Обратно в рассвет
на личной
Пожилой профессор задумчиво помешивал капучино в кофейне. В натёртой до зеркального блеска посеребрённой чайной ложке, слегка позвякивавшей от помешивания, отражался почти весь интерьер. С разных направлений то и дело доносились отдалённые разговоры немногочисленных посетителей заведения. Забавно, подумал профессор. Сколько раз он был в этой кофейне? Прежде ни одного, хотя и выпил в общей сложности сотни чашек кофе.
– Вы читаете лекции примерно одной сложности? – ненавязчиво продолжила разговор девушка напротив, одна из тех, которым профессор читал лекции о теории относительности и квантовой механике.
– В основном – да, но есть группа, слушающая квантовую механику.
– Никак не могу её понять. Парадокс кота Шрёдингера и всё такое – усмехнулась девушка.
– Эйнштейн тоже был с ней не в ладах, поэтому столько времени не удавалось объединить теорию относительности и квантовую механику – почти моментально ответил профессор и девушка хмыкнула, вновь слегка улыбнувшись.
Образовавшаяся от помешивания миниатюрная воронка в чашке оказывала при неотрывном взгляде лёгкое гипнотическое воздействие. Всё вроде бы было так, как прежде и в то же время не так. Главное – не перейти на обычный кофе при старческой бессонице, подумал профессор. Он поймал себя на мысли, что, хотя руки уже давно покрылись морщинами, болезнь Паркинсона ещё не наступила. Может всё жё она обойдёт его стороной? Профессор вспомнил, как в своё время настоял на том, чтобы в его классе вместо интерактивной голографической доски стояла традиционная чёрная с кусками белого и цветного мела. Частично – ностальгия, частично – поддержание рук в форме вместо тыканья пальцами по голографическим указателям. Но только память казалась такой же, как и лет шестьдесят назад – мгновенной, фотографической, объемлющей. Видимо, именно физические формулы и математические расчёты не давали ей состарится. Выведенные мелом на доске, формулы релятивистской физики раз за разом казались профессору рисунками Леонардо да Винчи или нотами большой симфонии. В голове заискрилось воспоминание, затмившее все прочие воспоминания.
Отряхнув ложку от капелек, профессор отложил её в сторону и сделал маленький глоток. Задумчивый вдох захватил субтильный аромат капучино из чашки, но в самом заведении не пахло кофе, разве что в непосредственной близости от баристы.
– Прошло уже три года, а мне кажется, что это было позавчера, Кэтрин – произнёс профессор, уловив взгляд зелёных глаз собеседницы. – Меня пару раз спрашивали журналисты, что испытал тогда наш исследовательский коллектив, открыв обратимость вектора гравитации. Я ответил, что сначала это как если бы ты осознал, что два плюс два может ещё равняться двадцати двум. А потом, по мере проверки всех выведенных формул, это как если бы всё дальше уходить в заколдованный лес, где красное означает синее, а верх означает низ.
– Да, я читала – сказала Кэтрин после короткой паузы. – Помню, когда передали по новостям, я подумала, что это какая-та «утка» или неудачный розыгрыш. Потом уже стали приглашать бесчисленных учёных-комментаторов на разные каналы. Это – действительно так, как объясняют, мистер Ларк?
Профессор вновь взглянул на девушку из своей аудитории и заметил в её глазах непогасший огонёк интереса.
