Рейсовый дирижабль «Лорд Болтон» двигался сквозь дождливое утро, приближаясь к Лондону. Скоро прибытие. Барри потер налившиеся бессонной ночью глаза. В полупустом салоне, освещенном бледными газовыми рожками, сидело всего несколько пассажиров, но рассмотреть он мог лишь старика, почти всю ночь продремавшего под мерное покачивание кабины, полноватого мужчину средних лет и пару – черноволосая девушка и такой же черноволосый худой молодой человек. Старик отчего-то привлекал к себе внимание, но чем именно – Барри не смог бы ответить. Просто есть такие лица, в которые хочется всматриваться, как будто в них сокрыты некие глубинные смыслы.
Барри перевел взгляд в окно. Вдали под набрякшими облаками уже начали вырисовываться из тумана очертания лондонского пригорода. Паровая электростанция исторгала из могучих труб сизые клубы, смутно проявлялись фермерские строения. Дирижабль шел достаточно низко, чтобы не попасть в грозовой фронт.
«Хорошее начало для какого-нибудь чисто лондонского рассказа или даже повести, — подумал Барри, — можно написать так: В пятом часу утра он проснулся и долго смотрел, как по толстым стеклам бежали жирные следы дождевых капель и отдаленные молнии змеились между чернильными кляксами туч.
— Змеились между чернильными кляксами туч, — прозвучал совсем рядом дребезжащий голос.
Барри вздрогнул. Тот самый старик, что дремал неподалеку, вдруг оказался на диване рядом, и – он повторил слово в слово то, что подумал Барри только что.
— Ты напишешь этот роман, — сказал старик, уперев взгляд своих белесых глаз прямо в Барри, — но лучше бы ты этого не делал.
— Что?..
— Я хочу сказать, что он не принесет счастья. Он вообще не принесет ничего, только потери.
— Ты кто? – Барри изумленно уставился на старика, хотя первая оторопь уже прошла.
Тот усмехнулся.
— Тебя, вероятно, удивило, что я сейчас прочитал твои мысли. И ты наверняка уже приметил меня, просто не мог объяснить, почему именно я показался тебе занятнее остальных, здесь присутствующих. Так?
— Я… должно быть, произнес свои мысли вслух, — неуверенно ответил Барри.
— Нет, — резко перебил его старик, — ты не произносил ничего, ты просто подумал.
— Да кто ты? Что тебе…
— Потому что это подумал я, пятьдесят лет назад подлетая к Лондону. И я мог бы пускаться в долгие предисловия, но слишком устал для этого. А в короткий рассказ ты не поверишь. Я бы и сам не поверил. Но я – это ты.
Барри молча смотрел на старика, пытаясь все-таки понять, что все это значит.
Тот прокашлялся негромким смехом.
— Не дошло?
Барри продолжал молчать.
— Глупо звучит, но без утомительных предысторий: перед тобой ты, только спустя пятьдесят лет.
— Не-е-ет, — хохотнул Барри, — ни в какие машины времени я не поверю. Что тебе вообще надо? У меня нет денег.
— Я знаю, у тебя никогда нет денег. Все издатели – проклятые крысы, которым нужно продать здесь и сейчас, они ничего не понимают в классике, — ты так ведь называешь их, проклятыми крысами?
— Это все знают, что я так называю их. И я читал романы Уэллса. Это всего лишь роман, машина времени и…
— Нет никакой машины времени, даже через пятьдесят лет ее не будет. Не спрашивай, как я попал сюда, слишком долгая и запутанная история. Но это совершенно не важно. А деньги у тебя появятся. Через год ты… я… мы напишем роман, который будет начинаться именно так, как ты только что подумал. Ты… мы… прилетим в Лондон, встанем за конторку и начнем писать. И я напишу, то есть ты напишешь… не важно. Ты закончишь этот роман, его признают и напечатают. Но это будет началом моего кошмара. Стало быть, и твоего.
— Я не собираюсь выслушивать…
— Да постой ты! Конечно, в это поверить трудно. Но спроси меня о чем-нибудь, что можешь знать только ты… мы. Так ведь всегда будут поступать в синематографах и книгах после Уэллса.
