За сорок пять лет своей жизни Николай Козочкин стремился познать всю мудрость этого мира и всех иных миров. Никто не понимал Козочкина. Жена - невежественная женщина - тратила массу времени на служение маммоне, вместо того, чтобы погружаться в созерцание мира и собственного духа. Друзья... Когда-то у него были друзья, но годам к тридцати все они куда-то исчезли. Козочкин воспринял этот факт как должное - без сомнения, он перерос всех друзей по духовному развитию, и теперь на смену им должны прийти новые. Однако почему-то никто так и не пришел.
Когда родители изредка заглядывали в гости, отец рычал:
- Сколько можно маяться дурью? Иди работать!
Мать, тяжело вздыхая, втихаря совала Николаю деньги. Презренная вещь, конечно, но Козочкин брал купюры: почему-то без них в этом странном мире Николаю не давали ни еды, ни одежды, ни самого ценного - книг.
Николай пытался познать Дао, но так и не понял смысла в Цзы. Он выучил все Библейские заповеди, но не хотел любить каких-то ближних. Козочкину почти понравилось учение Будды, но отказываться от всех желаний и страстей Николай не пожелал.
Наконец, он понял: нужно создать свое и только свое учение, разумеется, опираясь на опыт многих до него. Взять из каждой религии, из каждого крупного философского учения самое ценное и смешать все это воедино - и гениальное учение прославит имя Козочкина в веках!
Впрочем, суета все это, так нирваны не достигнешь. Или нет, не суета, а труд во благо всего человечества? Тут надо было основательно поразмыслить.
Николай размышлял несколько суток. Наконец, он решил посоветоваться с представителем человечества, кое и было необходимо осчастливить новым учением.
Николай вошел на кухню, где жена Маша жарила румяные, восхитительно ароматные блины, и стянул с тарелки горячий блинчик.
- Мария, у меня к тебе серьезный вопрос, - торжественно начал он. - Ой!
Блин обжег пальцы, и Козочкин положил его прямо на стол. Маша неодобрительно покосилась на жирный блинчик на столе, вздохнула и снова повернулась к сковородке.
- Как ты считаешь, новое философско-религиозное учение должно быть анонимным, или я могу, с моральной точки зрения, прославить фамилию Козочкиных в веках?
- Не знаю, - грубо буркнула Маша и ловко перевернула на сковороде блин.
- Я к тебе обращаюсь как к представителю всего человечества! - с пафосом воззвал Николай. - Что ты мне посоветуешь?
- Съешь блинчик, - миролюбиво посоветовала Маша.
Да, никто не понимал Козочкина! Вот и невежественная женщина не вникла в суть глобальной проблемы. Николай взял со стола блин, осторожно подул на него и откусил сразу половину - истощенный раздумьями мозг нужно было хорошо питать.
- И все же, - с набитым ртом выговорил Козочкин, - мне надо сделать правильный выбор.
- Брось монетку, - противно хмыкнула Маша.
- Монетку? - Николай так серьезно задумался, что даже жевать на несколько секунд перестал.
Да, это был выход! Доверить судьбоносный выбор не случайному представителю человечества, а самому Провидению - что может быть лучше?
- Ага, монетку, - продолжала Маша. - Мелочь у меня в кошельке, кошелёк - в сумке.
Николай долго разглядывал двухрублевую монетку. Орел - это, конечно, он, Козочкин, автор будущего гениального учения. Если выпадет решка - значит, его имя придется скрыть от благодарных потомков. В общем, тоже неплохо: он превзойдёт по скромности всех предшественников - их-то имена сохранились. Николай представил памятник самому себе - неизвестному Учителю. Да, совсем неплохо.
Козочкин вздохнул, зажмурился и прошептал:
- Дай истинный ответ!
Николай подбросил маленький судьбоносный диск. Монетка шлепнулась на пол на ребро и покатилась по полу.
- Иди на фиг, Козочкин, - прозвенела она. - На работу устройся.
Николай ошеломленно наблюдал, как некультурная монетка подкатилась к узкой щели между тяжеленными шкафами и скользнула внутрь.
Николай почесал в затылке. Наверное, все пошло не так, потому что до жребия с монеткой он додумался не сам. Надо будет попробовать другие варианты.
- На фиг! - в последний раз звякнул между шкафами неудавшийся носитель истины.