– Научно-популярные объяснения почти всегда прибегают к упрощениям, но в данном случае мы, видимо, действительно имеем дело с фактической машиной времени – неспеша ответил Ларк. Ему показалось, что пытливый взгляд девушки замечает каждую морщинку на его лице, словно собеседница смотрела на оракула или культовую статую. – Формально теория относительности не запрещает путешествий во времени. Например, мы видим Солнце таким, каким оно было восемь минут назад, потому что свету нужно время, чтобы достигнуть Земли. Но дело обстоит гораздо сложнее, если речь идёт о путешествии в прошлое на самой Земле. Почти все учёные считали это гиблым делом и я не был исключением. Проблема в том, что в теории относительности время – это зачастую только то, что показывают часы наблюдателя, несмотря на понятие пространства-времени. Даже в обычной жизни время для нас в основном лишь условность. Человек исторически пользовался разным времяисчислением и может сделать так, чтобы после воскресенья, например, была суббота, а в одном часе было бы двести минут. Но это не изменит скорость и направленность процессов окружающего мира – старение организма, износ механизмов, сгорание бензина в автомобиле, эрозию почвы, смерть. Эйнштейновское замедление или ускорение времени под действием гравитации тоже объективно не влияет на скорость и направленность процессов окружающего мира. – Ларк сделал несколько глотков капучино. Возможно, подумал он, если одолеет Паркинсон, то стоит положить на блюдце салфетку, чтобы не позвякивала чашка. – Открытие гравитонов, предсказанных ещё в тридцатых годах двадцатого века, конечно ошеломляет, только после этого мы обнаружили обратимость гравитации и поняли, с какой физикой имеем дело. Местное изменение направленности очень мощной гравитации, её вектора, приводит примерно к этому. – Ларк прижал друг к другу две салфетки и, уперев их края о большой палец, слегка надавил указательным пальцем на верхний край. Одна из салфеток прогнулась назад. – Выбранный участок пространства-времени настоящего начинает уходить обратно, в прошлое, и чем сильнее гравитация, тем быстрее.
– То есть мы всё-таки живём не в трёхмерном евклидовом пространстве, а в пространстве Минковского, где четвёртое измерение – время? – спросила Кэтрин.
– Пространство Минковского не учитывает искривляющее воздействие гравитации на структуру пространства-времени – ответил Ларк, заметив, как девушка участливо подпёрла рукой подбородок. – Поэтому лучше говорить о так называемом лоренцовом многообразии – аналоге пространства Минковского, учитывающим влияние гравитации. Для обывателя это неочевидно, потому что он видит только длину, ширину и высоту, но всё указывает на то, что наш мир – это именно четырёхмерное лоренцово многообразие.
Кэтрин на несколько секунд словно задумалась и, убрав подпиравшую подбородок руку, поправила длинные прямые волосы.
– И что можно увидеть при местной инверсии пространства-времени? Как годы и века будут буквально проноситься назад? – спросила она.
Ларк заметил в глазах девушки почти детскую увлечённость, которую он давно не замечал у слушателей на научных чтениях. Сделав ещё несколько глотков капучино, он посмотрел направо, в большое панорамное окно, выходящее на улицу. Видимо, именно так рождаются новые идеи в физике, подумал про себя Ларк, из обычного, детского интереса. Не было бы теории относительности, если бы Эйнштейн не представил себе, что будет, если, как в сказке, полететь на световом луче. Ларк заметил, как за окном была по-прежнему хорошая погода, хотя синоптики обещали дождь. Солнце, впрочем, то и дело скрывалось за осенними облаками при лёгком ветерке, который выдавал какой-то развивающийся флажок возле кофейни. Кэтрин, по-видимому, не ждала быстрого ответа, но Ларк вскоре повернулся в её сторону.
– Пока мы точно не знаем – произнёс Ларк, выпив ещё немного капучино. – Двадцатого сентября в подземной лаборатории ЦЕРН планируется эксперимент по изменению гравитационного вектора – добавил он после небольшой паузы. – Будут в основном только учёные, но, если хочешь, я могу оформить тебе пропуск.
Кэтрин облокотилась обеими руками о стол и в её взгляде Ларк уловил удивление, смешанное с неподдельным интересом, от которых глаза девушки будто переливались всеми оттенками зелёного.
– Буду очень признательна, мистер Ларк! Я никогда и не ожидала, что вообще доживу до таких открытий!
Лицо Кэтрин стало выражать больше, чем она могла сказать, и профессор слегка улыбнулся.
– Хорошо, Кэт, я дам тебе знать послезавтра.
Кэтрин кивнула и, проверив свою сумку, встала из-за столика.
– Ладно, мне пора. Спасибо за эту случайную встречу в кафе.
– Мир тесен. Особенно в пределах одного города – ответил Ларк, слегка пожав плечами.