— Нет, я ничего не стану спрашивать. Я сейчас встану и вызову бобби, и…
Старик резким движением притянул Барри к себе и что-то быстро зашептал на ухо. Тот заерзал на своем месте, потом замер, лицо его постепенно наливалось розовой краской стыда.
— Ведь так было? Так?! – почти прокричал старик на всю кабину.
— Это… Откуда ты…
— Да потому что кроме тебя никогда никого там не было, Барри. Ты мне веришь теперь? Я здесь, чтобы помочь тебе, себе, нам. Наверное, следовало бы подойти к тебе раньше, тогда было больше времени на объяснения. Но строки из романа ты подумал только утром, так что лучшего способа убедить тебя вряд ли представилось.
— Хорошо. Предположим. В конце концов, отчего бы и нет. И что тебе надо от меня?
— Не пиши этот роман. А лучше совсем прекрати писать. Лучше него ты после все равно ничего не напишешь.
— Кто тебя послал? Уин? Хэнли. Так? Передай им, что им не удастся…
— Да ты туп! – воскликнул старик и едва не ударил Барри по голове, — неужели я был тогда таким тупым идиотом? Впрочем, неудивительно, что потом ввязался во все это.
— Во что? – вырвалось у Барри.
— Во все. Ты меня выслушай, только выслушай. Я уверен, что ты поступишь правильно, во мне уже тогда был ум живой и открытый, так что и ты все сделаешь, как надо.
Барри пожал плечами. Нет, он не верил ни слову этого старика, но тот каким-то образом узнал о том, о чем уж точно никто… Впрочем, пусть поговорит. По крайней мере, будет, чем скоротать время до Лондона.
— Ну хорошо, допустим. И как же будет называться мой… хм этот роман?
— Это не важно. Но если интересно, то «Лорд Болтон». Да, как этот летающий таз.
— О чем же он будет?
— В тебе сейчас говорит праздное любопытство. Но тебе надо знать другое.
— Постой-постой. Ну а в будущем – как оно там? Все летают на персональных моторах и…
— Никто не летает ни на каких персональных. Все гораздо скучнее. Но ты увидишь это сам. Послушай, я здесь только затем, чтобы предупредить тебя, и я серьезно говорю: не пиши этот роман. Он приведет тебя… нас к краю. И потом ты будешь думать только об одном: сжечь его. Но ничего вернуть будет уже невозможно.
— Если он будет иметь такой успех, то что здесь плохого? Ты убеждаешь меня отказаться от бестселлера, тогда как я только об этом и мечтаю. Кому, как не тебе знать про мои дела сейчас.
— Да, я прекрасно все знаю и, черт возьми, как бы хотел вернуться на твое место. И я долго размышлял, очень долго думал, отчего случилось все именно так, как случилось. Где я ошибся? В какой именно точке все могло пойти по-другому. Что это было? Поездка в Нью-Йорк? Встреча с Эбби? Или когда я начал душить ее своим излишним вниманием? Или когда впервые попробовал кокаин? Но однажды понял, что эта точка – сегодняшнее утро, когда пришла мысль начать с «отдаленных молний» и «чернильных клякс». Все дело было в этом проклятом романе.
— Что же будет, когда я напишу его? И я не знаком ни с какой Эбби.
— Сначала все было лучше самых горячих мечтаний. Издатели расхватывали роман, каждый предлагал все больше и больше денег, только бы купить исключительные права. И были деньги, известность. Не совсем слава, которую я хотел, но известность. И я ее принял за славу. Она закружила, опьянила. Тогда же появилась Эбби.
Старик умолк. Барри посмотрел в окно, в отражении сравнил свое лицо и профиль старика. Все-таки действительно есть что-то общее: длинные носы; но этим сходство и ограничивалось. Вытянутый подбородок – такой у всех стариков. А лоб, например, самый обычный. Да, пожалуй, только носы и похожи.
