Нерон на песенном фестивале в Греции

          Пребывание в Греции с самого начала не задумывалось как увеселительная прогулка. Переезжая из города в город, для того чтобы посоревноваться с лучшими рапсодами и кифаредами, Нерон взял такой темп, что даже бывалые римские солдаты, принимавшие участие во многих походах, начали роптать. Сам император, счастливый одной возможностью показать свои таланты тем, кто может их оценить, старался не раздражаться по мелочам.

          Во время очередного перехода Нерон приказал остановиться для отдыха и разбить лагерь. От отправленных за пополнением провизии солдат, стало известно, что расположившееся неподалеку селение носит название Новый Илион. Розыски и расспросы по поводу столь примечательного названия ничего определенного не дали. Неподалеку от лагеря были обнаружены полускрытые песком развалины, камень из которых постепенно растаскивался местными жителями для своих нужд, а на берегу солдаты насобирали целую кучу старых наконечников для стрел. Жители поселка, козопасы, охотно вспоминали  о древних битвах, в которых принимали участие боги и герои, однако отсутствие некоторых ключевых имен и несходный сюжет повествования заставлял усомниться, что битва за Елену Прекрасную проходила именно здесь.  

           Идея провести песенный фестиваль «Новый Илион» возникла буквально из воздуха. Каким образом это все удалось организовать в столь сжатые сроки пусть останется на совести римских солдат. На берегу была сколочена большая сцена, для почетных зрителей приготовили удобные скамьи с пологами, чтобы защитить от солнца и дождя. Проблем с участниками не возникло: многим уже не по одному разу пришлось соревноваться с Нероном в этом турне, и поэтому некоторые из них просто следовали в составе римской экспедиции. Если первое место давало лавровые венки и славу, то второе и третье приносили довольно неплохой денежный приз. Поначалу были опасения, что фестиваль не сможет собрать достаточное количество зрителей, но после проведенной на скорую руку компании по окрестным поселениям эта проблема также была решена.

          Как-то само собой получилось, что фестиваль оказался посвящен памяти Гомера-песнопевца. Предполагалось, что участники должны будут исполнить песнь о событиях, происходивших когда-то у стен легендарной Трои. Нерон предполагал выступить с отрывком из своей поэмы, над которой трудился уже долгое время. По замыслу поэма должна была стать монументальным полотном, охватывающим все события той войны, и возможно с альтернативной концовкой. Нерон надеялся, что после ее окончания его будут называть «Гомером наших дней». Труд был задуман поистине колоссальный и, не смотря на привлечение для поденной литературной работы рабов-греков, до его завершения было еще очень и очень далеко. Небольшой творческий стимул в этой работе ему бы совсем не повредил. Он полагал, что в этом месте муза сама будет водить его пером.

          Однако чем дольше они здесь находились, тем больше все, что должно было служить вдохновению, начинало его раздражать. На бумагу не ложилось ни строчки. Нерон даже хотел отменить все приготовления и покинуть Грецию, но свита убедила его запастись терпением. Больше всех усердствовал Традиций Мрак, известный как большой ценитель творчества императора. Было известно, что он оплачивал из своего кошелька некоторое количество энергичных почитателей талантов Нерона, всегда присутствовавших на его выступлениях. Ходили слухи, что император подарил своему самому преданному поклоннику рукопись поэмы «Великий пожар», изначально носившую название — «Я жгу Рим».

           Фестиваль начался в установленное время с соответствующими церемониями. Все скамьи были заполнены римлянами и почетными горожанами из близлежащих селений, скалы вокруг были усеяны людом попроще. Казалось сам Аполлон готов сойти с неба, заинтересованный тем, что будет происходить на сцене. Представление обычно занимало Нерона всего, в эти мгновения он почти забывал, что является правителем величайшей Империи. Однако на этот раз он неожиданно сбился посреди выступления, с удивлением поняв, что виной тому рассеянность зрителей. Среди присутствующих слышалось какое-то перешептывание, заметно было движение, особенно в задних рядах, даже судьи, казалось, смотрели сквозь него — словно за сценой в тот момент происходило что-то более достойное внимания. Скомкав конец выступления, Нерон в бешенстве убежал со сцены.

          — Вам лучше взглянуть на это, – начальник личной охраны, упреждая вспышку гнева своего патрона, указал куда-то в сторону моря.

          Нерон было подумал, что к берегу приближается какой-то корабль. Однако оказалось, что всеобщее внимание было привлечено к чему-то в небе. Там было нечто напоминающее огромный, наполненный воздухом бычий пузырь. Снизу к пузырю была прикреплена плетеная корзина, из которой выглядывало две человеческие фигурки. Было заметно, что шар быстро теряет высоту. Последние несколько сотен метров корзину волокло по воде. Находившиеся в ней призывно махали руками, отчаянно стараясь докричаться до тех, кто на берегу, но ветер сносил их призывы в сторону.

