Обратный поезд

Вчера ночью прогрохотали мимо нас еще два состава.

Сегодня ночью прогрохотали три состава.

Днем составов не было. Вообще дня у нас не было.

Ночи, как таковой, правда, тоже не было. С востока мерцали предрассветные сумерки, на западе чернела глубокая густая ночь, ее можно было есть ложкой.

Ночью проехали три состава. Я выходил из домика, ждал, когда поезд остановится на развилке. Спрашивал усталого машиниста:

— Вверх или вниз?

Первый машинист, тощий, с горящими глазами, ответил:

— Вверх.

Я перевел стрелку на путь, который шел под горку вверх, поезд умчался в темноту, где на горизонте мерцали проблески голубоватого сияния.

Ближе к полуночи подкатил еще один поезд. Я даже задремал к тому времени, машинисту пришлось будить меня.

— А… чего такое?

— Стрелку-то переведи, мил человек.

— А вам куда?

Смотрел на него, не верил себе. Первый раз видел, чтобы человек просил перевести стрелку вниз. Обычно наоборот норовят как-нибудь вверх проскочить, под шумок, исподтишка…

— Вверх.

— Так и стоит стрелка наверх, чего спать-то не даете! – я показал на путь, уходящий вверх под горку, — езжайте не хочу…

Мимо меня прогрохотал состав. Почти пустой. Они всегда идут почти пустые, те, которые наверх. Я заглядывал в окна, видел каких-то сестер милосердия, борцов за мир, спасателей кого-то откуда-то, обгоревшего пожарника.

Состав исчез в темноте.

Часа через три проехал третий состав, этот даже не остановился, только чуть замедлил ход. Я кивнул машинисту, что, наверх? Он кивнул в ответ, наверх, наверх, будь спок.

Тут же у меня в кармане заверещал телефон. Звонок от шефа не предвещал ничего хорошего.

— Алло…

— Ты что делаешь-то, тебе жить надоело, или как?

— А… что?

— А то! Ты у него документы смотрел?

— А… вниз надо было?

— Ясен пень вниз, какого ж черта ты его наверх-то погнал? Давай назад!

Делаю машинисту отчаянные знаки, он делает вид, что не видит. Бросаюсь в домик, перекрываю шлагбаум где-то там, наверху…

Состав грохочет назад… бросаюсь чуть ли не под колеса, перевожу стрелку, машинист гонит вперед, как будто хочет в отместку переехать меня самого.

Поезд уносится вниз под горку, в темноту ночи, где далеко-далеко внизу мерцают красные всполохи. По-привычке заглядываю в окна, какие-то банкиры, менеджеры, женщины с оголенными плечами… Кто-то еще пытается веселиться, звенят бокалы, кто-то лежит на койке, беззвучно всхлипывает…

Отворачиваюсь.

У них своя жизнь, у меня своя.

Поезда ходят нечасто. Ну, то есть, когда как. Если война какая или чума, тогда, конечно, только успевай принимать, да еще и думай, как бы самому чего-нибудь не подцепить. Правда, хозяин, который в телефоне, сказал, что я ничего не подцеплю, мне нельзя.

А мало ли…

А в остальное время можно сидеть в домике, слушать, как плачет метель. Читать книги. Смотреть телевизор, благо, у меня все при всем, последние достижения науки и техники…

Грохочет состав. Выхожу из домика, смотрю на полные вагоны, ну-у, это вниз, вверх полными вагонами не едут… Прислушиваюсь к обрывкам фраз, квакающих, лающих, англичане, что ли, да нет, америкосы, вон, расселись, смотрят на меня, как на диковинное насекомое, сидят так, будто уже весь мир завоевали…

Ну, погодите уже, устрою я  вам…

Перевожу стрелку вниз. Здоровяк машинист бежит ко мне, машет руками. Это что-то новенькое, как-то кулаками со мной проблемы еще решать не пытались…

— О, нет, нет, сэр, вы ошиблись… мы должны ехать наверх.

Фыркаю. Так я тебе и поверю, да чтобы вся эта орда завоевателей мира поперлась наверх… да не бывать этому…

Качаю головой. Неужели придется драться, да нет, быть не может, у них на этот случай что-нибудь предусмотрено…

Тут…

На полустанке…

— Взгляните, сэр…

Смотрю на помятый документ в руках машиниста, гамбургеры он туда, что ли, заворачивал… не сразу понимаю, но вот, блин, точно… наверх…

Покорно перевожу стрелку. Как бы не фальшивый документ… а нет, водяные знаки, все при всем…

Грохочет мимо состав. Люди, люди, люди. Мужчины, женщины, молодые еще, это плохой знак, если все молодые едут, война, что ли… да нет, тут и женщины…

— А что случилось-то? – кричу в окна.

