КОНКУРС НФ-миниатюр. Анна (Номинация 3) - 10ая работа

Старый могильный крест подкрашен лунной синевой. Пахнет сыростью и прелыми листьями. За поржавевшей оградой беззвучно вздыхает косматый туман, вечно голодный, алчный,  бездушный. Он питается нашей болью,  эмоциями, надеждами.
 
Несмотря на холод, по моему лицу течёт пот. А еще мне страшно. Я всегда старался избегать кладбищ. Особенно сейчас, когда мне далеко за семьдесят.  Даже во времена бесшабашной юности это место вызывало у меня безотчетный страх. Но с недавних пор я стал бывать здесь часто, слишком часто. Моя внучка трагически погибла. Маленькая вздорная девочка, ненавидевшая меня всеми фибрами души. Возможно, я сам виноват. Постоянно лез в ее жизнь с ненужными наставлениями и глупыми советами.
Она говорила, что будет хохотать от счастья, когда я сдохну. А я лишь улыбался – слишком любил её.
 
Помню, как возвращался с похорон, шатаясь от горя и глотая слезы. Всегда спортивный и подтянутый, несмотря на возраст, я вдруг почувствовал, что больше не могу идти. Кое-как добрался до ближайшей скамейки и долго сидел опустив голову, уставившись в сырую черную землю, пока не почувствовал, что  не один.
 
Ей было не больше восемнадцати. Худенькая  угловатая,  с  бездонными карими глазами. Но не глаза незнакомки поразили меня, а её болезненная бледность.
– Вам плохо? – Осторожно спросил я.
Она слабо кивнула.
– Вызвать «скорую»?
– Нет. Не нужно, сейчас пройдет. Со мной это бывает. – Она улыбнулась,  и от её улыбки мне стало как-то тепло и уютно.
Незаметно мы разговорились. Ей было семнадцать, как и моей погибшей внучке. Немного удивило её имя – Анна-Мария Веласкес. Надо же – иностранка.
 
Аня рассказала, что на кладбище покоится очень близкий ей человек, но кто именно я так и не узнал. На мой вопрос она ответила рыданием.
Я как мог, успокаивал её, с горечью осознавая,  насколько она отличается от моей внучки. Как легкая печаль от неподъёмной скорби. Как тихая радость от разнузданного веселья. Да что там говорить, как небо от земли.
Она была какая-то несовременная, не пользовалась косметикой, носила немодный бежевый берет, невзрачное серое пальтишко. Но от этого она была мне особенно дорога. Я стал приходить на кладбище каждый день, садился на скамейку и ждал. Она появлялась под вечер. Мы засиживались допоздна. Ни разу Аня не позволила проводить ее. Я смотрел, как ее хрупкая фигурка исчезает в тумане и улыбался.
 
Я с радостью замечал, как она постепенно оттаивает, восковая бледность исчезает, губки обретают яркость. Её нежный румянец начинал сводить меня с ума. Порой я забывал, сколько мне лет и ощущал себя молодым воздыхателем, но время не обманешь. Я ощутил свою дряхлость, когда у меня появились внезапные обмороки, начали выпадать волосы и крошиться зубы. А еще стали болеть суставы. За короткий срок я превратился  развалину.
 
В тот день я с трудом дотащился до кладбища и остолбенел. На нашей скамейке сидела другая девушка. Стильная модная и надменная. Лицом она напоминала Аню, но это была не она. Яркая вызывающая губная помада, крошечная жемчужина над изогнутой выщипанной бровью, сигарета в тонких изнеженных пальцах.
– Простите, – пролепетал я, – У вас нет сестры?
Она громко расхохоталась. С грацией хищной кошки поднялась на ноги.
– Ты очень помог мне, мальчик. Но ты исчерпал себя. Когда ты умрешь, я буду навещать тебя, иногда.
 
Этот голос! Не может быть! Анна?! Почему она назвала меня мальчиком?! Что происходит?!
Похоже, мой взгляд был слишком красноречив. Красотка вновь рассмеялась, ткнула наманикюренным пальчиком куда-то мне за спину и, не прощаясь, пошла прочь.
 
Старый могильный крест подкрашен лунной синевой. Пахнет сыростью и прелыми листьями. За поржавевшей оградой беззвучно вздыхает косматый туман, вечно голодный, алчный,  бездушный. Он питается нашей болью,  эмоциями, надеждами.
В моих глазах блестит влага, когда я читаю надпись на могильной табличке: Анна-Мария Веласкес. 1890 – 1907.
За что ты так поступила со мной, Аня? Я не знаю, из какой преисподней ты пришла забрать мою жизнь, но разве я сам с готовностью не отдал бы ее тебе? Зачем была нужна эта ложь?