Кэтрин в последний раз улыбнулась и, задвинув за собой стул, направилась к выходу. Ларк взглянул в свою чашку и несколькими неспешными глотками допил оставшееся капучино. Профессор поймал себя на мысли, что так же, как и в самолёте, предпочитает место у окна, даже если бы по то сторону глазели на него. Возникшая словно из ниоткуда официантка забрала пустую чашку и блюдце Кэтрин и так же незаметно исчезла. Посидев ещё пару минут, Ларк собрал черновики своих научных статей вместе с лазерной ручкой, пишущей на любой поверхности, и направился к выходу. Улица неторопливого, казалось, чуть усталого Цюриха встретила его почти неизменившейся осенней погодой, не холодной и не жаркой. Ларк сел в электробус, доставивший его на остановку Баденерштрассе, в трёх минутах ходьбы от дома. Свежий воздух, освободившийся от выхлопов благодаря внедрению экологически чистого транспорта во всей стране, то и дело давал о себе знать лёгкой сонливостью.
Дактилоскопический идентификатор открыл Ларку дверь в его скромную обитель. На пороге по обыкновению профессора встретил его дымчатый кот. Закусив, Ларк включил свой электронный блокнот с выходом в интернет – незатейливое устройство для научной работы без отвлекающей многофункциональности. Напечатав несколько предложений для своей статьи, Ларк задумывался на несколько секунд или минут, с тем чтобы вновь печатать. В памяти вспыхнуло девятнадцатилетнее лицо Кэтрин из кофейни и Ларк, прервав печатание статьи, подумал о молодости и о прошлом. Видимо, наведывающийся призрак времени любит одиноких. Календарь в блокноте беспристрастно высвечивал девятое сентября 2065 года. Ларк вспомнил, как мальчишкой, чуть больше шестидесяти лет назад, собирал вкладыши от жвачек с картинками автомобилей и обменивал одинаковые на те, которых не было в коллекции. Около девяноста штук, и всё же – коллекция, хотя у некоторых было больше. Перетянутая резинкой стопка вкладышей уже, видимо, где-то сгнила. Может, лишь васильковые глаза его первой любви остались такими же, даже если вокруг них проступили морщины, подумал профессор. Бесследные эпизоды детства, о которых помнит только он, пленник настоящего на фоне ушедшего прошлого и ещё не наступившего будущего. Может отсюда – его интерес к времени, предположил Ларк. Более полувека в попытке понять время посредством физических формул, математического анализа и философских размышлений. И примерно столько же в ожидании соответствующей технологии для проверки сложных расчётов и созданий на их основе компьютерных симуляций. Своеобразное упорное копание там, где перестали копать другие учёные в надежде найти клад. В памяти почти кинолентой пролетели все формальные научные проверки, после которых в статье Ларк вместе с соавторами напишет, что статистическая вероятность обратимости времени при обнаруженном изменении вектора гравитации равна пяти сигмам – столько же, сколько нужно для объявления научного открытия. Ларк посчитал, что его по-прежнему гложат сомнения только потому, что человек ещё не может объективно мыслить в таких категориях. Лишь вычислительная сеть компьютеров независимо и беспристрастно подтвердила все выведенные расчёты, на основе которых была создана компьютерная симуляция – последний этап на пути к реальному эксперименту.
Проверив время на часах, Ларк набрал на голографической сенсорной клавиатуре телефонный номер. Голограмма клавиатуры автоматически исчезла после ответа на звонок.
– Франсуа? Мне нужен один пропуск на эксперимент для слушательницы, Кэтрин Донаван, как с этим обстоят дела? – произнёс Ларк по телефону. – Да, это её полное имя... Отлично, спасибо. А, и ещё, я буду примерно за полчаса до начала.
Закончив разговор, Ларк потёр веки, собрался с мыслями и продолжил печатать. Через десять дней его ожидал транспорт из Цюриха в Мерен.
* * *
Кэтрин шла вдоль неширокого коридора подземной лаборатории Европейского центра ядерных исследований в швейцарском Мерене. Позади, у наземного входа в здание, остались массы журналистов и скоростной лифт на глубину двухсот метров, после которого взору открылся входной коридор самой лаборатории. Дорогу показывала сотрудница лаборатории, представившаяся Кэтрин как Берта. Вдоль пути виднелись неизвестные Кэтрин приборы и измерительные инструменты самых разных размеров, большинство из которых управлялись с настольных компьютеров. Немногочисленные высоченные устройства казались атлантами, поддерживающими вверенный им груз в молчаливой покорности. Из-за новых и периодически очищаемых материалов внутри лаборатории был лёгкий запах свежести, смешивающийся с прохладным подземным воздухом. По мере продвижения по коридору разноцветные поверхности каких-то труб мерцали в приглушённом освещении и манили зеркальной отполированностью.