Люди отмахиваются, кто-то отвечает что-то, но слишком неразборчиво, не успеваю понять.

Состав набирает скорость, исчезает в темноте.

Иду в избушку, от нечего делать включаю экран, в эфире новости, с вами… тьфу, блин, опять начнется, пенсии отменили, зарплаты урезали, цены задрали до небес…

— …сегодня 11 сентября в восемь-сорок-шесть по местному времени самолет…

Смотрю на черный дым. Во, блин…

А?

Я как сюда попал?

От поезда отбился.

Нет, я серьезно. У меня это в крови, на каждой станции выходить. Сколько раз от поездов отставал, только мне что в лоб, что по лбу. Вот и здесь тоже. Когда сердце прихватило, в поезде этом оказался… еще орал, а где мое тело, тело потерял… а все хохотали, на хрена оно тебе, ишь, спохватился, при жизни-то не больно его жаловал…

Ну вот.

На полустанке состав притормозил, вот я и вышел. Хорошо здесь, снег, и небо беззвездное, и только по пустоте парят высоко-высоко синие треугольники…

Вот пока то, да се, поезд уехал.

Я остался.

Стрелочником.

Иногда из вагонов выбирались люди. Умоляли спрятать их где-нибудь. что странно, сбежать норовили даже из тех составов, которые шли наверх. Я прятал людей в домике, просто так, знал, что они бесследно исчезнут.

— …вы понимаете, я для них все… все… а они со мной как поступили… вы видели… вы бы видели…

— Да, да, видел по телевизору… ужасно…

Кланяюсь господину Кадаффи, или как его велено звать-величать, товарищ Кадаффи… Кивком головы показываю, что пора бы уже в вагон, и счастливого пути…

Пару раз видел самолеты. Там, высоко. Нет, не наши боинги и конкорды, а какие-то синие, треугольные самолеты, бесшумно летящие из ниоткуда-то в никуда-то. Пару раз спрашивал у начальника, что там летает, пару раз не получал ответа.

Перевожу стрелку. Смотрю, как мимо грохочет бронированный состав, вагоны, украшенные бархатными креслами, позолоченными люстрами, накрахмаленные скатерти, серебро…

Вижу одного-единственного человека, который едет в поезде, на мгновение встречаюсь взглядом с его узкими глазами, он поднимает руку в знак приветствия.

Почему-то все жду, что от поезда отстанет какая-нибудь женщина. Вот так. Просто. И не будет знать, куда ей идти. А я ей скажу, что у меня дом есть. И горячий чай. И чего покрепче.

…подскакиваю на кровати, слушаю грохот поезда за окнами. Во, блин, я даже не помню, куда стрелку в последний раз переводил, вверх или вниз, а то ведь так недолго и…

Выбегаю на улицу, готовый заорать стой-стой-стой – и опустить шлагбаум.

Смотрю.

С ума я сошел, что ли…

Очень похоже.

Нет, никакой ошибки. Состав грохочет с запада на восток. Еще не понимаю, как это может быть, может, ошибся, сейчас развернется… нет, едет, едет с запада на восток.

Смотрю на людей в вагонах, мужчины, женщины, дети, худые, ободранные, иссеченные плетьми, это снизу. Да тут и верхние есть, вот они, в ярких одеждах, поят людей снизу живой водой, кормят плодами с древа познания…

Хочу крикнуть им что-нибудь, сам не знаю, что. сухонькая старушка у окна видит меня, прикладывает палец к губам.

Той же ночью с запада на восток прогрохотало еще два состава. Поменьше.

— Что-нибудь нужно? – спрашивает хозяин в телефоне.

— А… да нет, вроде все есть.

Вот именно, что вроде. Как всегда помнил-помнил, что хотел, как всегда забыл-забыл.

— Все в порядке?

— А… да.

— Точно?

Холодеет спина. Кажется, он знает. Кажется, он проверяет меня…

— А… да.

— Ну, хорошо, если что, звони.

Кажется, он не просек. Кто его знает…

Думаю про поезда. А что тут думать, я про них ничего не знаю.

Правда, сегодня краем уха слышал по радио, столкнулись два поезда, но так и не разобрал, где это случилось, там или здесь…

                                                         2013 г.