Очищение (18+)
Утренний город просыпался стремительно. С первыми же лучами солнца в небо повалили густые клубы белоснежного дыма, заволокли покрасневшее солнце в уютный ватный кокон. Упрямые лучи в попытке пробиться наружу окрасили его градиентом сочных оттенков оранжевого и золотого, будто воспламенив разом весь небосвод яростным огнём рассвета. Свет медленно наползал на город, скользил по стёклам и металлу небоскрёбов, по трубам заводов-гигантов, растекался по улицам и переулкам, настойчиво стучался в окна поездов, лизал гудящую паутину сверкающих сталью монорельс. Едва касался покорёженного асфальта, увитого сетью металлических кабелей, вспыхивающих синими искрами оголённой проводки; кончики лучей окунал в маслянистые лужи, мутно поблескивающие в трещинах и рытвинах. Между кабелями аккуратно пробирались небольшие роботы-арахниды, ловко перешагивая на тонких иглоподобных ножках через скопления кабелей, чинили повреждения электрических сетей. Это были единственные создания, ступавшие по самой земле: люди давно уже не опускались ниже второго яруса зданий – там, от небольших лоджий-перронов начинала разветвляться запутанная сеть металлических подвесов и рельс, удерживаемая на весу сложной, но изящной каркасной конструкцией. По монорельсам во всех возможных направлениях утекали небольшие каплевидные автомобили и плавно струились длинные матово серые маглевы, разливая в дрожащем воздухе монотонный гул магнитных подушек и ноющую песнь титановых каркасов. В вагонах было тихо, люди старались не разговаривать, концентрируя своё внимание на встроенных над окнами телеэкранах или собственных планшетах, куда транслировались утренние упражнения для совершенствования когнитивных процессов, после – статьи о новейших разработках в промышленных и научных отраслях, впечатляющие открытия в области медицины или освоении космоса. В качестве перерыва – короткая социальная реклама о вреде эскалации внутренних конфликтов и настойчивые рекомендации вновь посетить своего рефлектатора в центре медико-психологической помощи «Зеркало».
Лу отвела взгляд от экрана и меланхолично уставилась в окно. Встроенный датчик эмоционального состояния мигал тревожной желтой искрой в уголке правого глаза – а может, действительно, пора бы… «Зеркало» − здание лазуритового стекла, плавно возникло из-за скопления жилых ульев-небоскребов во всём своем холодном великолепии. Девушка закинула на спину потертый кожаный рюкзак и вышла из замершего поезда прямо на платформу перед стеклянным сооружением, смутно напоминавшим ей сурового ледяного великана. С мягким шорохом полупрозрачные створки входа отъехали в стороны, раскрывая перед ней пасть, полную белоснежных дверей-клыков. Лу устало выдохнула, шагнув внутрь. В глубине огромного зала по стене вверх и вниз бесшумно скользили капсулы вакуумных лифтов. Стены в центре были украшены аляповатыми абстрактными полотнами, раздражающе насыщенными и несбалансированными, под ними на узких белых экранах лениво текли надписи: слова, складывающиеся в цепочки ассоциаций. «Зеркало» было единственным местом в городе, где ещё можно было увидеть нечто бессистемное и экспрессивное – хотя бы такое подобие на искусство. Прочий же мир без лишних проволочек вычеркнул его из общественной жизни – как пережиток прошлого. Дизайн приёмных казался вульгарным, неуместным, кричащим, но, по сути, в этом и заключалась его основная функция – нагнетать остаточные эмоции, ещё не до конца изъятые у пациентов. Перерыв между процедурами – от пары недель до месяца, в зависимости от того, как сильно нейрофизиологическое воздействие влияло на органику человеческого мозга. В последний раз Лу проходила Очищение три с половиной месяца назад – её психика едва справлялась с мощным напором гормонов и застоявшимся скоплением эмоций. Она проследовала к опустившейся кабинке лифта, стараясь не глядеть на картины и людей, и, оказавшись внутри, закрыла глаза, прижавшись лбом к прохладному толстому стеклу. Спустя несколько мгновений – плавная остановка – на восемьдесят шестом этаже. Девушка ступила на мягкий кремово-жёлтый ковер, в котором её ботинки утопали, словно в растаявшем масле, и, не отрывая угрюмого взгляда от пола, отправилась к кабинету в самом конце коридора. На креслах у стен сидели пациенты в ожидании процедуры. Навстречу ей медленно плыли одетые в бирюзовые халаты санитары, поддерживая под руки пошатывающихся «очищенных».
