Польза вредных привычек

В жизни бывают два случая, которые неизвестно чем кончаются: когда мужчина выпьет в первый раз и когда женщина выпьет в последний. 

   О'Генри
   «Трест, который лопнул»

Что русскому хорошо, то немцу смерть.

Фридрих Ницше

«Так говорил Заратустра»

Мы были обречены. «Дискавери» не успевал подойти до того, как гравитационное поле Юпитера начнёт затягивать наш «Колокольчик».  Слишком он, «Дискавери», здоровенный. Ему курс менять, как слону на роликах кататься. А значит, надежды не оставалось. И я решил встретить конец достойно, как подобает мужчине и космонавту. Не дрогнув, глядя в лицо смерти, торжественно и без суеты. Ага, как бы не так. «Торжественно», твою мать…

Когда Йохан первый раз нарыгал в жилом модуле, я его чуть не убил. Блевотина в невесомости, скажу я вам, очень хреновая штука. Он проникся серьёзностью моих намерений и в дальнейшем, если сильно упивался, отсиживался в душевой кабинке. Но кирял не переставая. А ведь поначалу Йохан показался мне милейшим парнем. Читал Ибсена, слушал «Pink Floyd». Но сразу после аварии превратился в слякоть. Что ж, оказался человек слабаком, не мне его судить. Просто для немца он был каким-то безалаберным, что ли. И весьма изобретательным. Гнал брагу из кетчупа и джема. Раздербанил систему охлаждения двигателя и смастерил самогонный аппарат. И понеслась.

Он бухал не прекращая и это меня бесило. Хотя меня очень трудно вывести из себя. Я вообще интроверт. Но увы, прошли те времена, когда космонавтов готовили годами, а экипажи тестировали на психологическую совместимость. Человечество активно осваивало Систему, людей катастрофически не хватало, и зачастую в покорители космоса вербовали отъявленный сброд. Впрочем, надо отдать должное Йохану, он быстро понял, что уговаривать меня составить ему компанию бесполезно. Я же не оставлял надежды его хоть как–то образумить. Более всего меня смущал тот факт, что мы сделались предметом пристального наблюдения всей Земли и обитаемой Системы. Нас пытались спасти всем миром, как когда–то «челюскинцев» на моей родине. С нами делали прямые эфиры.  Нам желали не падать духом и держаться до последнего. Рассматривались самые бредовые проекты нашего спасения, школьники писали про нас сочинения, а ушлый живописец уже спамил в соцсетях картинку «Первый тревожный звонок «Колокольчика». Там типа мы в багровых тонах разглядываем перфоленту. Только не спрашивайте меня, откуда взяться перфоленте на современном космическом корабле.

– Как вы боретесь с аварийной ситуацией? – вопрошал ведущий популярного ток–шоу.

– Используем весь имеющийся потенциал «Колокольчика», – бодро отвечал я. – Нельзя же было сказать, что аварийная ситуация давно закончилась и мы тупо ждём, когда нас затянет в Юпитер.

– А что бы вы посоветовали подрастающему поколению? – продолжал наседать этот придурок. – Ведь профессия космонавта сейчас переживает настоящий бум, многие ребята стремятся оторваться от Земли.

– Хорошо учиться и никогда не унывать, твёрдо идти к намеченной цели, – изрекал я банальности с умным видом. Наверное, из меня получился бы неплохой политик.

И всё бы ничего, но тут в кадр вплывал Йохан и, тыча в экран растопыренными указательным и средним пальцами, начинал вопить:

– Мы не сдаёмся! Нас не сломить! «Бавария» чемпион! Der Sieg Wird Unser Sein!

Я выпихивал его по возможности незаметно локтем из поля зрения камеры и комментировал:

– Как видите настроение у нас бодрое, верим в скорейшее возвращение.

В результате на Земле Йохан вскоре прослыл «эксцентричным астронавтом». А меня прозвали «мистер невозмутимость». Впрочем, невозмутимость давалась мне всё с большим трудом. Согласитесь, крайне неприятно постоянно дышать ароматом сивушных масел, в одиночку тащить всю работу по поддержанию жизнедеятельности корабля и наблюдать, как  единственный кроме тебя на пятьсот миллионов километров человек круглые сутки занят тем, что в раблезианских количествах производит брагу и нещадно эксплуатирует самогонный аппарат. Запасов спиртного ему хватило бы уже до конца жизни, даже если он планировал умереть своей смертью. А шансов на это у нас не было.

Дни шли за днями, и я как–то уже начал привыкать к мысли, что жить нам осталось недолго. Странно, но я не испытывал особых душевных волнений по этому поводу. В конце концов, гибель в космосе не редкость в наше время, все мы знали, на что шли, когда подписывали контракт. А Йохану и вовсе было на всё плевать в его состоянии. Иногда он пребывал в лирическом настроении, а порой веселился от души.