— Она тогда замужем была. Но разве это что-то меняло? Обычная история: семейное гнездо рушится, а женщинам всегда необходимо чувствовать себя женщинами. Эбби на мне свои чары подтверждала. Ну а как убедилась, что все в порядке, чары продолжают действовать – так я и не нужен стал. Покорить успешного писателя – это не то же самое, что простого клерка. Только женщина из семьи никогда не уходит, будь она хоть сто тысяч раз влюблена. И всегда объясняет это заботой о детях. У Эбби бы сын. Эдвард. Впрочем, не в ней дело. Там-то как раз все понятно. Но я уехал в Нью-Йорк, чтоб забыться. Уникальный контракт с издателями был только в пределах страны, так что в Америке роман тоже вышел. Имел успех не такой большой, но все же имел. И от кокаина это помогло на какое-то время отвыкнуть. У меня уже начали кровоточить нос и десна. Но там была хорошая клиника. Мне помогли. Прошло три года, и я подумал, что с Эбби теперь все кончено. В Лондоне я вообще не думал о ней, даже не появлялся в том квартале, где жила она. Издатели же… Издатели…
Старик снова погрузился в молчание. То ли собираясь с мыслями, то ли погрузился в воспоминания. Барри подумал, что вполне мог бы поступить так, как только что рассказал старик. Но только ли дело в романе? Или в этой Эбби, которая (если старик не лжет, а он лжет… или все-таки нет…) сейчас где-то живет и не подозревает ни о каком писателе Барри Уэйнрайте и его романе «Лорд Болтон»?
— Издатели, — снова заговорил старик, — они требовали больше. Но я ничего не мог из себя выжать. Выложился в этом единственном романе. Что еще я мог поведать миру? О чем мог еще рассказать? Попробовал описать свою жизнь в Америке, но вышло так бледно, что я сжег рукопись. Как в дурном водевиле.
— Послушай, — перебил Барри, — все-таки… Ко мне подходит полоумный старик, завязанный на кокаине, говорит, что он – это я, что он пришел, прилетел или что-то там еще — из будущего. И что я должен делать? Отказаться от романа, который сделает меня известным и состоятельным человеком тогда, как сейчас я вынужден ютиться в Ист Энде и экономить на свечах? Достаточно, что я теперь никогда не попробую кокаина и, завидев эту… как ее…
— Эбби.
— Да, Эбби. И вот, завидев ее, мне достаточно будет повернуться и уйти прочь.
— Ты не понимаешь. Судьба все равно сделает так, как нужно судьбе. Пока я был беден, не мог попасть во все эти салоны, куда хотел быть вхожим всегда. Ты ведь тоже хочешь попасть в них, они освещены ярким электричеством и наполнены звоном хрусталя, шипучим вином… Тебе хочется туда, ты думаешь, что там совсем иная, прекрасная жизнь, что там-то ты уж точно заблистаешь. Ну что, я прав?
— Этого все хотят. Денег, славы, салонов.
— И они болваны. Я там умер. Как писатель. Они залили меня свои лоском, как поливают лаком художественные доски. И больше на них ничего не напишешь. Они мертвы. Они все там мертвы.
— И Эбби?
— И она. Хотя тогда я думал иначе.
— А кстати, как выглядит она? Чтобы держаться подальше, если увижу.
— Все-таки ты поверил мне.
— Не важно. Все может быть. Отчего бы не поверить. Тем более, что, потеряв интрижку с замужней, я не потеряю ничего.
— Она тонкая брюнетка. Любит носить манто из сибирского соболя. И ты сразу заметишь темные круги у нее под глазами. Пожалуй, этого достаточно, чтобы ты узнал ее.
— И все-таки, если я напишу роман и сразу уеду. Положим, хоть в Америку.
— Судьба найдет тебя и там. Издатели требовали, читатели стали забывать. В салонах уже славились другие. А я был выжат, высушен и опустошен. И тогда эту пустоту снова заполнил кокаин. Когда я был под его действием, являлись яркие, выразительные образы. Но все кончалось – и образы блекли, я понимал, что все ненастоящее, что никто не примет и не поймет. Попробовал писать с них картины, снова и снова вызывал все эти причудливые миры, но однажды заглянул в бумажную корзину. Она вся была забита окровавленными тампонами из моего носа. Я испугался. И снова поехал в Америку. Но было поздно. Врачи сказали, что мне осталось не больше полугода.
— Однако же, ты прожил куда больше. Вот ты и попался!
Старик продолжал, пропустив торжествующее замечание Барри.
— Тогда в Нью-Йорке я совершенно случайно встретил Эбби. Не знаю, действительно ли одна думала, что мы сможем быть просто добрыми друзьями, по крайней мере, никто уже не пытался вернуться к прошлому. Про кокаин она не знала. Но я так не мог, не мог быть с ней просто знакомым и делать визиты под различными предлогами. И не хотел. Прошлое подступило к горлу и стало душить. Как-то ночью я попробовал убить себя. Но китаец, который продал мне пистолет, оказался мошенником. Выстрела так и не получилось. Но уверенность в сиюминутной смерти, видимо, что-то перевернула в организме. Я прожил и полгода, и год, никогда потом не прибегая к кокаину. Впрочем, на него и денег не оставалось. Я вернулся в Лондон бедным. И скоро остался совсем без средств к существованию. Издатели не принимали мои повести, даже за гроши. И никому не было дела до когда-то известного автора «Лорда Болтона». Роман давно забыли. Я уехал в Портсмут, таскал ящики в доках и жил в ночлежках. Так прошли годы. Все вокруг изменилось, только я до сих пор – портовый бродяга, развлекающий собутыльников рассказами о себе за пинту пива.
— Но ты прилично одет для бродяги, — заметил Барри.
— Да неужели я сам был таким болваном, как ты?! Думаешь, через полвека в Англии одеваются так же, как теперь? Сюда я попал вообще голым, даже без нижнего белья. Пришлось э… позаимствовать у одного джентльмена. Впрочем, не важно.
Дирижабль уже заходил на посадочный порт.
— Не пиши этот чертов роман, тогда у тебя будет все по-другому. Как знать, может быть, и у меня тоже все исправится.
Барри подумал, что может легко избавиться от этого старика простым обещанием. Но тот хитро погрозил ему узловатым пальцем:
— Я знаю себя, знаю, что ты сейчас подумал. Только запомни: если я вдруг однажды увижу твой роман или вообще что-то написанное тобой, даже под другим именем – уж поверь, себя-то я всегда узнаю – вернусь и убью тебя. Пусть будет никак, чем кое-как.
— Тогда и в будущем ты умрешь.
— Не обязательно. Никто ничего об этом не знает. Я сейчас с тобой разговариваю, хотя ни по каким природным законам не должен был. Но может быть лучше и умереть.
— Ты сумасшедший. Ты просто выживший из ума старик, каким-то образом прознавший про меня все, чтобы попытаться убедить. Денег тебе не надо. Но что тогда? Должно быть, ты и сейчас под героином. И это все твой бред.
— Я сказал все.
Кабина вздрогнула: дирижабль приземлился.
Старик поднялся и двинулся к выходу. Барри смотрел ему в сгорбленную спину. Осторожная мысль пробивалась, пробивалась… но оформилась лишь по возвращении на выстуженную полутемную квартиру. Старик начинал роман с тех самых слов, у него жизнь сложилась так, как сложилась. А если ими закончить, то, должно быть, все будет наоборот. Судьба наоборот. Почему бы и нет?
Через два дня он начал писать. Сначала шло с натугой, но потом дело стало продвигаться, будто кто-то водил его пером. И ровно через год он поставил точку, закончив словами «…В пятом часу утра он проснулся и долго смотрел, как по толстым стеклам бежали жирные следы дождевых капель и отдаленные молнии змеились между чернильными кляксами туч». Издатели действительно приняли роман с охотой, Барри даже некоторое время ожидал увидеть старика. Но тот не появился. А жизнь налаживалась. По крайней мере, Барри уже мог позволить себе электрические свечи. Но в литературных салонах по-прежнему искал глазами тонкую черноволосую женщину в соболином манто. Потом начал новый роман. Однажды он простоял за своей конторкой почти до рассвета, писал и писал. Только бледный отсвет утра заставил оторваться от листа. Он вернулся в реальный мир – словно проснулся. И долго смотрел, как по мутным стеклам бежали жирные следы дождевых капель и отдаленные молнии змеились между чернильными кляксами туч.
(15.09.2013)
Похожие статьи:
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