Дверь кабинета распахнулась, и навстречу Лу неожиданно вышел молодой мужчина. Она едва успела затормозить и протянуть вперед ладони, оттолкнувшись от широкой крепкой груди, чтобы, тем хуже, не влететь лбом в его подбородок. Подняла на него сквозящие недовольством глаза.
− Луиза, − сказал мужчина совершенно бесстрастным голосом, - ты опоздала.
− Я знаю, Янис, − огрызнулась девушка в ответ, и попыталась проскользнуть мимо него в узкий проход, − не задерживай меня здесь ещё дольше.
Янис Озолс, старший ассистент рефлектатора, перехватил её за локоть и быстро оглядел Лу встроенным в зрачки сканером.
− Как сотрудник центра ты в состоянии сама контролировать своё эмоциональное состояние, уровень гормонов, и решать, нуждаешься ли ты в специализированных процедурах, или же рискнёшь проигнорировать тревожные симптомы. Но лично я рекомендовал бы тебе вплотную заняться этим вопросом незамедлительно и освободить мыслительную базу от подобного низменного мусора. Обсуди своё Очищение с Анной, она убедит тебя сделать верный выбор. Это всё, − Янис отпустил её руку и шагнул в сторону, освобождая проход. Луиза быстро юркнула внутрь, переоделась в свежую бледно-салатовую форму и, схватив со стола информационный планшет с анамнезами и очередностью пациентов, вновь направилась в приёмную.
Лица людей были напряженными, глаза беспокойно метались из стороны в сторону, ища в ком-нибудь хотя бы каплю поддержки, но тщетно. Вокруг царило дрожащее безмолвие чрезмерно натянутых гитарных струн, готовых оборваться от малейшего к ним прикосновения. Луиза окликнула молодую женщину, чьё имя стояло вторым в очереди и отвела её в кабинет, чтобы подготовить к Очищению. Пациентка с видным облегчением выдохнула и завела за ухо прядь каштановых волос, приоткрыв блеснувшие холодной сталью круглые ячеистые разъемы на висках. Непроизвольно Лу потянулась к своей голове, кончиками пальцев коснувшись аналогичных имплантов у себя. Кожа вокруг металла отозвалась ноющим зудом. Пациентка скинула туфли и одежду прямо на пол, облачилась в лёгкую просторную рубаху и опустилась в кресло. Её ладони вспотели, и она вытерла их о себя. Наскоро проверив аугментацию женщины портативным сканером на внешние или системные повреждения, Луиза смазала кожу у оснований механизмов прозрачным охлаждающим гелем и подключила в разъемы кисти тонких цветных проводов и трубок. Прежде, чем закрыть ей глаза плотной повязкой со встроенными электродами, ассистентка тихо спросила:
− Как Вы себя чувствуете?
Рассеянный взгляд светло-серых глаз с трудом фокусировался на лице Лу, скользя по её веснушкам и губам.
− Я себя чувствую, − раздосадовано выплюнула пациентка. Луиза понимающе склонила голову.
В ухе раздался тихий щелчок, и нежный, мелодичный голос Анны ласково шепнул: «Милая, проводи ко мне следующего».
Рефлектатор сидела на подоконнике, беззаботно качая в воздухе босыми ступнями, выглядывающими из-под полы её длинного белого платья. Легкий ветерок с задором растрепал её золотистые локоны, вплетя в них утренние солнечные лучи. Большие шоколадного цвета глаза в ореоле светлых ресничек хитро сощурились. Широко улыбнувшись Луизе и получив в ответ лишь кивок и угрюмый взгляд, Анна скривила смешную рожицу. На вид девочке было лет четырнадцать – Лу точно не знала. Рефлектатор следила за тем, как её ассистентка уложила молодую женщину на кушетку, ловко подключила к связками проводов, вьющихся от её висков, сканеры и мониторы; закрепила трубки у основания больших сообщающихся сосудов, которые были частью сложной перегонно-охладительной системы, распустившей свои щупальца-провода и прозрачные силиконовые шланги по всему кабинету. Мониторы загорелись радужными всплесками диаграмм, на экранном полотне заплясали кривые сердечной активности. Личный планшет, лежавший на коленях Анны, отразил трёхмерную церебральную модель мозга пациентки, брызжущую разноцветными вспышками бушующих эмоций. Покачав головой, Анна чуть слышно кашлянула, сменяя тембр и модуляции голоса. «Начнём Очищение», − произнесли её губы сухо, голос стал низким, звенящим нотками холодного металла.