– "В  дыхании Марса ощущаешь  запах  корицы и холодных пряных ветров, тех

ветров, что вздымают летучую пыль  и омывают  нетленные  кости,  и  приносят

пыльцу давным-давно отцветших цветов...", – цитировал он по памяти, а потом хохотал, как ненормальный. – Нет на Марсе запахов, ни хрена там нет, только зеки со всех стран купол строят. Интернационал, в гробину, в душу, в селезёнку!

Тогда я уговаривал его хоть немного поесть и поспать, заставлял принимать витамины.  Мне было жаль этого неплохого в принципе парня. В нечастые моменты просветления он возился с реактивами в лаборатории, и я старался не беспокоить его в такие минуты, радуясь, что он хоть как-то отвлекается от пьянки. Но вскоре Йохан снова нажирался и не воспринимал мои логически обоснованные аргументы.

Тогда я пытался внушить ему веру в лучшее, зарядить оптимизмом, говорил:

– Не отчаивайся, нас пытаются спасти. Китайский транспорт сошёл с коммерческого маршрута и спешит к нам на предельном ускорении. На «Дискавери» строят магнитную ловушку, чтобы выхватить нас уже с орбиты Юпитера. Японцы идут сюда на экспериментальном двигателе, у них был тестовый запуск. А ты выходишь на связь в непотребном виде. На тебя смотрит вся Земля, дети! Мы же герои в их глазах.

А он, лупая затёкшими глазками, умилялся:

– Что ты говоришь, даже японцы?! Слушай, Алекс, а у тебя было когда-нибудь с японкой?

Я вёл по возможности размеренный образ жизни, соблюдал режим, пытался размышлять о судьбах отчизны, всё ли я делал для процветания Родины, начал вести дневник, медитировал. Но этот придурок смастерил банджо из смотрового щитка шлема

от запасного скафандра и наяривал «Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren» в диком темпе. Иногда горланил баллады собственного производства, специально для меня на ходу делая перевод на русский. Да, это был синхронный нерифмованный перевод. Представляете, да? Справедливости ради надо признать, что у него был вполне приличный баритон и фальшивил Йохан крайне редко. Но скажите мне, почему он не смастерил себе губную гармошку?

А время от времени Йохан впадал в экзальтацию. Он восторгался сиянием звёзд и величием человеческого разума. Ему претила мелочность моих забот и сиюминутность служебных обязанностей. Суетность бытия не занимала его.

– Мы как пылинки в бесконечности вселенной, но мы разумны и непобедимы, – говорил он. – Мы форпост человечества и его гордые посланники.

Заявление «разумны» во множественном числе, относительно экипажа «Колокольчика», вызывало у меня сомнение. По крайней мере, один из двоих уже к обеду был не разумнее использованного порошкового огнетушителя. Вам ведь никогда не попадался разумный использованный порошковый огнетушитель?

А иногда Йохан допивался до слезливой жалости к самому себе.

– Я неудачник. Никто меня не ценит, а я ведь новый вид дрожжей вывел, – заявил он однажды, пребывая в таком состоянии. –  Они в десять раз быстрее спиртом серут. Как думаешь, мне нобелевку дадут?

Я высказался в том духе, что подлинное величие его работы будет по достоинству оценено потомками. Но, кажется, Йохан остался недоволен ответом.

А один раз он попытался буянить. Разбил спектроскоп, отломал дверку холодильника. Тогда я от души треснул его по пьяной роже и Йохан на какое-то время  угомонился. Снова возился с бутылями, в которых пузырилась кроваво-маслянистая барда. Размышлял над рецептурой конечного продукта. Дегустировал. Восторженно кряхтел и одобрительно тряс небритой мордой. Апостериори я знал, что ничего тут не поделаешь, надо просто терпеливо и по возможности снисходительно переждать период слабости моего напарника. Тем более что длительность запоя Йохана была строго ограничена скоростью «Колокольчика» и расстоянием до Юпитера.

Вскоре мне стало не до него. С международной  группой виднейших телевизионных продюсеров мы разрабатывали сценарий шоу – «Последний звонок «Колокольчика». По предварительным подсчётам наша аудитория должна будет составлять три миллиарда человек. Говорили, что это беспрецедентно. Предполагалось, что я буду вести прямую трансляцию. Мне рекомендовали упражнения для улучшения дикции. Земля готовилась наблюдать за маленькой трагедией большого космоса. Вовсю работал тотализатор, делались ставки – сгорим ли мы в атмосфере Юпитера или нас ещё раньше расплющит гравитация? Некий Билли Биббит поставил крупную сумму на то, что мы спасёмся. Псих, не иначе.

– Попробуйте сесть на диету, – посоветовал мне генеральный продюсер. – У вас слишком цветущий вид для человека на краю гибели. Вот у вашего товарища вид вполне подходящий, сразу понятно, что переживает человек.

Модный кутюрье прислал эскизы костюмов. Такие серебристые и развевающиеся. Потом прислал выкройки. К счастью у нас на борту не было швейной машинки. Кутюрье очень расстроился, говорят даже плакал. Так ему и надо.

