Гигантские растения лезли из-под земли медленно, но неумолимо. Они пробивали полы, ломали асфальт дорог и тротуаров, обвивали электрические столбы. Ни лазерные пилы, ни обыкновенные топоры не помогали жителям города Пирру усмирить внезапно сошедшую с ума природу, и вскоре огромные белые бутоны, увенчавшие мощные зелёные стебли, маячили на высоте в два-три человеческих роста, делая привычную городскую панораму практически неузнаваемой.
Первый цветок распустился в одном из спальных районов несколько дней назад. Дрогнули плотно сомкнутые белоснежные лепестки, выпуская в воздух струйку тёмно-зелёного дыма, и начали неторопливо раскрываться. Облако дыма разрасталось, просачивалось в приоткрытые окна и дверные щели, и через несколько минут все, кто оказался рядом с цветком в радиусе пятидесяти шагов, погибли. Все, кроме местного газетчика — этому маленькому мохнатому переселенцу с планеты Тами ядовитый дым оказался нипочём.
Подземная паутина, сплетённая из корней гигантских растений, постепенно дотянулась до окраин Пирру, и тогда уже новые ростки стали пробивать почву – десятки, сотни ростков…
Их было немного — тех, кто успел спастись. Каких-то пара сотен на весь город. Они собрались в оранжереях ботанического сада и ждали, когда прилетит корабль с соседней планеты. Тепло, воздух, вода, еда — всего этого пока хватало. Для людей – и для растений. Нормальных, привычных растений, не источавших ядовитые пары.
Шолли, темноволосый и худощавый молодой человек, стоял и смотрел на город Пирру. Вернее, на то, что когда-то было городом Пирру. В небо, затянутое изумрудно-зелёной дымкой, устремлялись похожие на сталагмиты небоскрёбы, в которых теперь не горело ни одного окошка. Когда-то уютные аллеи превратились в частоколы мёртвых чёрных деревьев. В зеленоватом тумане едва угадывались силуэты знакомых с коляски зданий: магазинов, музеев, библиотек. Даже шпиль школы, в которой когда-то учился Шолли, едва можно было разглядеть в ядовитом мареве, которое уже висело над всей их маленькой планетой Шпу. По радио передавали, что эвакуация уже началась, но почему-то до Пирру – первого из пострадавших городов – очередь должна была дойти только через двое суток. Говорили также, что планета медленно умирает, и что на её возрождение, на очистку воздуха и почвы может уйти не один десяток лет, а в том состоянии, в каком Шпу находится сейчас, она пригодна разве что для тамийцев и, может, для других устойчивых к подобным заражениям видов.
Но Шолли, казалось, всего этого не слышал. Почти прижимаясь лбом к оранжерейному стеклу, он продолжал смотреть на предсмертные конвульсии города. Лицо его было пустым и белым, едва ли не белее его форменной куртки.
***
Если напрячь зрение, то сквозь сгустившуюся ядовитую зелень можно разглядеть дом, в котором он жил. Достаточно высокий, но, конечно, не небоскрёб. Перед домом был двор: подстриженные газоны, скамеечки, детская площадка с качелями, батутами и верёвочными лестницами на деревьях. В центре площадки — клумба в форме семилепесткового цветка. Рядом — песочница. В этой самой песочнице Шолли впервые объяснили, что такое «быть цивилизованным». Произошло это в день их первой встречи с Ризом. Правда, Шолли тогда не знал, что это именно Риз. Для него сосед по песочнице был всего лишь мальчишкой, покусившимся на его новый космический кораблик. Шолли тогда, недолго думая, ударил Риза кулаком в нос, полагая, что тем самым утвердит своё единоличное право на обладание корабликом. Риз тотчас же поднял рёв, и пришли взрослые. Они объяснили, что бить человека в нос — нецивилизованно. И что правильно было бы уступить кораблик Ризу, заранее обговорив условия и сроки игры.
Так получилось, что после этого случая Шолли и Риз постоянно играли вместе, и вскоре стали такими друзьями, о которых на Шпу говорили: «неразлучны, как два пера в хвосте птицы тейску». Риз был весёлым мальчиком и довольно-таки озорным, хотя его шалости никогда не выходили за рамки цивилизованности. Шолли, в отличие от него, так полностью и не постиг, что такое «быть цивилизованным», и потому иногда перегибал палку, но в таких случаях верный Риз всегда приходил на выручку.