          Солдаты не без опаски полезли в воду доставать странных существ, способных путешествовать по небу без помощи крыльев.

          На «утопленниках» были странные одежды, по которым в них можно было уличить варваров из северных земель. Возможно даже, что это были «германцы», о которых рассказывали столько всяких историй. Один из спасенных был не в меру сухощав, его раздвоенная бородка напоминала козлиную, а глаза, по восточному на выкате, вызывали чувство тревоги, которую, пожалуй, никто не смог бы для себя объяснить; второй был широк в кости и бородат соответствующим своей конституции образом. Мокрые, жалкие они совсем не походили на целиколов, которым ходить по земле было столь же в диковинку, как простым смертным пытаться пройти по облакам.

          Окружившие их греки и римские солдаты от всей души, как дети, потешались над странным видом пришельцев. Несмотря на грубые шуточки, сыпавшиеся со всех сторон, и дерганье за одежду, козлобородый спокойно, с ехидной улыбкой, посматривал на все происходящее. Взгляд второго воздухоплавателя был несколько затуманен, то ли из-за пребывания под водой, то ли на то была какая-то другая причина. При них обнаружили небольшой сосуд из удивительно чистого стекла, внутри которого был заключен человек размером с жаворонка. Некоторыми из присутствующих была высказана мысль, что в склянке содержится так называемая «психе». Человечек что-то пищал высоким голосом, когда склянку трясли.

          Быстро выяснилось, что пришельцы довольно сносно изъясняются на языке империи. После очередного щипка страшный варвар пришел в себя и вскоре уже охотно отвечал на вопросы. По его словам выходило, что он и его спутник является могущественными волшебниками, и, что прибыли они из далекого будущего. Далее он поведал, что является некромантом, астрологом, хиромантом, пиромантом и преуспевающим гидромантом (что, учитывая его вид, было весьма иронично), подняться же в воздух им позволили его способности аэроманта. Здесь он, видимо сев на своего конька, принялся пояснять, как именно нужно регулировать разность температуры воздуха внутри шара относительно температуры окружающей среды, чтобы тот смог подняться вверх. Варвар предложил Нерону продемонстрировать эту силу, но император сделал вид, что не понимает, о чем ему говорят.

          На вопрос что они здесь делают, козлобородый рассказал, что его приятель, вызвав однажды ради развлеченья из небытия образ прекрасной Елены, загорелся желанием лицезреть ее оригинал. Заручившись поддержкой высших сил, они отправились туда, где разворачивались основные события из ее биографии. Эти слова варвара, вызвавшие шум в толпе, заставили сердце Нерона встрепенуться. Возможно, легендарная Троя все-таки находилась именно здесь и, значит, при проведении фестиваля оказалась соблюдена не только буква, но и дух. Но слова, что кто-то мог воочию лицезреть облик Елены Прекрасной взволновали его еще больше.

            — Как видно, даже тень Елены способна пробудить любовную страсть, — заметил Нерон. — Но вы несколько опоздали, она мертва уже много веков. Нам всем было бы очень любопытно убедиться в ее божественной красоте, однако никому не по силам вернуть душу умершего из царства Плутона.

         — Орфей сделал это, — заметил кто-то за его спиной.

          — Но ему ведь так и не удалось вернуть Эвридику, — не оборачиваясь, сдержанно заметил Нерон. — Да и что может представить бледная тень по сравнению с красотой живого совершенства.

          — Я бы мог бы представить собравшимися Елену Прекрасную, – не хорошо улыбаясь, заявил страшный варвар.

          — Ты способен привести ее тень из подземного мира? – спросил Нерон. Искусство некромантии было ему не по душе, но сейчас, для того чтобы увидеть самую прекрасную женщину, из-за которой было сломано столько копий, он был готов пересилить себя.

          В толпе заспорили, может ли возвращенная из мира теней Елена представлять собой существо из плоти и крови или нет. Козлобородый прервал спор, сказав, что его друг вовсе не собирается возвращать Елену из царства смерти, это не в его власти. Они отправились в прошлое именно для того чтобы найти живую Елену. Ошибка в расчетах забросила их сюда. Но сейчас, когда они проделали большую часть пути (прибыв в нужное место, но ошибившись со временем), исполнить задуманное будет гораздо проще.

          – Решено, — произнес Нерон, — сегодня до заката солнца Елена Троянская должна стоять перед моими глазами.