Миновав коридор, Кэтрин вошла в главное помещение лаборатории, вмещавшее исполинский белый купол, который возвышался над толпой учёных на двадцать пять метров. Проводница Берта незаметно для Кэтрин растворилась среди других людей. На снежно-белом массиве купола Кэтрин заметила красную заглавную надпись «EOS», когда из толпы учёных вынырнул профессор Ларк.
– Добро пожаловать в нашу нескромную обитель – приветственно пошутил Ларк, пожав руку Кэтрин. – Как добралась?
– Без проблем, профессор, хотя в Мерене ещё никогда не была.
Ларк в ответ слегка кивнул. Выражение лица оглядывающейся по сторонам Кэтрин выдавало удивление ребёнка, попавшего на шоколадную фабрику, контрастируя с той серьёзностью, которую Ларк привык видеть у Кэтрин на научных чтениях. Может, перед ним – новая Мария Кюри или Лиза Мейтнер, подумал Ларк.
– Бог ты мой – прошептала Кэтрин.
– Это защитный купол из искусственного антигравитационного материала над генератором гравитационного поля – произнёс Ларк. – Эксперимент начнётся через пять минут.
Кэтрин заметила на защитном куполе несколько тёмных кубических устройств и вспомнила, что это – сканирующие камеры, которые будут показывать всё происходящее под защитным куполом, так как установку прозрачных наблюдательных поверхностей посчитали слишком рискованной.
– А почему «Эос»? – спросила Кэтрин, кивнув в сторону названия на белом колоссе купола.
– Она – богиня утренней зари в греческой мифологии. Мы считаем, что если расчёты суперкомпьютеров по изменению вектора гравитации верны, то время под защитным куполом действительно пойдёт в сторону рассвета, обратно – ответил Ларк. – Пространство-время под куполом буквально провалиться внутрь себя, образуя червоточину, и чем сильнее будет обратная гравитация, тем быстрее будет обратный ход времени. Приблизительно это можно сравнить с перемоткой ленты старой видеокассеты. Сами события на ленте не изменяются и не ускоряются, только их запись. Наверное, мы выходим за рамки эйнштейновской относительности времени и возвращаемся к ньютоновскому абсолютному времени. Хотя даже в компьютерной симуляции мы не уверены, правильно ли поймём всё то, что сейчас увидим.
Окружавшая Ларка и Кэтрин толпа учёных постепенно утихла. Казалось, было сказано и обсуждено уже всё, что можно было, и за две минуты до начала эксперимента в центральном помещении лаборатории ЦЕРН воцарилась тишина. Отливающая металлическим красным блеском надпись «EOS» на защитном куполе казалась названием на носу гигантского корабля.
– И что произойдёт с путешественником во времени, попавшим в червоточину? – осторожно поинтересовалась Кэтрин в наступившем безмолвии.
– Без герметичного антигравитационного костюма, над которым мы работаем, его разорвёт на атомы из-за отрицательного тяготения – вполголоса ответил Ларк, когда в помещении раздался женский голос автоматики, оповестивший о десятисекундном обратном отсчёте до эксперимента.
Кэтрин замерла, заметив, что ещё пожалуй никогда не была такой сфокусированной. В почти полной тишине казалось, что можно услышать биение собственного сердца. Впереди включился большой экран размером пять на пять метров, показывающий всё пространство под куполом – тёмный пол генератора гравитации, в середине которого стояли обычные часы с секундной стрелкой. Лица учёных или застыли в неподвижном ожидании, или выдавали лёгкую, чуть взволнованную, мимику. Кэтрин навела на экран свою портативную видеокамеру и включила запись. Ларк смотрел почти немигающим взглядом на экран, лишь слегка прикусив губы. Казалось, со всех можно было писать портреты. Автоматика досчитала до одного и оповестила о включении обратной направленности гравитации. Миновав нулевое значение невесомости, индикатор силы гравитационного поля рядом с экраном вместо обычного исходного значения 1g высветил -1g – на одну отрицательную единицу меньше земной гравитации. Большой панорамный экран, на который были устремлены сотни взглядов в лаборатории и миллионы в прямом эфире по новостям, показал, как секундная стрелка на часах под защитным куполом медленно, но заметно замедлилась, пока не остановилась полностью. Индикатор гравитации высветил новое значение в -2g, на что стрелка отреагировала быстрым потрагиванием, словно перетягиваемая двумя невидимыми силами в противоположные направления. Кэтрин смотрела одновременно в дисплей своей камеры и на экран, который снимала камера. Безмолвие толпы учёных в большом помещении генератора «EOS» стало выдавать звеняющую тишину. Сила отрицательной гравитации увеличилась до -4g, когда панорамный экран показал, как секундная стрелка часов под защитным куполом пошла назад, отсчитывая время в обратном направлении.
– Это то, что предсказывала симуляция – донёсся до Кэтрин приглушённый ошеломленностью голос Ларка.
Кэтрин не нашла, что сказать, продолжив неотрывно наблюдать за стрелками на экране. Под действием возрастающей отрицательной гравитации секундная стрелка начала ускоряться и вскоре начала кружиться со скоростью вертолётных лопастей. Стало заметно ускоряющееся обратное движение минутной стрелки, что говорило о всё возрастающем бешеном вращении секундной стрелки. В какой-то момент сдвинулась и закрутилась часовая стрелка, пока часы внезапно не исчезли. Искусственное освещение внутри герметичного защитного купола ослабело и выключилось, вернувшись в исходное отсутствие до эксперимента. Ларк понял, что он видит пространство-время внутри купола таким, каким оно было в этом месте несколько часов назад. Кэтрин заметила боковым зрением, как многие в толпе схватились за головы, а некоторые присели на корточки, в то время как переносная камера в её застывшей руке продолжала беспристрастно записывать всё происходящее на экране. Дата возле индикатора силы гравитации изменилась с 20 сентября 2065 года на 19 сентября. В этот момент мощность обратного гравитационного поля стала спадать и стрелки часов под защитным куполом плавно остановились в районе полуночи.
Автоматическое управление, которому после предварительных обсуждений был доверен весь эксперимент, уведомило о начале второго и последнего этапа. Мощность генератора «EOS» быстро возросла до нескольких сот отрицательных эквивалентов земной гравитации. Экран показал, как пространство под защитным куполом слегка вогнулось вовнутрь, словно в кривом зеркале. Кэтрин знала, что это не было дефектом самого экрана или камер. Под защитным куполом замелькали в обратной последовательности события минувших недель и кто-то в толпе учёных нервно крикнул. Цифры, показывающие дни электронного календаря генератора, устремились назад, пока не остановились на дате 5 марта 2064 года. Под защитным куполом в обратной последовательности, но с обычной скоростью, проходили почти что живые рабочие и отладчики, возводившие сам генератор «EOS». Ларк пригляделся и понял, что это не призрачные фантомы, а нечто наподобие материальных проекций или трёхмерных отражений. В этот момент автоматика осторожно поместила внутрь защитного купола болванку из антигравитационного материала размером с подушку, которая внезапно исчезла.
– Этого предмета не было в прошлом, поэтому с перспективы настоящего она не видна – произнёс Ларк, уловив вопросительный взгляд Кэтрин. – Как и предсказывала компьютерная симуляция.
– То есть... болванка на самом деле никак не взаимодействует с прошлым? – задумчиво протянула Кэтрин.
Теннисный корт июня 1998 года, вдруг вспомнил Ларк. В закоулках памяти вновь вспыхнуло имя Келли. Так звали его первую любовь в двенадцать лет, с которой он сыграл на том корте один сет.
– Взаимодействует, хотя только с собственной перспективы – ответил Ларк, не сводя глаз с происходящего на экране. – Болванка там, рабочие её видят и могут к ней прикасаться. Компьютерные симуляции показали, что путешественник в прошлое будет его частью и поэтому со своей точки зрения сможет с ним взаимодействовать, но наблюдатели из настоящего будут видеть обычное течение прошлого, как мы видим сейчас. Это происходит из-за так называемой Т-симметрии, известной ещё в двадцатом веке: физические законы не меняются при изменении направленности времени, оставаясь симметричными по обе стороны. Мы думаем, что благодаря Т-симметрии из прошлого можно вернуться. А поскольку прошлое уже произошло и его результатом является настоящее, нет никаких причинно-следственных нарушений. Манипулирование прошлым никак не повлияет на настоящее. В противном случае путешествие в прошлое было бы действительно невозможным.