В приватном чате мне объяснялись в любви сотни девушек, некоторые очень хорошенькие. Нашими именами называли новорожденных. Правительства конфликтовали из-за права поставить нам памятник на своей территории. Над проектом мемориала трудился гениальный скульптор. Была учреждена стипендия нашего имени для детей погибших астронавтов. Это очень хорошо, что у нас с Йоханом не было семей. Тогда всё было бы намного печальней.

Признаюсь, наступил момент, когда душа моя дрогнула, и мужество покинуло меня. Не то чтобы я предался отчаянию, но чёрная тоска навалилась  на меня, как только я увидел в мониторе, что нам остаются считаные часы до мгновения когда «Колокольчик» окончательно будет захвачен гравитационным полем Юпитера. Именно тогда Йохан, дыша перегаром и выпучив глаза, уставился через моё плечо в экран, на котором ярким пунктиром была обозначена траектория «Колокольчика».

– Алекс, ты с ума сошёл? – спросил он. – Почему ты не меняешь курс? Мы же летим прямиком в Юпитер!

Со всем имеющимся у меня от природы сарказмом я ответил:

– Нет, Йохан. Я пока в здравом уме. А вот ты пропил остатки мозгов, если не помнишь, что после удара метеорита у нас нет ни капли топлива. Понимаешь, Йохан? Метеорит это такой камушек. Он пробил нам топливные баки. На очень большой скорости. И горючее улетучилось. Было и нет.

– Ты идиот, Алекс! – заорал тогда Йохан. – А чем, по-твоему, я занимаюсь последние две недели, как не добываю для нас топливо?

– Я думал, ты пьянствуешь, – ответил я автоматически, но до меня уже начал доходить смысл затеи этого маргинала.

– Dumkopf!

«Сам ты дурак!», – подумал я не очень уверенно.

– Этиловый спирт! – надрывался Йохан. – Является естественным продуктом анаэробного брожения органических продуктов!! Органических, понимаешь, Алекс?

– А окислитель? – спросил я, предвидя ответ.

– Кислород! – продолжал орать Йохан. – Чем тебя жидкий кислород не устраивает? Или ты умнее фон Брауна? У него Фау-2 на спирте с кислородом летали, а мы чем хуже?!

Подумаешь, фон Браун. Зато у нас Гагарин и Циолковский.

– Ты и тягу рассчитал, и количество спирта прикинул? – поинтересовался я для порядка.

– С этого начал, – гордо ответил Йохан.

Когда мы запустили двигатели и выполнили несложный манёвр расхождения, я спросил у Йохана:

– Зачем ты всё это устроил? Только не прикидывайся теперь идиотом.

Он молчал. Юпитер красиво отсвечивал в иллюминаторе. Земля ликовала. Нас представили к государственным наградам. Двигатели гудели и попёрдывали, но тянули исправно. Йохан задумчиво взял несколько аккордов на своём уродливом банджо, поглядывая на меня исподлобья, а после всё же заговорил:

– Понимаешь, захотелось оттянуться. Когда ещё представится такая возможность? Я же потомственный астронавт, я не из этой щеглоты, от которых только справку о здоровье требуют, чтобы отправить в пояс астероидов руду добывать! Я профессионал. Мой дед был астронавтом, и мой отец был астронавтом. И меня он с раннего детства приучал быть астронавтом. Я жил по строгому режиму, а уже с одиннадцати лет он крутил меня на самодельной центрифуге. А потом годы курсантской подготовки, обучения и жесточайшей конкуренции. Дисциплина, здоровый образ жизни, тренировки, экзамены. Всё ради того, чтобы я полетел в космос. А мне этот космос, как у вас говорят, не упирался. Ты пойми – ну, сходим мы в облако Оорта, вернёмся, будем героями. Но недолго. И деньги быстро кончатся. Значит новый контракт, новый космос. А я всегда мечтал играть в рок-группе. Разве у меня плохие песни?

– Не знаю, Йохан. Я в этом не разбираюсь.

Он взглянул на меня с укоризной и сказал:

– А мог бы и соврать, что тебе очень нравится.

– Ну, извини. Я просто ещё как-то не привык к мысли, что постоянно тебе только мешал.

– Что ты, Алекс! Я в жизни не проводил время так замечательно. Ты прекрасный товарищ, так трогательно заботился обо мне.

Он искренне смотрел мне в глаза тяжёлым похмельным взглядом, а я понимал, что Йохан придумал всё сразу, но не стал посвящать меня в свои планы, чтобы я не помешал ему пьянствовать, поверил, что напарник распустился из-за безвыходной ситуации.  Мне снова хотелось его убить, но он и вправду спас и меня, и себя, и «Колокольчик». Поэтому единственное, что я мог сделать, это сказать:

– Эй, Йохан, нацеди-ка мне стопарик. Я покажу тебе, как надо оттягиваться. 

Похожие статьи:

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Властитель Ночи [18+]