Такому парню, как Риз, впору было бы идти в дипломаты. Ещё он мог бы стать успешным адвокатом, неплохим журналистом или организатором каких-нибудь межпланетных выставок. Для него было открыто множество дорог, в то время как для Шолли оставалась только одна — космос. Шолли с детства бредил космическими полётами и всю жизнь основательно к ним готовился. С пяти лет он читал книжки по астрономии и космической физике, учился делать чертежи всевозможных деталей кораблей и рассчитывать координаты. После школы он успешно сдал экзамены и поступил в Космическую Академию. Риз, в свою очередь, долго мучился, пытаясь выбрать институт, но, в итоге, плюнул и пошёл вслед за другом.
Шолли поначалу очень обрадовался. Он не слишком охотно общался с новыми людьми, боясь прослыть «нецивилизованным», но при наличии рядом Риза одиночества можно было не бояться. Люди, особенно, девушки, тянулись к Ризу — и, как следствие, тянулись к нему, к Шолли. К тому же, Шолли знал немало случаев, когда друзья детства переставали общаться, оказавшись в разных учебных заведениях: новая жизнь, новые знакомства, новые интересы — и вот, это уже совсем чужие люди. С Ризом же Шолли расставаться не хотелось.
Проблемы появились уже после окончания Академии, когда Шолли сдал тренировочные полёты чуть хуже, чем Риз. Где-то перенервничал, где-то перемудрил, а где-то, наоборот, слишком медленно подумал. И вот результат: у него оказалось на один балл меньше. Если бы не было Риза, Шолли бы без споров получил в своё распоряжение персональный грузовой корабль и назначение на первый рейс. Он — и те четыре человека, которые умудрились обогнать его кто на два, а кто и на два с половиной балла, хотя они, как и Риз, не готовились к полётам с самого детства.
Однако свободных кораблей было всего пять.
– Прости, дружище. – Высокий, светловолосый, в белой форменной куртке пилота, Риз был похож на кого-то из богов, в которых верили древние жители планеты Шпу. – Я уверен, новая партия кораблей уже на подходе. Так что ты скоро тоже будешь летать к звёздам.
Шолли молчал. Совсем не то ожидал он услышать от Риза. К тому же, было понятно, что следующая партия кораблей — для следующих лучших выпускников, согласно давным-давно устоявшейся схеме. А для Шолли теперь оставалось только место диспетчера. Торчи себе у компьютера и подсказывай, кому и как лететь. Предел мечтаний.
Вечером того же дня Шолли сидел на скамейке в своём дворе. Риз, начав подрабатывать на втором году обучения в Академии, уже на третьем смог снять себе квартиру в маленьком двухэтажном домике, подальше от родителей и поближе к месту учёбы. А Шолли жил там же, где и много лет назад. И дом, и детская площадка с клумбой посередине – всё осталось прежним. Даже песочница находилась на том же самом месте.
Шолли сверлил взглядом песочницу и твердил сквозь зубы:
– Он ведь знал, как я хотел летать. Он должен был отказаться. Это было бы честно. Это было бы по-дружески…
– Ты можешь заставить его передумать, - прозвучал вдруг голос того, кто сидел рядом. – Ты можешь его убедить.
– Нет. – Шолли покачал головой. – Не получится.
Он никогда и ни в чём не мог убедить Риза. Даже если речь шла о менее важных вещах.
– Ты можешь сделать так, что он уступит тебе место, - продолжал тот, кто сидел рядом. – Я помогу тебе.
Шолли повернул голову. Только сейчас он понял, что общается не с человеком.
На скамейке возле него сидел тамиец.
Несколько лет назад жители планеты Тами, когда та после экологической катастрофы стала опасна для существования всех известных видов, эвакуировались на Шпу. Прежде тамийцы десятилетиями продавали Шпу редкую древесину и покупали здесь топливо для космических кораблей. Те немногие из них, что успели покинуть Тами, знали, что власти Шпу обязательно предоставят им убежище, иначе ни одна планета больше не будет иметь со Шпу дел. И у властей Шпу просто не оставалось выбора.
Низкорослые мохнатые тамийцы поселились в наскоро выделенных для них районах. Такой район существовал и в городе Пирру. Жители Пирру откровенно побаивались своих новых соседей, но те вели себя мирно. Не заговаривали ни с кем, если только к ним не обратиться, не появлялись вне своего района после окончания рабочего дня и почти не бывали на разного рода публичных мероприятиях. Тамийцы серыми молчаливыми призраками передвигались по улицам, разносили газеты и раскрашивали витражи тонкими легчайшими кисточками. К более тяжёлой работе переселенцев с Тами привлечь было нельзя, потому как у них очень плохо были развиты верхние конечности. Тамийцы не могли взять в свои лапки ничего тяжелее столовых приборов. Тех лёгких и прочных растений, из которых они сплетали дома на своей родной планете, на Шпу практически не росло, и никто не собирался специально заниматься их разведением. Вот тамийцы и были вынуждены довольствоваться хлипкими бараками, в которых неспособны были даже в одиночку переставить с места на место какой-нибудь стул. Впрочем, они никогда и никого не просили о помощи, кроме своих сородичей. И горожане потихоньку привыкли к ним – как к не особенно приятным, но полезным зверушкам.