Кэтрин перевела взгляд с Ларка на экран, отображающий всё, что происходило под защитным куполом год назад. Словно цунами после землетрясения, в помещении стал нарастать гомон переговаривающихся между собой учёных. Автоматика начала плавно сбрасывать мощность гравитационного генератора до обычного положительного значения земной гравитации. События под защитным куполом приобрели привычную направленность в сторону настоящего и спустя некоторое время Кэтрин увидела, как демонстрационные часы в генератор «EOS» положил один из сотрудников лаборатории. Электронный календарь генератора вернулся к 20 сентября 2065 года и стрелки часов внутри защитного купола вскоре поравнялись с временем настоящего. Болванка из антигравитационного материала оказалась на свом прежнем месте до эксперимента, указав на возможность возвращения из прошлого. Сверив соответствие времени внутри и вне защитного купола с точностью одной миллионной доли секунды, автоматика оповестила о завершении эксперимента и возможности зайти внутрь купола. Ларк почувствовал, как в горле пересохло. Кэтрин остановила видеозапись и, машинально убрав портативную камеру, ещё некоторое время постояла на своём месте.
– Мне кажется, это – сон – выдавила Кэтрин через минуту, мотнув головой.
Ларк потёр лицо, словно пытаясь разгладить многолетние старческие морщины. Он понял, что всё же не знает, как реагировать на то, что сам предсказывал и расчитывал. Пожалуй, никто не знал. Часть собравшихся учёных медленно направилась к выходу, чтобы дать интервью прессе. Эксперимент будто разделил мир на до и после, хотя именно так предсказывали компьютерные симуляции. Изобретение электрической лампочки и двигателя внутреннего сгорания, открытие ядерной реакции или компьютерной томографии словно отошли для Ларка на второй план. Дотягивающееся до Бога экспериментальное подтверждение обратимости времени стояло перед профессором как монументальное сооружение, создание которого, словно египетские пирамиды, казалось быть непосильным человеку. Ларк понял, что теперь смотрит на прошлое по-другому, когда нараставшие ликования, возгласы и гром аплодисментов вывел его из коматозной ошеломлённости.
– Выйдем наружу? – послышался вопрос Кэтрин.
– Да, Кэт, пожалуй, а то здесь уже ничего не услышишь – согласился Ларк.
Пожав руки и похлопав по спине нескольких коллег, Ларк указал Кэтрин на запасной выход, чтобы избежать давки у главного входа в ЦЕРН. Скоростной лифт подземной лаборатории доставил обоих на поверхность, к обратной стороне здания ЦЕРН, где почти не было людей и журналистского транспорта. Привыкшие к ненавязчивому подземному освещению глаза на несколько секунд сощурились от дневного света. Кэтрин пересмотрела свою видеозапись эксперимента. Ларк сделал глубокий вдох, словно желая проникнуться днём, когда время было обращено вспять, когда можно было отдышаться после десятилетий преследования природы времени. Лёгкие наполнились свежей осенней прохладой, отличной от той, что была в подземной лаборатории.
– Теперь можно заглянуть в более раннее время, в средние века или в античность? – повеял рядом бриз голоса Кэтрин.
– Да, надо лишь увеличить мощность «EOS» – сказал Ларк, глядя на горизонт.
– А в какое время вы бы хотели попасть, профессор? В Древнюю Грецию, во Флоренцию Данте?
Ларк продолжал смотреть в горизонт, какое-то время ничего не отвечая. В семьдесят девять лет – одно лишь повышенное давление, не считая ослабшего зрения, подумал про себя Ларк. Может, получиться дотянуть до завершения работ над защитным костюмом для входа во включённый генератор «EOS».
– Обратно в тот день и место, когда я впервые влюбился – ответил через несколько секунд Ларк. – В июнь 1998 года, на теннисный корт у Уолкер-авеню в Филадельфии.
Похожие статьи:
Рассказы → Темпоральный идиотизм или захватывающие приключения тупого гения
Inna Gri # 21 ноября 2016 в 21:01 +2 |
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |