Геннадию Ивановичу было жарко. Волосы под бобровой шапкой взмокли и кожа на темени немилосердно чесалась. Геннадий содрал с себя головной убор и с удовольствием вытер вспотевшее лицо. Во все стороны немедленно повалил густой пар, шутка ли – минус двадцать мороза, а он сопрел, как в Сахаре.
Немногочисленные прохожие с удивлением поглядывали на молодого человека в расстегнутой замшевой дубленке, остервенело чешущего голову с торчащими во все стороны темными мокрыми волосами.
Даже смотреть на него было холодно. Сгорбленная старушка бросила на Геннадия Ивановича осуждающий взгляд и недвусмысленно перекрестилась.
Геннадий прыснул в кулак и, водрузив шапку на место, посвистывая пошел прочь. Хотелось петь, орать что-нибудь невразумительное, но обязательно громко, на всю улицу, чтобы прохожие офигели, чтобы крутили пальцем у виска – плевать! Сегодня его день! Он одержал яркую убедительную победу! Он разбил врага наголову, не оставил ему ни единого шанса! Растоптал и развеял вражеские полки по ветру! Заставил кичливого американца позеленеть от злости и скомкать трясущейся рукой все их дурацкие пиндосские расчёты! Как жалок был заокеанский гость, рассуждающий о нано технологиях и передовых методиках бурения. Они, дескать, совершили прорыв в науке, добрались до поверхности озера Уилланс, а это не много немало, 800 метров под толщей льда. Морда америкоса просто лучилась от осознания собственного величия, словно рождественская елка. И тут Гена неторопливо и убийственно предоставил на суд ученых российскую программу «Восток», разработанную еще два года назад. Вот это был фурор. На американца было жалко смотреть, похоже, он так и не смог переварить, что россияне смогли пробурить антарктический лёд на глубину более 3750 метров.
Геннадий рассмеялся. Господи, как же хорошо! А ведь начальство сомневалось посылать ли его на этот симпозиум. Ведь были более весомые кандидатуры. Но отправили все же его, простого кандидата наук, Колесникова Геннадия Ивановича. Значит, верили. И он не осрамил родной институт.
Молодой ученый радостно огляделся. Перед ним струился огнями вечерний Ярославль. Как хорошо, что симпозиум завершился на день раньше, есть возможность, как следует осмотреть город. Нельзя же уехать не взглянув на знаменитый Спасо-Преображенский монастырь. Как никак, ХII век, штаб Минина и Пожарского.
Первая волна эйфории схлынула. С густеющего синевой неба повалил снег. Мороз ощутимо пощипывал лицо. Геннадий застегнул дубленку и поглубже надвинул на голову шапку. Куда пойти? Вернуться в гостиницу или побродить по городу? Он вскинул руку, на золотом циферблате стрелки показывали семь вечера. Времени вагон. Можно дойти до Церкви Ильи Пророка, она где-то здесь недалеко. Вот только спросить народ в какую сторону топать.
Геннадий закрутил головой в поисках прохожих и, в этот миг взгляд его наткнулся на неказистое рыжее здание с яркой неоновой вывеской «Живое пиво».
Мужчина облизал пересохшие губы. С него же семь потов сошло, пока он с нахальным янки махался.
Геннадий решительно направился к заведению.
«Выпью кружечку и назад».
К его удивлению в баре было много посетителей. Народ с удовольствием поглощал холодное пиво, невзирая на двадцатиградусный мороз. Молодой человек протиснулся к небольшому окошку разливочной. Увидел плоскую физиономию не то таджика, не то узбека. Черные миндалевидные глазки безучастно скользнули по нему и сосредоточились на коричневой от времени разделочной доске. Азиат мелко шинковал рыбу – острый соленый запах шибанул в ноздри неукротимой взрывной волной. Геннадий Иванович поморщился и скороговоркой выпалил:
– Пива, пожалуйста!
– Сколько? – гастарбайтер продолжал шинковать вонючую рыбу.
– Кружку! Нет! Две, пожалуйста.
Кроме пива, Геннадий заказал два пакетика копченых кальмаров и соленые орешки. Цены оказались весьма демократичными. Московский гость достал портмоне и отсчитал нужную сумму.
Он не видел, как за соседним столиком переглянулись два невзрачных серых типа. Один из них прищурил глаза и тихо выдавил:
– Солидный лопатник.
Его компаньон отхлебнул пива и кивнул:
– Звони Мальвине.
Забрав пиво, Геннадий Иванович обернулся к бармену:
– Простите, любезный, а что за пиво у вас?
– Обычное, – буркнул товарищ с юга, даже не взглянув на ученого.
– Обычное, – усмехнулся Геннадий и направился к свободному столику.
Первую кружку он осушил одним махом. Вытер пенные губы салфеткой и довольно крякнул. «Класс! И пиво вроде не разбавленное, или почти не разбавленное. Это, наверное, Ярпиво! А какое еще может быть в Ярославле?
Вторую кружку он смаковал. Отхлебывал маленькими глоточками и блаженно прикрывал веки. Кайф.
В какой-то миг, открыв глаза, он обнаружил за своим столиком симпатичную миниатюрную девчонку. Она приветливо улыбнулась и прощебетала:
– Простите, не помешаю? Свободных столиков почти не осталось…
– Конечно, конечно, – заторопился мужчина, проворно сгребая к себе тарелку с орешками и пакетики кальмаров, – Располагайтесь.
Девушка положила на краешек стола крохотную дамскую сумочку.
– Иногда так приятно выпить светлого пива…
– Это удивительно, – рассмеялся Геннадий, – В такой мороз естественнее выпить водки.
– Ну что вы! Фу! Терпеть не могу водку! Если только немного коньяка. А так, у нас многие уважают пиво. Кстати, в этом баре его не разбавляют.
– Неужели?! Это в наше время большая редкость!
– В Ярославле это не редкость, а вы сами откуда, если не секрет?
Геннадий и сам не понял, почему в течение последующих пятнадцати минут, он выложил Марине, так звали девушку, массу подробностей про себя. Рассказал об учебе в институте, о трениях со злющим зав кафедры, о своей диссертации и даже о несчастной первой любви. Мариночка часто охала, прикрывала пухлые губки ладошкой. Смеялась над шутками и как маленькая лошадка встряхивала пушистыми локонами, какого-то удивительного фиолетового оттенка.
Неожиданно к их столику подошли двое парней. Марина представила их, как однокашников по институту.
– Представляете, – радостно кричала она, – Гена работает глянцевиком! Он копает вечную мерзлоту!
– Гляциологом, – хохоча поправлял москвич, – Гляциология и криология это такая наука… такая…
Странно. Мысли путались. Язык с трудом ворочался во рту, а ведь он выпил всего три кружки пива. Лицо Марины расплывалось, пространство за её спиной искажалось и шло крупной рябью. Тусклый свет медленно гас.
* * *
Он очнулся от холода. Жуткий запредельный холод. Правую щеку немилосердно жгло, словно он положил голову на раскаленные угли. Что это? Снег! Он лежит на снегу! Геннадий пошевелился. Тело немедленно свело судорогой, а потом накатила волна безжалостной боли. Он даже не смог сдержать стона. Где-то рядом проехала машина, потом еще одна. Фары шибанули по глазам режущим светом. Почему не останавливаются? Не замечают?
Всё тело комок боли. Болит всё. От макушки до кончиков пальцев ног.
Где шапка? Нет. Неужели потерял?
Мужчина с трудом встал на колени – длинное убегающее вдаль дорога. Изрытая колесами трасса, а по бокам сугробы, сугробы. Серые в ночи, величиной под два метра. Закричав от пронзительной боли, Геннадий поднялся. Порывы ветра рвали на нем рубаху, засыпали горячим снегом. Снег горячий? Или это не снег? Почему он в одной рубахе? Где жилетка и дубленка? Мимо пронеслась машина, обдав запахом едкого бензинового выхлопа. Снежный вихрь ударил в грудь, едва не свалив с ног. Вдалеке заурчал двигатель. Вспыхнули фары. Колесников на негнущихся ногах вышел на середину дороги и поднял руку вверх.
Он видел, как приближающийся автомобиль замедлил бег. По ушам ударил визг клаксона. Неизвестный водила слепил его фарами, неистово сигналил. Геннадий стоял, широко расставив ноги и чувствовал, как силы покидают его. Когда автомобиль объехал его по крутой дуге и, ревя мотором, умчался в ночь, Колесников грустно улыбнулся и упал.
Странно. Он больше не чувствовал боли. Тело стало легким, почти невесомым. Снежная дорога приятно грела спину. Как хорошо. Глаза сами собой закрылись. Спать…
А потом, кто-то злой больно ударил его по щеке. Один раз, другой, третий. Снова огнем загорелась щека. Да что вам от меня надо? Дайте отдохнуть!
Кто-то обхватил его за плечи, рывком поднял. В свете фар мелькнуло озабоченное женское лицо. Ничего так – миленькое. Стрижка каре. Брови сведены в тугую дугу. Губы, пожалуй, излишне тонкие. А это что? Запорожец? Вот это раритет. И волокут его именно к этому приземистому чебурашке. Геннадий рассмеялся, закашлялся и вновь потерял сознание.
Её звали Таня. Лет двадцать с небольшим. Не замужем, судя по обстановке в доме. Пожалуй, это была самая странная встреча для Геннадия с человеком противоположного пола. Он лежал в её постели, голый, ощущал как его тела сильно и уверенно касаются чужие ладони. Что-то втирают. Пил из её рук горячий отвар, но при этом был страшно далек от своей спасительницы. Гораздо дальше, чем пациент от медсестры в больнице. На его вопросы она отвечала односложно и весьма неохотно. На второй день Татьяна протянула ему старенький бушлат. Бесцветно сообщила:
– Деньги в кармане.
Потом они оба молча сели в её запорожец и поехали на вокзал.
– Спасибо, – с трудом выдавил Геннадий на прощание.
Она не ответила, резко вывернула руль и унеслась прочь.
– Я верну деньги! – запоздало крикнул Колесников, – Верну…
Прошло больше месяца. Воспоминания о загадочной спасительнице тяготили Геннадия Ивановича. Деньги не большие, но зажулить их свинство. С трудом дождавшись выходных, молодой человек купил торт, бутылку марочного вина и отправился на вокзал.
Деревня, без сомнения, была та самая. Он хорошо запомнил ее, когда уезжал. Но куда исчез дом Тани? Колесников больше часа бродил по трем улицам населенного пункта – безрезультатно. Его охватила паника. На узкой резной скамейке сидел дедок с окладистой седой бородой и внимательно следил за ним бледными водянистыми глазками. Когда Геннадий остановился неподалеку и негромко выругался, старик скрипуче поинтересовался:
– Потерял чего, мил человек?
Колесников вздрогнул:
– Я ищу девушку. Зовут Таня. Симпатичная, стройная, волосы каштановые. Ездит на запорожце…
– Старик внезапно оживился:
– Етишкин свет! А где же ты сподобился видеть её?
Геннадий коротко рассказал о встрече.
– Вот дела! – вскочил на ноги старик, – Опять, стало быть, Танюха объявилась!
Видя удивление на лице гостя, дедок хихикнул:
– Повезло тебе, парень, встретить саму Невесту Мороза! Да ты не кривись – послушай. Было это в 78-м году, стужа была лютая. Аж вспомнить страшно. Вот тогда Танькин жених на трассе и разбился насмерть. Мы думали, баба белугой выть станет, так любила. Только Танюха сырость разводить не стала. Села в свой драндулет и на мост двинула, а там с обрыва в речку бултых – только ее и видели.
Старик снова уселся на скамью и поманил Гену скрюченным пальцем:
– А через несколько лет объявилась. Её так и прозвали: Невеста Мороза. Потому как появляется она только зимой и в морозное время. Добрая она. То ребенка заблудившегося найдет, то пьяницу беспутного до дома довезет. Теперь, видишь, тебе помогла.
Геннадий нервно рассмеялся:
– Вы хотите сказать, что меня спас мертвец? Приведение? Но это же бред!
Старик нахмурился, пожевал губами:
– Почем я знаю, мертвец или нет? Тела Танькиного не нашли. Откуда мне знать из какой дыры она на своём запорожце выруливает.
С этими словами, старик встал, открыл калитку и исчез.
– Послушайте, уважаемый! – закричал ему вслед Колесников, – Постойте!
Однако старик так и не появился. Где-то вдалеке тоскливо завыла собака. Повалили крупные хлопья снега. Геннадий Иванович поднял воротник, зябко поежился, поставил на скамейку пакет с подарками и зашагал прочь. На душе было пусто и пакостно. А еще, плечи придавило нечто похожее на раскаяние.
«Прости меня, Таня. Не знаю за что, но прости».
