Иван Михайлович, старый портной, сшил брюки за месяц. Клиент его спрашивает:
– Иван Михалыч, Бог создал мир за семь дней, а вы месяц шили одни брюки!
– Молодой человек, да вы посмотрите каков этот мир... и какие это брюки!
В этот раз я просчитался. Думал, до этого не дойдёт, но меня всё-таки кинули в учреждение для антисоциальных элементов, неформально известное как «лазарет». Мне, в частности, инкриминировалась «экстремистская ностальгия по 1990-м годам», которая от «нормальной» отличалась неоднократными публичными упоминаниями положительных черт того периода в устной и письменной форме. Но хуже всего оказалось то, что у меня нашли «антисоциальное финансовое положение». Я никому не был должен ни ипотеки, ни арендной платы, ни кредита за бытовые товары или автомобиль. Ещё я был холост, что, помимо прочего, означало минимальные финансовые расходы по сравнению с женатыми и замужними членами общества, которые развивают экономику спросом на соответствующие товары и услуги. К тому же я не платил «Газпрому», поскольку, не умея готовить, я обычно довольствовался растворимыми супами, полуфабрикатами для микроволновки, копчёностями и молочными изделиями. Меня нельзя было обобрать. Согласно предъявленным мне суммарным подсчётам, экономика из-за меня недосчиталась приличное количество денег. Во время беседы, предшествовавшей моему заточению, передо мной потрясли фотографию Патриарха РПЦ и, тыча пальцем в его швейцарские наручные часы и припаркованный рядом «Бентли», воскликнули: «Вот как надо жить!» Я лишь скромно ответил, что это естественно, поскольку, будучи ближе к Богу, чем все остальные смертные, Патриарх получает от Него соразмерно своему сану.
У моего сокамерника Коли нашли «прогрессирующий антипатриотизм», заключавшийся в любви к американским фильмам, в покупках в ларьках вместо торговых центров и в дружбе с украинцами. До этого Колян пропукал месяц под домашним арестом за участие в протестной акции против сноса одной московской достопримечательности девятнадцатого века, на месте которой сейчас стоит семизвёздочный VIP-отель «Империя». После этого Коляна дважды ловили на попытке заказать из-за границы запрещенные чипсы и попкорн, на которые Россия в рамках непрекращающейся торговой войны ввела эмбарго по причине их «американскости». Существовал ещё один верный способ диагностики «антипатриотизма». Потенциального пациента просили назвать двух выдающихся российских деятелей 21-го века. Когда Колян, подумав, ответил «Григорий Перельман и Жорес Алфёров» вместо «Путин и Медведев», его судьба была предрешена. Оговорюсь, что сейчас на дворе 2031 год. Путин и Медведев уже год как скончались от старости, исчерпав все доступные методы омоложения. Их место по заблаговременному указу его айфоннейшего превосходительства заняли клоны, выращенные в инновационном научном центре Сколково – ныне самом высокотехнологичном из всех высокотехнологичных и самом нанотехнологическим из всех нанотехнологических центров России. Клонов, естественно, тоже звали Владимир Путин и Дмитрий Медведев, и они тоже регулярно выигрывали президентские выборы. Не забыли также и о полицейских, которые получили нанобронежилеты, электродубинки, приборы инфракрасного видения, нашлемные миниатюрные громкоговорители и дополнительные средства разгона демонстрантов. При этом падение двуглавого орла продолжалось, ибо сэкономили на всём остальном: кареты «скорой помощи» опять недоезжали до экстренно севших самолётов с пациентами на борту, а глыбы льда продолжали падать с крыш на прохожих.
От Коляна я узнал, что из нашей камеры можно теоретически сбежать, поскольку в полу кое-где есть слабина – результат некачественных материалов, который в дальнейшем «разрабатывали» предыдущие заключённые путём регулярного долбления руками и ногами в определённом месте. Хотя никому ещё не довелось успешно продолбить пол, в том месте уже чувствовался обнадёживающий прогиб, под которым, по заверениям Коляна, находилось полое пространство. Через него можно было выйти на свободу, примерно в километре от охраняемого периметра здания.
После Коляна в нашу камеру бросили третьего заключённого, точнее заключённую – Катю, которой вменялась активная поддержка запрета на безоговорочные аборты. Раньше у заключённых был выбор, с кем сидеть, а сейчас их стало так много, что в одну камеру стали бросать и женщин и мужчин, по двое или трое. В разговоре выяснилось, что Кате столько же лет, на сколько она и выглядела – 23. Я сказал, что мне дали шесть месяцев заключения, Коляну – пять, на что Катя ответила, что она здесь просидит один месяц. Наша подруга по несчастью была невысокой зелёноглазой брюнеткой с прямыми волосами средней длины, опадавшими на плечи. Катя спросила, что для меня означают девяностые, как для эсэнгэшного человека. Я ответил, что они для меня – феномен, преодолевший переходный постсоветский период. В 91-м — первые со времён средневековой Новгородской республики народные выборы главы русского государства. В 92-м – запуск космического зеркала «Знамя 2» для отражения солнечного света и освещения им ночной Земли. В 93-м – создание Евгением Рошалом знаменитого формата RAR. В середине 90-х – создание российского ракетного двигателя РД-180, который стали использовать в американской ракете «Атлас-5». В 98-м – первый в мире запуск космического спутника с подлодки «Новомосковск» из подводного положения. А ещё тогда российское кино было хорошим, припомнил я. Российская и мировая музыка была другой. Несколько крупнейших в мире концертов пришлись на девяностые: в 97-м в Москве на концерт в честь 850-летия города пришло три с половиной миллиона людей, а в 91-м там же собралось более полутора миллиона на концерт «AC/DC», «Пантеры» и «Металлики». Тогда ещё не было принято грозить пальцем Западу, слово «укроп» означало лишь растение, а ребятня СНГ коллекционировала плеяду турецких жвачек во главе с «Турбо». Я замолк.
– Коля всплакнул, мне показалось, что его слёзы переливаются бело-сине-красным триколором – полушутливо заметила Катя в наступившей тишине, переведя взгляд с меня на Коляна.
– Да в честь Коляна назвали целый Кольский полуостров! – солидаризировался я.
Когда я обернулся, Колян лишь потирал пальцем нижнее веко. Внезапно я почувствовал тёплый бриз женского дыхания у своего уха.
– А здесь нет прослушки? – шёпотом спросила Катя.
– Даже если и есть, хуже уже не будет – вполголоса ответил я, хотя знал, что есть камеры внутреннего наблюдения.
– Ладно, пора заняться делом – подстегнул Колян и начал долбить локтём слабое место в полу.
Я присоединился, а Катя стала задумчиво смотреть на наше почти что шаманское действо. Катя стала мне казаться то изваянием Девы Марии, смотрящей на своего распятого Сына, то спутницей первобытного охотника, добывающего огонь в пещере. Где-то через полчаса я взял перерыв, после чего продолжил долбление с Коляном, теперь уже чаще ногами. Всё это хладнокровно фиксировалось камерами внутреннего наблюдения, но никто по ту сторону особо не чесался, поскольку это было воспринято как приступы психоза. На наше удивление пол через час поддался, дав трещину, которая тут же превратилась в дыру размером с баскетбольный мяч. Колян расширил её ногой так, чтобы пролезала талия, и, переведя дух, торжественно объявил:
– Всё, сматываемся, быстро!
Запрыгнув первым и, убедившись, что всё нормально, Колян позвал Катю, я же исчез в тёмной дыре последним. После кратковременного падения я приземлился на грунт в заветном пространстве, освещаемым лишь лучиком света из нашей бывшей камеры сверху. Колян достал из кармана светодиод, заранее выкрученный им из стенки нашей камеры, и двинулся вперёд. Ведомые скромным белым светодиодным светом, мы побежали трусцой, зная что позади нас скоро будут охранники, а впереди – примерно девятьсот метров до свободы. Минуты через две позади действительно раздался шум и разговоры прыгнувшей в дыру охраны. Мы побежали быстрее, когда позади послышался топот ног наших преследователей. Через несколько минут я ощутил накопившуюся отдышку, но мы пробежали ещё несколько десятков метров, прежде чем я посчитал, что нас от охраны стало разделять приличное расстояние. Ещё через несколько минут я понял, что охрана отстала и предложил сбавить темп для экономии сил. Тяжелее всех дышала Катя. Колян осветил светодиодом окружавшее нас пространство. Свет выловил невзрачные подземные стены, скорее просто земляные своды.
– Всё, двигаемся дальше, если быстро вылезем, то ориентировки на нас ещё не успеют разослать – произнёс Колян, переведя дух.
Мы продолжили бег трусцой, пока в конце не забрезжил дневной свет. Наше трио выбралось на поверхность сквозь открытое канализационное отверстие примерно через час после побега. Здания, откуда мы сбежали, не было видно и было похоже на то, что мы действительно вылезли примерно в километре от него, в по-прежнему незнакомом районе. Колян огляделся и, присев на одно колено, взял комочек земли.
Кто-то алчными ручищами
Самобранку рвёт на скатерти
И опять Россия нищая
Проституткою на паперти – произнёс Колян, потирая земляной комочек, как Рассел Кроу в «Гладиаторе».
– Чё за стихи? – спросила Катя.
– Алексей Порошин, «Где ж ты, Родина» – бросил Колян в горизонт и, отряхнув руки, встал. – Ладно, бывайте! Здесь мы расходимся, берегите себя – объявил нам с Катей Колян и, похлопав по плечу, побежал куда-то туда, где надеялся найти временное пристанище, чтобы скрыться.
Я глубоко вдохнул свежий воздух, ещё несколько секунд провожая Коляна взглядом.
– Что теперь? – спросила Катя.
– Попробую залечь на дно в своей старой однушке – ответил я, пожав плечами. – Адрес прописки у меня пока предыдущий, поэтому скорее всего будут искать по нему.
– А почему «старой однушке»? – субтильно спросила Катя вполголоса.
– Искал дешёвую при покупке. Но не в аварийном состоянии – поведал я и заметил, как Катя просто кивнула в ответ.
– Я сейчас просто не хочу возвращаться к себе на съёмную квартиру, к тому же мне сейчас с квартирантами не повезло, буйные какие-то попались – внезапно призналась Катя.
Я ещё раз огляделся, чтобы удостовериться в отсутствии «хвоста», после чего предложил Кате остаться у меня.
Моя халупа встретила нового жильца вешалкой справа от входа, туалетом слева от него и гостиной с диваном-кроватью, где лежал ноутбук, а рядом — небольшой телевизор. Освежившись и переодевшись, я проспал один час, доверив квартиру новой спутнице.
– Посмотрим что-нибудь? – спросила Катя, когда я проснулся. – Боевики я тоже смотрю...
«Боевики я тоже смотрю» – повторил про себя я Катины слова. Ван-Дамм, Сталлоне, Сигал. Может быть в этом, здесь и сейчас, посреди всего остального, и было наше домашнее эсэнгэшное счастье...
Похожие статьи:
Рассказы → Дети Монтесумы
Статьи → Таежный Китеж-град
Рассказы → Втoржeниe
Статьи → Лишнее поколение
Рассказы → Быстрый Ам