          Когда все разошлись, Нерону вдруг пришла мысль: а что если варвар действительно промыслит Елену; не попытаются ли местные жители, которых по понятным причинам было множество в лагере, вспомнив былую славу этих мест, ее отбить. И если он выкажет себя приверженцем Марса в стычке с троянцами, не помешает ли это его мечтам, завоевать славу любимца Аполлона. Он уже было собрался отменить свое распоряжение и бросить варваров обратно в море, но ему вдруг вспомнилось, что в троянской компании удача не сопутствовала защитникам города, и даже выступавший на их стороне бог войны, потерпел поражение.

          Его размышления прервал страхолюдный варвар, который, пробившись в палатку императора, заявил, что для проведения сеанса необходимо, чтобы Нерон принял в нем участие в качестве медиатора. Дескать, его желание увидеть самую прекрасную женщину истории послужит хорошим посылом к ее появлению в этом месте и времени.

          Нерон испытующе осмотрел плотного, уже огрузневшего с возрастом чужака, в нелепой одежде, вычурной и неудобной. (При этом некоторые детали показались Нерону достойными определенного внимания.) На шее у него висел золотой феникс, а на каждом пальце было надето по несколько колец и перстней.

          Варвар видимо принимал его за глупца – если появление Елены не состоится, то во всем можно будет обвинить медиатора – дескать, он не слишком-то старался. Нерон охотно бы принял участие в этом спектакле, если бы было известно, что все действительно сводится только к представлению, но здесь, как ни крути, дело относились совсем к иной сфере, нежели сценическая. И вдохновения тут можно было ожидать не от муз, а от потомства асклепиева. Он решительно заявил, что о его участии не может быть и речи. Варвар ответил, что в таком случае он снимает с себя всякую ответственность за результаты материализации и ушел, хлопнув пологом шатра.

          К указанному сроку стали собираться любопытные. Все разговоры были только о магии, чудесах и о прелестях Елены. Тени от светильников, расставленных по краю сцены, метались словно в нетерпении.

          Наконец, когда пришло время, страшный германец вышел на сцену. Но вместо того чтобы приступить к действию, он, принялся подробно разъяснить суть метода материализации, окончательно запутав всех — предстанет перед присутствующими настоящая Елена или все таки ее образ. После долгожданного завершения вступления кто-то для драматичности момента начал перебирать струны кифары. Варвар двинулся вглубь сцены, куда почти не достигал свет, и на мгновение совсем исчез из вида.

          Мгновение многим показалось вечностью. Но возможно так оно и было.

          Когда варвар вновь появился, он был уже не один. Вместе с ним была женщина.

          Представления об истинной красоте с чужих слов может вызвать при столкновении с нею чувство разочарования. Некоторые из толпы при виде женщины на сцене одобрительно загудели, но многие, в первую очередь римская сторона, предпочли, чтобы первым свое мнение высказал император. Может быть мешало плохое освещение, но Нерон не увидел перед собой ничего исключительного. Она была, несомненно, красива, но красота ее выглядела непривычно, к тому же восприятию мешало ее слишком странное (архаичное?) одеяние. Для варвара же она видимо действительно была прекрасней всех женщин на земле (и, наверное, под землей). Он словно преобразился, и даже помолодел. Взяв женщину за руки, он принялся вглядываться в ее глаза, так словно здесь не было ни императора, ни сотен зрителей, и она была явлена сюда только для его собственной прихоти. Нерону это показалось дерзостью. Он уже пожалел, что отказался принять участие в представлении и не стал его главным действующим лицом. Мысль о том, что он сможет увидеть Елену поближе чуть позже, в своей палатке, за ужином и бокалом вина, заставила его сдержать подкатившее к горлу раздражение.

          К тому же кое-что им увиденное отодвинуло мысли о Елене на второй план. Он велел позвать козлобородого.

          — Что там за отрок на сцене.

          — Это Эвфорион.

          — Какой бишь Ифорион? Не сын ли это трагика Эсхила? Или поэт из Халикиды? Или быть может… тот, что рожден Еленой от славного Ахилла?

          — Да, был Еленой он рожден, но не Ахилл его отец, а – Иоганн, мой спутник.

          — Как?!!! Как много чудного на свете. А, помнится, ты говорил, что спутник твой до сей поры мог вожделеть ее лишь образ.

          — Действительно, теперь лишь первая их встреча. И все ж они друг с другом — вечность. Им суждено быть вместе, и — врозь они всегда. Не только в разных временах, но и — мирах.

          — Твой язык – укор поэту, – заметил Нерон. – А твоя фантазия… Даже Сенека позавидовал бы тебе. А что же мальчик? Он тоже тень?