Очищение Лу видела уже тысячу раз. На тысяче первый раз ничего бы не изменилось, поэтому она вышла из кабинета в комнату подготовки и просто рухнула в кресло, закрыв глаза и надавив пальцами на веки так сильно, что под ними во тьме заплясали разноцветные круги. Рефлектаторы – удивительные создания. Возможно, они даже и не были людьми. Их растили изолированно от общества, под покровом строжайшей тайны. Лишь некоторые приближенные к ним сотрудники «Зеркала» знали о том, что они представляют из себя на самом деле. Самую малость. Пациентам не было позволено видеть их, лишь слышать пустой изменённый голос, настраивающий их на рефлексию, подталкивающий в верном направлении, колющий в нужные болевые точки и вытаскивающий на поверхность все их глубоко затаённые желания. Проговаривание вслух своих мыслей облегчало скопление в синапсах и на периферии органических путей точной информации, которую следовало изъять и очистить от эмоционального окраса, откачивая её через вживлённые в голову каждого человека импланты. Оставить лишь голые факты. Очищение – избавление человека от одного из самых разрушительных для его личности пережитков прошлого – от чувств. В среднем, пациент освобождался от всего накопленного за жизнь эмоционального груза за три-четыре года систематических процедур. Первое Очищение следовало пройти в день своего совершеннолетия, и лишь после завершения последнего медицинского предписания, Истинные становились полноправными членами высшего сверхчеловеческого общества: люди кристально чистого и незамутнённого эмоциями интеллекта, двигатели научно-технического прогресса и собственной эволюции. Это было обязательным условием для всего населения. Кроме сотрудников сети «Зеркал» и самих рефлектаторов. Но если Лу или Янис, как ассистенты ведущего специалиста, могли избрать любой вариант: очиститься или же оставить свой мозг вариться в мутном бульоне из гормональных выбросов, Анна такого выбора не имела. Она была рождена, чтобы чувствовать самой и разбираться в сложных и запутанных перипетиях других людей. Поэтому Луиза не могла точно сформулировать свое суждение о рефлектаторах: были ли они высшими, всепонимающими созданиями или же необходимым злом – животными, полными низменных порывов, диктуемых им несколькими железами, спрятанными в глубинах мясных оболочек.
Спустя полчаса как Луиза отвела пациентку к Анне, из кабинета раздался неприятный вибрирующий шум и низкие грудные стоны женщины – начался процесс перегонки очищенной от эмоционального мусора эмульсии и возвращение откачанных данных обратно в мозг. Пришло время и ей вернуться в кабинет.
Анна монотонно бубнила расслабляющие мантры, дрожащие губы женщины беззвучно вторили ей. В дальнем углу комнаты стоял небольшой хромированный столик с высокими изогнутыми ножками и округлым углублением по центру столешницы. В ней покоилась пузатая колба, вполовину наполненная мутной, тёмно-серой жижей. Последние её капли вязко стекали по прикрепленной к её пробке тонкой трубке. Слизь беспокойно тряслась и бурлила внутри сосуда, пуская по бархатистой поверхности язвы пузырей, которые, лопаясь, брызгали на стекло гнойными фонтанчиками. Подойдя к столику, Лу скривилась, глядя на содержимое колбы: сколько отвратительной дряни может носить в себе один человек… И ведь это результат Очищения только за один сеанс! Ассистентке страшно было даже подумать о том, что могла пережить эта молодая женщина с прошлой процедуры (она взглянула на планшет: месяц и четыре дня назад), если в ней накопилось столько гнили. Луиза отсоединила трубку и, обхватив колбу ладонями, собиралась перенести её к небольшому грузовому лифту здесь же рядом, когда голос рефлектатора в ухе задержал её мягким шёпотком: «Оставь, позже я покажу тебе кое-что…» − Анна заговорщически хихикнула. Раздраженно пожав плечами, девушка вернулась к пациентке, отключила от её висков связки разноцветных проводов, вытерла застывшую в разъемах тёмную слизь и помогла ей подняться. Женщину трясло и качало из стороны в сторону при каждом шаге, поэтому Лу обхватила её за талию и крепко прижала к себе, выводя из кабинета. Сзади раздался тихий смех маленькой блондинки.