Однако ни один житель Пирру ещё ни разу не вёл с ними личных разговоров.
Увидев своего собеседника, Шолли подозрительно нахмурился. Впрочем, не особенно удивился – для этого он был слишком поглощён своей проблемой.
– Как же ты мне поможешь? – спросил Шолли. И, подумав, добавил: – Зачем тебе это вообще нужно?
– Я дам тебе камень, который исполняет желания, – ответил тамиец. – Не все, правда, но конкретно твоё исполнить сможет.
– Я не верю в сказки.
– Это не сказки. Это биотехнологическая разработка наших учёных, одним из которых я когда-то был. Разумеется, секретная — поэтому я буду признателен, если ты никому не скажешь. Разработка ещё не прошла необходимые испытания. Мы не можем их провести, и потому нам нужен помощник. Мы получим результат эксперимента, ты – исполненное желание.
Тамиец прекрасно говорил на родном языке Шолли; лёгкий акцент становился заметен только если специально прислушаться.
– Как можно создать технологию, исполняющую желания? – Шолли продолжал хмуриться. Он понимал, что ведёт себя не слишком цивилизованно, оскорбляя собеседника недоверием, но что-то подсказывало ему, что тамийца это нисколько не заденет.
– Можно, если твоё желание — убедить кого-нибудь. Вряд ли я смогу внятно объяснить на твоём языке... Это уникальная тамийская технология, воздействующая на психику.
– На психику, – повторил Шолли. – Это значит, что психика Риза пострадает? Или, может быть, моя?
– Камень читает переданную тобой информацию, а потом незаметно влияет на мыслительные процессы твоего соперника. Сильных изменений быть не должно.
Шолли вздохнул.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Бинг.
– И… и ты думаешь, всё получится, Бинг?
– Я не даю гарантий, но я верю в успех.
– И всё-таки… - пробормотал Шолли. – Всё-таки я должен знать, безопасно ли это.
– Гарантий не даю, – повторил Бинг. – Речь идёт о научном эксперименте.
– Тогда даже не знаю… – Шолли качнул головой. – Ведь всё может случиться.
Бинг почесал за ухом – верный признак раздражения у тамийцев.
– Конечно… - пробормотал он. – Я должен был учитывать, что жители Шпу такие же нерешительные и нецелеустремлённые, как говорили у нас… Я полагал, что твоя мечта будет достаточным стимулом... Но, кажется, ошибся. Ты так же пуглив, как и остальные... Ты слишком боишься риска. Прошу прощения. Мне жаль.
Бинг встал и, развернувшись, махнул хвостом — вежливое прощание того тамийца, кто первым заканчивает разговор.
И Шолли увидел, как он уходит — неторопливо шаркая, понуро опустив мохнатую голову. Уходит, унося с собой последнюю надежду на осуществление его мечты. А он, Шолли, так просто упускает свой шанс. И всё из-за того, кому на него наплевать.
– Ничего я не боюсь! – выкрикнул Шолли.
И тогда Бинг остановился. Обернулся. Сказал:
– Значит, мы были правы, выбрав тебя.
Технология исполнения желания была очень проста. Необходимо было выкопать ночью довольно глубокую ямку в нескольких шагах от дома Риза и положить туда камень, предварительно шепнув камню своё желание. Неудивительно, что тамийцы не могли сами провести свой эксперимент; если на их планете и существовало оборудование для копания ям, то здесь, со своими неразвитыми лапками, они были абсолютно беспомощны. Им нужен был кто-то, способный держать лопату.
Камень был какой-то лёгкий. Впрочем, возможно, в языке Шпу просто не существовало нужного слова для определения этого предмета, и тамиец выбрал то, которое счёл наиболее подходящим по смыслу. Во всяком случае, внешне это действительно было очень похоже на камень, светло-серый и гладкий, как будто обкатанный волной.
С того момента, как в руках у Шолли появился этот камень, его то и дело одолевал страх. Он боялся постоянно. Когда копал, когда засыпал камень землёй, когда выкидывал лопату в переработку, когда возвращался домой по зябкой ночной улице. Он боялся, и сам не понимал, чего именно. Он не переставал говорить себе, что поступил правильно, он даже верил в это, но что-то как будто подтачивало его изнутри: так родник пробивает себе дорогу сквозь твёрдую скальную породу.
Бинг обещал, что желание может исполниться только через несколько дней после «первой фазы эксперимента», и для Шолли наступило томительное ожидание.
Через день он не выдержал и отправился к дому Риза, чтобы выкопать злосчастный камень. Только оказавшись на месте, Шолли убедил себя, что это просто истерика, причём истерика необоснованная. В конце концов, чем плох этот эксперимент? Ведь пока всё в порядке. Камень считал его информацию — и с ним ничего не случилось. Хотя, может, его паника и является побочным эффектом?..
Пока он размышлял, он добрался до нужного двора и, к своему удивлению, увидел маленький зеленоватый холмик, образовавшийся на том месте, где был закопан камень. Шолли хотел было подойти и посмотреть поближе, но тут его окликнул знакомый голос.
– Что ты тут делаешь? – удивился подошедший Риз.
Шолли неопределённо пожал плечами. Можно было соврать, что он просто решил заглянуть в гости к старому другу, но врать Шолли не хотел. Да и в гости идти не хотел.
Риз был человеком любопытным, но всё же не считал себя вправе выпытывать ответы на вопросы, на которые ему почему-то – наверняка по каким-то разумным, важным, личным причинам – не хотят отвечать.
– Знаешь, я тут думал насчёт тренировочных полётов, – сказал Риз. – Я считаю, это совершенно несправедливо, что ты оказался в диспетчерах. Особенно, если учитывать, как ты долго шёл к тому, чтобы стать пилотом. И, пожалуй, я могу предложить выход из положения… Вряд ли руководство будет против.
Шолли озадаченно наклонил голову, но продолжал молчать.
– Мы могли бы летать по очереди, – продолжал Риз. – И по очереди быть диспетчерами. Я узнавал, это практикуется довольно часто. И обычно приветствуется, потому что так повышается эффективность работы.
Шолли почему-то сразу почувствовал, что прекрасная идея Риза — вовсе не заслуга камня. Но, на всякий случай, спросил:
– Тебе только сейчас пришло это в голову?
– Да нет, я вообще-то почти сразу об этом подумал. Но нужно было навести кое-какие справки.
Конечно, камень тут не причём. Просто Риз, как всегда, подошёл к проблеме цивилизованно. И поэтому отыскал лучшее из решений.
– Да… – Шолли кивнул. – Спасибо.
Он приблизился к зелёному холмику и, поддавшись внезапному порыву, пнул его изо всей силы. Нога, конечно, тут же заболела – а вот с холмиком ничего не случилось: он продолжал торчать из земли, ни капельки не изменившись.
Риз с интересом оглядел холмик и спросил:
– Что это такое?
– Понятия не имею, – честно ответил Шолли.
Они оба и представить себе не могли, что холмик тот был ростком первого из смертоносных цветов, и что под их ногами уже тянулись длинные дорожки корней.
***
После смерти Риза Шолли пытался найти Бинга. Но все тамийцы, как назло, оказались совершенно одинаковыми. Бингом мог быть кто угодно. Неудивительно, что сами тамийцы уверяли, будто таких коротких имён, как Бинг, у них вообще не существует, и что они даже не представляют, о ком может идти речь.
Впрочем, Бинг мог и не быть учёным — вряд ли он сам изобрёл семена этих растений. А вот каким-нибудь актёром — вполне. Он ведь был очень убедителен, рассказывая Шолли про так называемый научный эксперимент… а Шолли, как последний дурак, повёлся.
Тамийцы выражали глубокое сочувствие по поводу случившегося, но Шолли знал, что они ликуют. Когда улетят последние корабли, они начнут выращивать свои любимые деревья, такие же нечувствительные к зелёному ядовитому газу, как и они сами. И будут жить здесь припеваючи ещё много-много лет... Во всяком случае, таков был их расчёт.
Полицейский, которому Шолли признался в том, что это именно он виноват в апокалипсисе, отечески похлопал его по плечу и сказал:
– Там разберёмся.
У него было много дел, у этого полицейского.
И Шолли понял, что сейчас, когда все заняты эвакуацией, справедливость восстановить не удастся. Но он знал: там, на другой планете, его ждёт суд. Он знал, что пойдёт и признается во всём. В кои-то веки поступит цивилизованно. И будь что будет.
Не отрывая взгляда от пейзажа за стеклом, Шолли медленно снял и бросил на пол белую форменную куртку, выдававшую в нём пилота космического корабля.
Со стороны могло показаться, что ему просто стало жарко в душной оранжерее ботанического сада.
Похожие статьи:
Статьи → Джон Майор Дженкинс "Галактический альянс: трансформация сознания в традициях майя, Египта и Вед". Глава 22
Рассказы → Производственное совещание
Рассказы → Первая глава рассказа "После конца Света"
Рассказы → СЛОВО
Статьи → Джон Майор Дженкинс "Галактический альянс: трансформация сознания в традициях майя, Египта и Вед". Глава 21
Повторяю - сиё лишь моё личное мнение)))