          — Эвфорион не тень, а — символ. Он чистое искусство, огнь поэзии. Высшее состояние бытия. К сожалению, ему суждена недолгая жизнь.

          — Он проклят богами?

          — Такие чистые и эфемерные существа воспламенятся от любой искры и сгорают – сгорают мгновенно и без остатка.

          — Как это все печально,  – Нерону вдруг стало жаль — свою утраченную юность. – Но — я вижу лиру у него в руках.

          — Это его атрибут. Многие захотели бы заполучить эту лиру, если бы знали ее силу. Любой с ее помощью смог бы открыть для себя неисчерпаемый источник вдохновенья.

          — Действительно, таких найдется много, – согласился Нерон. – Я хотел бы взглянуть на нее поближе. Эй, кто там… приведите мальчика ко мне! – и, обращаясь вновь к козлобородому, он доверительно сообщил: — Я ищу новые источники вдохновения своей поэмы, и волшебный дар юного Ифориона мог бы быть мне весьма полезен.

          — Подобное нельзя осуществить только по хотению, как нельзя поймать руками ветер или ухватиться за радугу. Даже огромное желание и величайшее стремление не смогут помочь. Этого дар богов.

          — Но ветер всегда можно использовать, чтобы плыть в нужную тебе сторону. Ты видимо забыл, с кем ты имеешь дело, варвар. Хочешь, я велю бросить тебя обратно в море, что бы ты упился там соленою влагой до смерти?

          — Я словно полуденная тень – меня нельзя удержать. – Козлобородый лукавил, так как не имел собственной тени, и часто пользовал чужую, добытую обманным путем.

          — До полудня еще ночь впереди. Так как же?.. – Нерон кивнул в сторону сцены.

          Но там уже никого не было.

          Костры угасли, а люди, толпившиеся вокруг, постепенно разбредались, словно удовлетворенные продолжительным театральным представлением, хотя на деле сценического действия на набралось и на миниатюру. Нерон приказал солдатам обыскать все вокруг, но никого из «актеров сцены» так и не удалось найти. Стоявший рядом с ним лукавый варвар тоже исчез, словно слившись своим одеянием с ночной темнотой.

          Нерон поднялся на пустую сцену, едва освещенную догорающими светильниками. Здесь только что стояла прекрасная Елена, которую он так и не смог оценить по достоинству. Он заметил небольшую кифару на скамье, словно положенную туда лишь на мгновение и теперь забытую. Изящная и невесомая, она совсем не подходила для взрослого. Нерон поднял ее и попытался извлечь несколько звуков. В его больших руках она терялась, а струны расположенные слишком близко не давали пальцам свободы движения. Ему удалось извлечь всего лишь несколько звуков – но они были волшебны. Нерон, завернув кифару в край плаща, поспешил уйти.

          Лишь в палатке он обнаружил, что сжимает пустую полу. Кифара исчезла, как исчезло и все остальное. Всю ночь Нерон не спал, позабыв и про Елену, и про варваров, про все на свете. Он работал. Испытав прилив вдохновения – почти забытого им чувства — он писал, едва успевая макать перо в чернила. За ночь он закончил большой кусок своей поэмы. Конечно над текстом еще много нужно было работать, но он чувствовал, что ему удалось создать лучшее из всего что он до сих пор написал.

          На следующий день он вновь выступал на сцене. Что-то заставило его действовать совсем не так, как он считал нужным держать себя обычно. Словно были смыты и грим с его лица, и пурпур с его одежды. Все искусственное и наносное. Публика была впечатлена. На этот раз Нерону рукоплескали не как императору на сцене, а как артисту.

          Поездка была прервана, и вскоре император и его свита вернулись в Рим. Закончить поэму Нерону так и не довелось. После его смерти рукопись поэмы пропала. Некоторые говорили, что ее мог присвоить Традиций Мрак, но тогда это стало уже никому не любопытно.

          В 1929 году в Краснодаре вышла в свет книга «Стихи и переводы» профессора местного института народного образования Павла Владимировича Злобина. В ней был помещен отрывок из поэмы Нерона посвященный Елене Прекрасной. К сожалению, в книге переводы не были выделены в отдельный раздел, и это не позволяет теперь судить является ли данный отрывок произведением самого П.В. Злобина, примером любопытной литературной игры, стилизацией, или все-таки это перевод с какого-то неизвестного источника. Злобин занимался древней литературой, написал несколько монографий, а его переводы Меннипия остаются востребованы и по сей день. Судя по тому, что данный отрывок никак не рассматривается в работах по античной литературе, исследователи видимо не принимают всерьез версию о том, что это действительно может быть творение Нерона.

Похожие статьи:

Рассказы → Клюка Вампиришны