Под конец рабочего дня руки и плечи Луизы неприятно гудели, спину ломило, а в голове гулял сухой ветер пустошей. Она проводила последнего пациента за дверь приёмной, передав ослабевшего мальчишку в руки Яниса. Мужчина смерил её оценивающим взглядом и кивнул в сторону кабинета рефлектатора. Лу хлопнула дверью перед его красивым бесстрастным лицом и опустилась на пол от усталости. Её ладони были холодными и влажными, пальцы нервно подрагивали. Луиза поспешно вытерла руки о форменные штаны. Она не проходила Очищение уже несколько месяцев. Порой эмоции пьянили и возбуждали, кружили голову… Но чаще давили на нервную систему, психику, не обученную, не приспособленную к восприятию чистых инстинктивных порывов. Радость, восхищение, боль, досада, злость – всё вспыхивало яркими жгучими фейерверками в каждом нейроне, синапсы разрывало от количества бешено поступающей бессистемной информации. Она думала, что выдержит, переживёт, свыкнется – что этот хаос в голове вот-вот стихнет. Но… Луиза заплакала. Решение было таким простым и удобным – стоило лишь открыть дверь, соединить себя и машину внутри в единый организм из плоти, металла и проводов, позволить голосу Анны забраться в её голову, а тонким пальчикам взъерошить тёмные кудри. Очистить свой разум. Оборвать ощущение своей человечности. Оставить лишь осознания её факта, но не всю её чувственную полноту... Выбор не давал ей покоя. Насколько жизнь Лу была бы проще, не работай она в «Зеркале»! Принудительное Очищение, несколько лет систематических процедур – и дорога в светлое, чистое будущее. Без оглядки, без беспрестанно ноющего «а что, если…». Так что же ей теперь…
С тихим шорохом дверь кабинета приоткрылась, Анна зацепилась пальцами за край двери, высунув наружу только светлую макушку и вопросительно приподнятые брови; её хитрые глаза лучились золотистыми угольками на дне чёрных зрачков.
− Луииизааа… − протянула она. – Луиииза, следуй за моим гооолосооом…
И скрылась за дверью. Через несколько секунд появилась снова, недовольно нахмурив брови и скрестив руки на груди.
− Не заставляй меня включать босса, милая. Мне это не по душе. Вставай и иди за мной, − она фыркнула. – Жалкое зрелище.
Лу, пошатываясь, поднялась. Раздраженно поджала губы. Всегда беспрекословно слушаться своего рефлектатора – первое негласное правило ассистентов. В кабинете она подошла к колбе, которая так и осталась стоять там ещё с утреннего приёма. Анна сказала забрать её и, обхватив ладонями холодные округлые бока сосуда, девушка потащилась вслед за маленькой блондинкой к лифту. Напевая себе под нос какой-то весёлый мотивчик, она задорно подпрыгивала и кружилась на месте, рассыпая по плечам свои солнечные кудряшки, дожидаясь свою помощницу у распахнутых стеклянных дверей. Лу нарочно отвела взгляд, стараясь не смотреть на Анну: это её показное веселье, веселье вообще, в принципе, было досадливо неприятно и неуместно. С самого раннего возраста Луизу и всех остальных детей учили дифференциации и контролю эмоций, после – их анализу, рефлексии… Каждую свою эмоцию, чувство, желание они осознавали, постигали, находили им причину – и это лишало даже минимальную мимическую демонстрацию всякого смысла. И в Анне она не понимала, просто не признавала рациональность подобного вычурного поведения. Сверху накладывалась пелена собственных бесконтрольно текучих чувств. Странно было думать, что полжизни проведя в обучении подавлению эмоций, после первой же процедуры Очищения людям напрочь срывало эту маску бесстрастности – всё, что копилось в душе, начинало хлестать наружу, словно из прорвавшей канализационной трубы. Для того Очищение и следовало повторять раз за разом, откачивая всю грязь. Лу почти позволила своей душе утонуть в липком болоте отходов своей же лимбической системы. Но всё ещё колебалась между возможностью выплыть самостоятельно или осушить грязь и остаться на дне пустого резервуара.
Анна с интересом смотрела на неё своими тёплыми карими глазами. На её лице играла озорная усмешка, но на дне зрачков затаилось напряженное, хищное ожидание. Лу почти физически ощущала, как невидимые лучи встроенных в эти глаза сканеров насквозь пронизывали её мозг и тело. Она вошла в лифт, прижимая к груди колбу, внутри которой всё так же бурлила мутная жижа. Анна в припрыжку вбежала за ней. Из тени у стены вынырнул тёмный силуэт и быстрыми шагами проследовал к стеклянной двери. Как только Янис Озолс шагнул внутрь, лифт тронулся с места.
