выйдя на улицу, вспоминаю, что не закрыл дверь в подвал, отчаянно думаю, вернуться или нет, наконец, возвращаюсь, едва не сталкиваюсь с доктором, который выходит из подвала.
Меня прошибает холодный пот.
Доктор Мор берет что-то в ящике с инструментами, возвращается в подвал, ага, не заметил, не заметил, думал, сам забыл дверь закрыть… или заметил, но не подал вида.
Спускаюсь с крыльца.
Снимаю амулет, - свет луны бросается на моё тело, моя тень наконец-то ложится на мостовую.
Вынимаю из кармана телефон, он обрадованно расправляет крылья.
Диктую шепотом:
- Моему шефу. Моему настоящему шефу: наши опасения подтвердились. Доктор Мор и правда… м-м-м… ладно, шеф поймет, что правда. Завтра вечером… с визитом к доктору…
Телефон взмахивает крылышками, упархивает. Задним числом думаю, как бы ничего не перепутал, а то от него всё можно ожидать, сколько раз на лету врезался в фонарный столб…
- Чему обязан столь поздним визитом?
Мой наставник (доктор Мор всё ещё думает, что он мой наставник) удивленно смотрит на констебля, чует, что дел пахнет жареным.
- Прошу прощения за визит в столь поздний час… преклоняюсь перед вашим талантом…
- Вы имеете в виду мой талант врачевателя или литератора?
- В данном случае говорю о даре литератора. Я читал ваши произведения… это поразительно. Какое тонкое знание человеческой души!
- Да, знаете ли, работа врача позволяет мне встречаться с самыми удивительными людьми. Например, недавно… да мой ассистент подтвердит, вот вчера умер от чахотки один поэт, видели бы вы, как убивалась его молодая жена…
- Но всё-таки, одной наблюдательности недостаточно. Я поражаюсь, как вы видите души, как будто вскрываете их…
Доктор Мор бледнеет.
Блестит парабеллум в руке констебля:
- Вы арестованы.
Ожидаю, что доктор Мор начнет всё отрицать. Нет, медленно поднимает руки вверх.
Открываю подвал. Ключом. Своим ключом. Хозяин дома кивает:
- Значит… умыкнули ключ…
- Сделал копию.
- А вы молодец… Честное слово, я вас недооценивал.
Защёлкиваю браслеты на руках Мора, мысленно говорю себе, что надо держать ухо востро, а то сейчас уболтает он меня, уболтает, а я уши развешу.
Спускаемся в подземелье, торжествующе показываю на стол, залитый кровь… нет, не кровью, непонятной какой-то субстанцией.
- Вот здесь он препарировал души… души людей.
- Вот как, значит… - мой шеф смотрит на врачевателя, - Леонардо да Винчи вскрывал трупы, чтобы познать анатомию человека и придать своим картинам достоверность… А вы, значит, вскрываете души…
- Что же вы хотите… искусство требует жертв.
- Ну что же, в полиции разберутся…
Констебль не договаривает – что-то происходит, сам не понимнаю, как мы оказываемся лежащими на полу, как доктор Мор наклоняется над нами, когда он успел освободиться от наручников, когда, когда, нда-аа, недооценивали мы эскулапа…
Жду какой-нибудь издевательской тирады, что же, теперь ваши души пополнят мою коллекцию, или чего-нибудь в этом роде. Но нет, он молчит, вот это хуже всего, что он молчит, готовит хитромудрые зажимы, скальпели, которыми потрошил души…
Спрашиваю:
- Уж не собираетесь ли вы, друг мой, препарировать наши души?
Эскулап не отвечает.
- А напрасно. Скоро ваше искусство станет никому не нужно.
Молчание.
- Не верите? А между тем я бы на вашем месте следил за новинками техники. Вы слышали о фотоаппарате душ?
Доктор Мор вздрагивает:
- Фото…
- Да, последняя разработка братьев Люмьеров. Можете посмотреть в каталоге, специально для вас принес. Очень рекомендую приобрести.
Врач смотрит на меня. Не верит. Падает в кресло, заливается истеричным смехом:
- Нет… вы… вы меня разыгрываете… это же надо было придумать… фо-то-ап-па-рат! Фо-то-гра-фи-я!
- Друг мой, у меня плохие новости.
Вопросительно смотрю на констебля.
- Я пролистал последние известия… все пишут, что фотоаппарат душ – никчемное изобретение. Он не может передать всей глубины души…
Мне кажется, я ослышался. Конечно, жалко, что очередное изобретение потерпело фиаско, но никакой трагедии я в этом не вижу…
- А это значит, что кому-нибудь опять придет в голову препарировать души.
- Об этом можете не беспокоиться. Доктор Мор умер сегодня ночью.
- Я знаю. Но я знаю и еще кое-что, а именно, обстоятельства его смерти.
- Хотите сказать, смерть наступила…
- …не от естественных причин. Он был отравлен.
- Вот как? И кто же…
- Это нам и предстоит выяснить. Поедемте в дом доктора, я хочу показать вам кое-что.
…выхожу из самоходного экипажа, чувствую, как холод пробирает до костей. Спешу в дом доктора, мечтаю об уютном камине – как бы не так, пустой дом без хозяина встречает меня холодом.
Наклоняюсь над ковром, где уже очертили мелом тело убитого, но шеф ведет меня дальше, в подвал.
- Взгляните.
Смотрю на стол, где препарировали души. Вздрагиваю, чтобы не видеть очередной растерзанный экземпляр, отворачиваюсь – но успеваю узнать то, что было доктором Мором.
Констебль поворачивается ко мне:
- Как вы думаете, кто мог сделать с ним такое?
- М-м-м… тот, кто его знал.
- Думаете?
- Ну да. Он же открыл дверь этому человеку… пил с ним вино…
- Но ведь это мог быть и незнакомец, который представился больным…
- Нет-нет, этот человек знал, чем занимается доктор Мор…
- У вас есть какие-то предположения?
Усмехаюсь:
- Если так рассуждать… получится, что это я сделал. Всё сходится…
Констебль смеется. Я тоже смеюсь.
На выходе из дома замечаю свою перчатку, которую оставил в свой предыдущий визит час назад. Ничего, пусть лежит, если что, скажу, что бросил её здесь только сейчас…