По инструкции, отходы после Очищения следовало уничтожить. «16-й этаж, лабор…» − проговорила она часть пункта назначения, но Янис прервал её, подняв ладонь, и затем вызвал на стеклянной стене лифта электронную панель, быстро ввёл в пустые ячейки ряды, казалось, беспорядочных чисел. Капсула опустилась до нижнего яруса Центра, но продолжила двигаться, нырнула под землю, в тёмный металлический туннель. Озолс молчал. Лицо Анны стало небывало серьёзным.
− Куда мы направляемся? – Лу тревожно переводила взгляд с рефлектатора на мужчину-ассистента и обратно. Янис склонил голову на бок, внимательно разглядывая беспокойное лицо девушки.
− В Лабораторию, − бросил он просто.
− Не стоит волноваться, милая, − заверила её Анна. – С тобой ничего не случится. Пришло время открыть тебе ещё одну крохотную деталь того, в чём заключается наша работа. Ты будешь… удивлена. Ещё несколько минут, и ты всё узнаешь.
− Но почему сейчас? – руки Лу крепче сжали колбу. По лицу рефлектатора вновь расплылась ехидная усмешка.
− А почему бы и нет.
Лифт вздрогнул, наконец остановившись. Капсула раскрылась, и поток тёплого воздуха белым паром вырвался в холодный сумрак подземной лаборатории. Лу поёжилась и осмотрелась: зал, в котором они оказались, был огромен. С высокого потолка жадно цедили свет плоские круглые лампы. Их блеклые лучи размазывались по стенам едва заметными светлыми разводами. По полу скользнула позёмка – потревоженные осколки инея, отломившиеся от своих белоснежных гнёзд, что, словно лишайник, покрывали стенки многочисленных цилиндрических емкостей, чьи ровные колонны тянулись далеко во тьму, пока хватало взгляда, чтобы смотреть туда, в другой конец лаборатории. По полу вились металлические тела огромных кабелей, жирно блестели стенки толстых шлангов в мутном сиянии, исходившем от подсвеченной густой жидкости в сосудах. Внутри этих огромных колб, подвешенные на качелях из органических и синтетических кишок, качались плотные сгустки пластичной ониксово-чёрной биомассы. Комки лениво подёргивались, выпускали по своей поверхности дрожащие волны неизвестного вещества, вздувались десятками опухолей, которые разрастались прямо на глазах и словно бы дышали, вытягивая из жидкости крупные воздушные пузыри.
− Эти ещё совсем крохи, − с показной любовью проворковала Анна, − нам нужно пройти дальше. Там всё станет… прозрачнее.
Чем глубже в недра стеклянного леса продвигались люди, тем отчетливее были заметны различия в содержимом колб. Масса внутри увеличивалась, светлела, сквозь полупрозрачную плёнку, тончайшей кожицей обволакивающую волнующуюся плоть, проглядывали едва начавшие формироваться косточки и внутренние органы. Они плавали в красновато-буром желе, перекатываясь из одного вздутого пузыря на поверхности комка в другой. После, в следующих сосудах начали появляться телесно-розовые тельца, отрастившие несколько подвижных извивающихся щупалец. Из центра одного из мясистых кусков выплыл огромный глаз. Капилляры на белке полопались алой россыпью, око выглядело больным и слезящимся, покрытым желтоватой слизью. Существо в колбе пристально взглянуло на посетителей, а потом спрятало глаз в складках рыхлой плоти и свернулось словно бы в клубок, обхватив себя тонкими пупырчатыми конечностями. Луиза зажала рот от отвращения и, ненароком споткнувшись об один из толстых кабелей, вьющихся на полу, едва не выронила банку, которую всё ещё крепко прижимала к себе одной рукой. Янис успел подхватить её за плечи, удержав от падения. Девушка зыркнула на него исподлобья, но всё же благодарно кивнула; мужчина забрал сосуд у неё из ладоней.
− Твоя немотивированная агрессия в мою сторону несколько озадачивает, - тихо проговорил он, наклонившись к её лицу. – Гормональные бури мешают тебе мыслить здраво и вести себя достойно, соответственно твоему статусу. Почему ты всё ещё откладываешь Очищение?
Индикатор стресса в уголке глаза Лу беспокойно замигал красным.
− А ты был бы и рад, если бы все вокруг превратились в таких же холодных и бесчувственных кальмаров, как ты, − прошипела она в ответ. – Неужели так лучше: лишиться всего, что делает тебя счастливым, заставляет переживать весь спектр ярких эмоций? Отказаться от своей человечности?
− Пустое. Я не стану вступать с тобой в эту взбалмошную полемику. Мои взгляды полностью совпадают с доктринами нашего времени. Человечность есть интеллектуальная эволюция, торжество чистого разума над всем плотским и духовным. Не понимаю твоего стремления регрессировать до уровня лабораторных приматов…
Лу схватила его за рукав халата, сжав в пальцах плотную синтетическую материю.
− И ты никогда не задумывался о нас, о том, что могло?..
− Гхм! – выразительно кашлянула Анна. Мгновенно отшатнувшись от мужчины, Лу уставилась в пол, лишь бы снова не скользить взглядом по отвратительному содержимому огромных колб или по девочке-рефлектатору и её старшему ассистенту. Анна раздраженно скрестила руки на груди, светлые брови иронично изогнулись. – Поверить не могу, что слышу в своем святая святых подобную чушь. Оглянись, милая, где ты, по-твоему, находишься? Это наш сад, наш улей, наши дети… Триумф антропологического прогресса! Наверху царит светило человеческого разума, а здесь, под землёй, мы, рефлектаторы, собираем и взращиваем легион извлеченных звериных инстинктов и низменных пороков. Расчищаем путь для открытий и свершений, утопая в отходах гормональных нечистот. Но все они здесь, внутри, надежно заперты и заботливо сохранены… А ты изливаешь свою эмоциональную рвоту прямо на пол. Отвратительно.
− Что всё это значит? – опомнилась девушка. Она огляделась по сторонам – отовсюду на неё взирали отвратительные бесформенные существа, мясистые, многоглазые, обсыпанные водянистыми опухолями и гнилостными язвами. Они плавно покачивались в густом органическом бульоне, подвешенные на витых лианах из скользких розовых пуповин и проводов. Луизу перекосило от отвращения, к горлу подкатил тугой колючий комок.
− Всё это, милая, те самые внутренние демоны, на которых так любили ссылаться люди прошлого. Страхи, боль, зависть, ненависть, ревность, похоть… Все, якобы, худшие человеческие качества, облаченные в плоть. Трудно поверить, что в каждом из вас, неочищенных, живет настолько отвратительное чудовище, не правда ли? Однако, это так, − рефлектатор пальцем поманила к себе Яниса, проказливо подмигнув ему. Тот подошел к одному из сосудов и установил в углубление на панели рядом с ним свою ношу. Колба быстро опустела – толстый шланг, подсоединенный к донышку, в мгновение ока высосал из неё всю черную слизь до последней капли, и она потекла по трубкам внутри цилиндра, небольшими порциями вкачивая жижу прямо в плоть уродливого создания. Поверхность его тела вздулась и потемнела от расползшейся во все стороны пульсирующей паутины вен. Существо задрожало, затряслось и, выпустив из рыхлых складок короткие толстые отростки, покрытые россыпью водянистых глаз и красных воспаленных ртов, заколотило ими по прозрачным стенкам. Пасти широко раскрывались, и из них вываливались распухшие, покрытые белым налётом языки. Чудовище словно бы кричало от невыносимой боли, но из-за толстого стекла наружу не просачивалось ни звука. Трогательно прижав свои маленькие ладони к поверхности сосуда, Анна любовно взглянула на его обитателя, а потом улыбнулась Луизе. – В нём так много отчаяния, так много боли… Как и в тебе. Отдай мне её, Лу. Я найду твоим чувствам лучшее применение, чем просто рассеивать их в воздухе, в пустоте. В мире, где они больше никому не нужны.
− Зачем вы делаете это… этих монстров? – девушка сдавленно вздохнула и попятилась назад, с единственным желанием оказаться как можно дальше, выйти из предела досягаемости обманчиво тёплых карих глаз и нежного переливчатого голоска белокурой дьяволицы.
− Мы? Отнюдь! – возмутилась Анна, резко повернувшись к ней и капризно топнув ножкой. – Вы, люди, на протяжении тысячелетий своего существования так и не научились уживаться друг с другом в гармонии. Позволяли брать над собой верх простейшим эмоциям, обманывали себя и других, придумывая самые нелепые политические и духовные оправдания своим эмоциям. Вам обязательна нужна была какая-то высшая причина, чтобы подпитывать свои страсти и ненависть, отдавать своих братьев и сестёр на съедение пантеону чувственных зверей. А ведь они были призваны всего-навсего химией ваших собственных тел! Никаких божественных целей! Лишь внутренняя секреция! Вы сами придали безвредным веществам вот этот вид, − она развела руками, будто пытаясь охватить в объятия всех существ в лаборатории. – Именно вы извратили изначальную природу своих чувств. Они должны были лишь слегка подталкивать вас, пока люди взбирались бы ступень за ступенью по эволюционной лестнице, но вы отдали им бразды правления над своим разумом. Развитие растянулось на века! Будь благословенен тот день, когда был открыт способ заблокировать вашу возможность чувствовать, лишить человеческий организм типичных эмоциональных реакций, изолировав первоначальные клетки-мишени и перенаправив гормональный поток на стимуляцию ментальной активности. Осталось лишь немного доработать и ввести повсеместный процесс Очищения с самого младенчества, − она зажмурилась от предвкушения. − Создавать Истинных людей с самого начала, а не разгребать горы собранного за восемнадцать лет психологического мусора. И откачивать первичные незамутненные эмоции... обращая их в нечто совершенно прекрасное! А вы… вы пока что не достойны их. Возможно, когда-нибудь станете. И мы, рефлектаторы, сохраним их до той поры. И вернём в мир.
Луиза отступала, пока не натолкнулась спиной на пушистую от наросшего инея стену стеклянной клетки, её глаза расширились от ужаса, и она неуклюже отшатнулась от сгустка плоти, покачивающегося там в мутной белесой жиже.
− Выпустите этих чудовищ на свободу? Ты с ума сошла?!
Скрестив руки на груди, Янис хмыкнул.
− Какая типичная реакция. Удивительно – ни единого случая отступления от данного поведенческого паттерна.
− Нет, удивительно то, что ты до сих пор ведешь счёт и ожидаешь каких-то изменений в стандартной схеме, хотя очевидно, что возможные статистические отклонения мизерны, − нахмурилась Анна, бросив на него раздосадованный взгляд, а потом вновь вернулась к Лу, усмехнулась. – Нет, я не сошла с ума. Просто я оптимистка и верю в человечество – когда-нибудь вы научитесь жить в мире и согласии с порождениями собственной лимбической системы. А пока что давай избавим тебя от них – жизнь сразу станет осознаннее и проще.
Лу замотала головой, тряхнув тёмными локонами так резко, что они хлестнули её по щеке и шее, оставив за собой розовый, слегка опухший след.
− У меня есть право выбирать, что делать со своим разумом и чувствами!
− Я надеялась, что до этого не дойдет, − вздохнула Анна. – Выбор для человеческих существ, на самом деле, почти никогда и не существовал. Вам, ассистентам в «Зеркале», было позволено думать обратное, чтобы после вы принимали именно те решения, которые от вас требуются – это разумно, знаешь. Тогда выбор не приносил никаких неудобных последствий, и все были бы…хм, счастливы. Но ведь всегда должен найтись кто-то, кто начнет бунтовать и попытается прорваться сквозь барьеры системы, как ты сейчас. О чём ты думаешь? − девочка вытаращила глаза в притворном ужасе. − Как остановить нас и уничтожить лабораторию со всеми драгоценными образцами? Боюсь показаться излишне претенциозной, но я не позволю тебе этого, − она пожала плечами, и легкая улыбка тронула её губы. – Тебе в любом случае придется пройти Очищение… Но это слишком долгий процесс, а я не могу выпустить тебя отсюда, ты же понимаешь…
Луиза не заметила, как рядом с ней, словно из ниоткуда, появился Янис. Мужчина перехватил её за плечи, плотно прижав руки к телу. Он уткнулся губами ей в макушку и прошептал: «Всё будет в порядке, не бойся». Луиза, зарычав, попыталась вырваться из его жесткого захвата.
− Мне придется ускорить процесс, и, скажу я тебе, даже для меня это не очень приятно, − тонкие пальчики Анны медленно расстегивали кнопки на платье, начиная от высокого ворота и до талии. Потом оно с мягким шорохом скользнула на пол, обнажив тело девочки, окунув его в мутно-зеленоватый свет, излучаемый подсветкой внутри каждой огромной колбы. И тут Луиза закричала. Под тонкой девичьей шейкой расплывалось обрюзгшее синеватое тело, покрытое тысячами тонких отростков. Они извивались, словно черви, расправляя свои тельца после тесного плена ткани. Из солнечного сплетения выходили четыре механо-органических дендрита, чьи тела были сплетены из трубок и проводов, перемежающихся связками из влажных красных мышц и блестящих плёнок. Лениво раскрутившись из тугих пружин, обвернувших живот и ноги рефлектатора, они взвились вверх и уставились на Лу полыми глазницами соединенных с трубками игл, словно готовящиеся к нападению змеи. Анна направилась к ней, чуть склонив голову на бок в сочувственном жесте: − Прости, милая, будет больно. Очень больно.
Дендриты метнулись вперед, впившись металлическими жалами в разъемы на висках девушки. Рефлектатор обхватила ладонями её голову, заставив смотреть себе в прямо глаза. Все импланты в теле Луизы воспротивились столь грубому вторжению, миловидное лицо девочки почти потонуло в ярких желто-красных мерцаниях индикаторов в её зрачках, в разных направлениях бешено понеслись бегущие строки из цифр и знаков, сливаясь в прерывистые оранжевые полосы. Тело затрясло в конвульсиях, ноги подкосились, но Янис всё ещё крепко держал её в своих руках, не позволяя вырваться и упасть на пол. Разум заволокло темной пеленой, а оттуда невидимые чудовища кололи, кусали, рвали на куски когтями её сознание, воспоминания, желания, чувства… Из разъемов на висках по щекам потекли липкие горячие струйки вещества, которые трубки не успевали высасывать из её мозга. Дрожь пробежала по лицу Анны, судорожно сокращая её мышцы, отчего веки и губы рефлектатора мелко задергались. Её живот стремительно распухал, под полупрозрачной кожей по венам заструились ручейки черной слизи. Она мучительно застонала, и из раскрывшихся губ брызнула та же чёрная субстанция, от которой очищался разум Лу.
Девушка кричала и кричала от боли и ужаса, пока её голос не сорвался, а из горла не стал доноситься лишь хриплый рык. Она не знала, сколько времени прошло – эта пытка казалась бесконечной, и всё же страх постепенно растворился, последние его крупицы вытекали из неё, и в голове, наконец, воцарились пустота и бесконечное спокойствие. «Луиза, − прошептал Янис, сжимая её плечи, − уже почти конец». Она едва ощутимо кивнула.
Светлые ресницы Анны сомкнулись и почернели, когда из её глаз пробили путь наружу жгучие ониксовые ручейки. Кожа на щеках задымилась и покраснела. Рефлектатор замотала головой из стороны в сторону, будто стряхивая с себя внезапно накатившую сонливость, заскрежетала зубами. Зрачки под веками судорожно заметались. Пальцы свело судорогой, и они сильно впились в лицо Лу, оставив на нём тёмные пятна и тонкие багровые полумесяцы – оттиски кончиков ногтей. И вдруг Анна неподвижно замерла. Её рот начал медленно раскрываться. Из горла показался ещё один толстый дендрит, с разветвленной системой трубок и игл на конце. Он лениво пополз к Луизе, ревниво выискивая не занятые кабелями ячейки имплантов на её висках, иглы же молниеносно вонзились прямо в подернутые пеленой глаза и кожу вокруг механизмов. Вверх по трубкам устремилась очищенная от эмоциональной грязи прозрачная эссенция, вливаясь напрямую в мозговое вещество и рассеиваясь там, впитанная клетками; энергетическими импульсами побежала по нейронам и синапсам, оживляя осушенный процедурой мозг. Лу вновь скрутила невыносимая боль, и сознание, наконец, милостиво отключилось, подарив ей блаженное беспамятство.
Девушка очнулась на кушетке в кабинете Анны. Сама рефлектатор, забравшись на свой стол, критически разглядывала в зеркале бороздки ожогов на щеках и сильно покрасневшие глаза. Губы неровно опухли и потрескались. Рядом с ней в кресле сидел Янис Озолс, временами поднимая взгляд от информационного планшета, отслеживающего жизненные показатели девушки, чтобы оценить внешние проявления её состояния. Когда она открыла глаза, он отложил планшет в сторону и подошел к ней, присев на край кушетки.
− Как ты себя чувствуешь?
Луиза сверилась с показателями собственных внутренних сканеров.
− Тело всё ещё ослаблено и не способно функционировать должным образом; восприятие, когнитивные функции и память практически в норме.
− Он не это имеет в виду, милая, − вклинилась маленькая блондинка.
Прохладные пальцы Лу потянулись к вискам, растирая воспаленную зудящую кожу вокруг имплантов. Она прислушалась к себе: не раздается ли где-то на задворках сознания отголоски былых эмоциональных бурь. Ничего. В зрачках бледным синим цветом светились индикаторы, подтверждая чистоту разума.
− Я себя не чувствую.
Анна удовлетворённо улыбнулась.
− Добро пожаловать, Истинная.
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |