Муурр

Из отчета о катастрофе корабля-наблюдателя экспедиции № 456789 к планете Земля.

В связи с флуктуацией Т-поля на орбите планеты произошла десинхронизация защитных полей Т-двигателя, который пошел в разнос. Экипаж успел разместиться в индивидуальных спасательных капсулах и катапультироваться, после чего всех подобрал беспилотный корабль-спасатель. Единственной жертвой аварии оказался любимец команды Муурр. Животное было так же помещено в индивидуальную спасательную капсулу, но при катапультировании последней, ее траектория оказалась направленной в атмосферу планеты. Ручное управление, естественно, Муурр применить не мог и та, скорее всего, сгорела, или разбилась о поверхность.

                                                                Командор экспедиции: Мулууун Дууг.

В ночь с воскресения на понедельник Василий Степанов проснулся от грохота. Проснулся, надо сказать, с трудом – вчера он с соседом Петровичем и Ленькой Мешалкиным изрядно приняли на грудь. Но в данном виде спорта Василий был, как минимум, мастером. Может даже мастером международного класса. Потому к трем часам ночи, когда все случилось, его могучая, пока еще, печень в целом справилась с этиловой нагрузкой. Бодун, конечно, присутствовал – жажда, головная боль и все такое, но бодун вполне себе терпимый. Супруга Клава тоже проснулась, села на кровати, перекрестилась – с недавних пор она вдруг стала набожной – зевнула, сказала невнятно:

- Гроза, что ль?

Встала, подошла к окну, отдернула занавеску. Глянула в темноту ночи.

- Не похоже, вроде – дождем и не пахнет.

Василий тоже встал с кровати. Не столько затем, чтобы посмотреть, что там происходит снаружи, сколько для того, чтобы испить водицы – сушняк… Но в окно, все же выглянул. Ничего – ни зарева, ни блеска молний. Тьма кромешная.

- Спать давай, - буркнул он, продолжающей таращиться в окно супруге.

Утро выдалось ясным. Майское солнышко ласково грело свежую зелень недавно пробившейся травы и только что распустившихся листьев деревьев. Легкие белоснежные облачка весело бежали по прозрачно-голубому небу. Василий, стоящий на крыльце своего изрядно обветшавшего дома, почесал грудь под не очень свежей майкой-алклголичкой, зевнул и поморщился от головной боли – бодун давал о себе знать. Соответственно, к завтраку, приготовленному заботливой Клавой, спозаранку убежавшей на работу, он не прикоснулся. Только выпил два стакана самодельного кваса на ржаных хлебных корках. Дочка Стеша, учащаяся пятого класса уже ушла в школу. Степанов закурил, сплюнул тягучей слюной, присел на ступеньки крыльца, почесал волосатое колено – вышел на улицу он в семейных трусах, поленился надевать штаны. Да и кто его увидит на своем-то дворе.

Работы сегодня, впрочем, как и вчера, да и позавчера у него не было – трактор «Беларусь», доставшийся ему после ликвидации совхоза, стоял на приколе в ожидании запчастей, за которыми надо было ехать в город. Но денег ни на поездку, ни, тем более, на запчасти не имелось – Клавкиной зарплаты хватало только на еду и самое необходимое. Был бы на ходу трактор Василий заработал бы неплохо – пахотный сезон на дворе, всем нужен трактор вспахать участки под картоху, то-се. Но нет трактора – нет денег. А нет денег – нет запчастей для трактора. Такой вот замкнутый круг.

Степанов аккуратно забычковал окурок, положил его в консервную банку, наполненную почти доверху такими же бычками, встал, потянулся, почесал колючую от трехдневной щетины щеку, раздумывая, чем бы заняться до обеда. Для начала решил сходить на огород, проверить недавно вскопанные, засеянные грядки. Сунул босые ноги в резиновые сапоги и пошкандыбал, орошая черную блестящую резину сапог утренней росой, на приусадебный участок.

Обошел задний двор, прошел в калитку и вот здесь его ждал неприятный сюрприз. Аккуратно вскопанные, выровненные грядки оказались порушены. Было ощущение, что на изрядном куске огорода порезвился слон, как минимум. Офигевший от открывшегося зрелища, Василий прошел в эпицентр разрушений и осмотрелся. Нет, слон тут был ни при чем. В правой части земельного участка зияла воронка. Ну, как зияла, глубина не большая, в полметра где-то, а вот ширина оказалась метров шесть-семь. Рыхлый чернозем разбросало метров на десять. А это что за хрень? Степанов нагнулся к земле, присмотрелся. Нет, ему не показалось: в эпицентре воронки из грунта торчало что-то светлое, почти белое. Больше всего штуковина походила на обломки пустотелого шара диаметром в метр. Толщину стенок шара он оценил миллиметров в пять. Василий попинал носком сапога один из кусков. Тот оказался неожиданно хрупким и рассыпался от удара на мелкие осколки. Степанов поднял один из осколков, чтобы рассмотреть получше. Что за черт! Осколок начал таять в ладони, словно был сделан из снега, только никакой влаги после него не оставалось.

«Сублимация» - всплыло в памяти мудреное слово, почему-то запомнившееся еще со школьных уроков химии. Степанов брезгливо вытер руку о трусы, попинал еще один осколок. И этот осыпался мелкими обломками, которые, соприкоснувшись с землей начали быстро и бесследно истаивать. «И что же это за хрень такая?» - задумался Василий. По всему, штуковина прилетела с неба. Метеорит? Он-то и громыхнул среди ночи? Но метеориты, вроде, камни, а тут непонятно что… Был бы камень, можно было продать – он слышал от кого-то, что за небесные камушки дают не плохие деньги. А тут скорлупа какая-то, тающая в руках. Да и не только в руках – пока Степанов стоял и размышлял от белых осколков почти ничего не осталось.

М-да, вот и занятие образовалось – приводить в порядок огород и грядки. Это до обеда, не меньше, а то и до вечера. Вот только похмелиться бы – голова болела. Пойти к Петровичу, у того всегда самогоном разжиться можно – гонит, паразит! И где только сахар с дрожжами покупает? В сельмаге этот дефицитный товар сметают мгновенно. Да ведь в долг не даст, даром, что вчера вместе выпивали: Петрович деньги считать умеет - дружба дружбой, а табачок врозь. Хотя, имеется у Василия заначка на такой случай.

Он вернулся в дом, прошел на кухню, приподнял клеенку на обеденном столе. Там еще пару недель назад Вася припрятал два сэкономленных на покупке новых спортивных штанов полтинника. Взял оба. Подумав, один вернул обратно. Уже направляясь к выходу, услышал в каморке дочери негромкий стук, словно что-то на пол упало. Стешка не пошла в школу? Неужто заболела? Дочку Василий искренне любил и, забеспокоившись, приоткрыл дверь в маленькую комнатку с узким оконцем, всматриваясь в полумрак, царящий там и пытаясь рассмотреть – не лежит ли дочка в кровати? Но кровать оказалась пуста и аккуратно заправлена.

Что-то шевельнулось на полу на прикроватном коврике. Что за хрень! Еще и темно, толком не видно! Никакой живности в доме Степановы не держали – кошек Василий не переносил и, не смотря на всю любовь к дочери, на все ее просьбы завести котеночка, отвечал решительным отказом. Собак не любила уже Клава. Вернее, боялась – напугала ее какая-то собака в детстве. Даже цепного пса, вроде бы совершенно необходимого в деревне, заводить не хотела, не говоря уж о том, чтобы держать собаку в доме.

Ну и кто это тут к нам забрался? Шевелящаяся темнота, кажется, начала приобретать внятные очертания. Что это? Что! Надо сказать, что единственное в этой жизни, чего боялся Василий – пауки. Страх, смешанный с омерзением. Такие чувства внушали ему даже самые мелкие и безобидные паучки, поселяющиеся и вьющие тенета в углах комнат под потолком. И вот, к ужасу своему, Степанов понял, что очертания существа в полумраке, царящем на полу у кровати дочери становятся очень похожими на гигантского паука. Он неверяще протер глаза. Нет, паук никуда не исчез. Наоборот, он выбрался из тени от кровати под световой столб, падающий из оконца и предстал перед Василием во всей красе. Наш герой конечно видел по телевизору пауков-птицеедов. Но те не шли ни в какое сравнение вот с этим монстром, непонятно откуда взявшемся в комнате его дочурки. Размером с собаку средних размеров, членистыми лапами, покрытыми мерзкой щетиной, щетинистой же головогрудью и громадными челюстями, торчащими в нижней части головы. Чудовище посмотрело на Васю и щелкнуло челюстями-серпами.

Это было последней каплей. Степанов взвизгнул, схватил стоящий возле двери веник, метнул его в паука, развернулся и опрометью бросился вон из дома. Миновав двор, он распахнул калитку и выбежал на улицу. Не помня себя от ужаса, Василий понесся по «порядку» - так в их селе называли два ряда домов, стоящие передней частью друг к другу, - но убежал недалеко, поскользнулся и бухнулся лицом в лужу, стоящую в колее грунтовой дороги. Поднявшись и сев на корточки, он дрожащими руками вытер воду и грязь с лица.

- Искупаться решил, соседушка?

Вася поднял голову и увидел перед собой Петровича, с которым пили вчера и к которому собирался за опохмелом. Тот, видно, возвращался из сельмага – в руке держал авоську с батоном, половинкой ржаного и парой консервных банок.

- Ва-а…, ва-а… - только и сумел выговорить Степанов.

- Плохо, да? – не в шутку озаботился Петрович. – Ну, это не с моего первача. Сам знаешь – слеза. Ты вчера ничем не догонялся?

- Не-е-е, - затряс головой Василий. – Там у меня в избе паук громадный.

Сосед был в курсе, что его постоянный собутыльник побаивается этих неприятных членистоногих, но, чтобы до такой степени…

- Чего ж это за паук такой, что ты от него, бежишь, как черт от ладана? – задал он резонный вопрос.

- В-в-вот такой вот, - Вася раздвинул руки, показывая размер напугавшей его твари.

- А ты не того… - покрутил пальцем у виска Петрович. – Не белочку поймал?

- Не-е-е, - опять затряс головой Степанов. – Как тебя сейчас видел. – И он рассказал, что только что произошло у него в доме.

- Ну, пойдем поглядим на страсть такую, - решил сосед. – Не боись, вставай, - и он покровительственно похлопал Васю по плечу.

Степанов с некоторым трудом встал на трясущиеся ноги. Возвращаться в избу было страшно, но не оставаться же жить на улице, да и дочка скоро из школы должна вернуться, а у нее в комнате страсть такая. Он тряхнул головой, вдохнул побольше воздуха, набираясь решимости, на выдохе сказал:

- Пошли.

И они пошлепали к дому Василия.

- Померещилось тебе все, небось, - заговорил на ходу Петрович. – Ты ж всегда пауков боялся, а тут и света в стешкиной комнате маловато и с похмела ты. Вот и померещилось.

Он шел какое-то время молча. Потом продолжил:

- Паук, хе-хе. Боишься ты их, вот и примерещилось. Страх он такая тварь – чего боишься, то и привидится. Страх он у всех есть. Вот я, вроде, ничего не боюсь, но и у меня страшок имеется.

Василий с интересом повернул голову к Петровичу.

- Да-да, - закивал сосед. – Только боюсь не пауков, как ты, а насекомого.

- Это какого же, - как-то разом взбодрился Василий, услышав, что не он один такой боязливый.

- Есть такая животина – богомол обзывается. У нас она, слава богу, не водится. А вот на югах встречается часто. Страшная тварь. Передние лапы у нее пилой снабжены. Ими она добычу держит.

- Видел-видел, - перебил Петровича Вася. – По телевизору.

- По телевизору не показывали, как этот самый богомол жрет, - построжел голос соседа. – А я, когда в армии в Одесской области служил, это дело наблюдал. Кто-то из пацанов поймал богомола и начал кормить его мухами. И вот знаешь, зажимает эта тварь муху своими лапами-пилами и начинает ее живую, жужжащую, жрать. Морда у него книзу совсем сужается, а рта так совсем почти не видать, но он, все ж таки - хруп, хруп, хруп. Минуты не проходит и нет мухи, только крылышки остаются. Хорошо, что маленький он. А ежели бы был побольше… Представляешь?

Вася представил и передернул плечами. Ответил:

- Ничего не скажешь, прибавил бодрости, Петрович.

- Да брось, - махнул рукой тот. – Говорю же – примерещилось.

Дошли до дома Василия, открыли калитку, вошли во двор. На крыльце перед приоткрытой дверью в избу Степанов замешкался.

- Что, страшно? – усмехнулся Петрович. – Ладно уж, давай я первый.

Он отодвинул с дороги Степанова, открыл настежь входную дверь и без колебаний вошел в полумрак сеней. Василий, набравшись мужества, последовал за ним. Миновали сени, прошли в дом. Прихожая, кухня, большая комната, приоткрытая дверь в каморку дочери…

- Здесь? – кивнул на дверь Петрович.

- Ага, - выдавил из себя трепещущий Василий.

Сосед открыл дверь пошире, заглянул в комнатку. Всматривался довольно долго. Потом повернулся к Степанову, усмехнулся, сказал:

- Говорю же: померещилось. Нет там ничего.

- Правда? – обрадовался Вася, подошел к двери и заглянул в каморку через плечо Петровича.

За время его отсутствия солнце ушло за угол дома и прямые лучи его в оконце не попадали, потому в комнатенке стало еще сумрачнее. На коврике у кровати, и впрямь, никакого паука не наблюдалось. Василий уже набрал воздуха в грудь для облегченного вдоха, но тут шевельнулся край покрывала, свисающего с кровати. Вася присмотрелся. Из-под кровати выползал уже знакомый сгусток темноты. Горло у него перехватило, и он смог только ткнуть пальцем в вылезающий ужас. Петрович снова заглянул в комнату и ощутимо вздрогнул. А сгусток темноты начал вновь обретать форму, и на этот раз на паука он совсем не походил. Тело вытягивалась, обретая сегментированное брюшко, появлялась тонкая грудь с членистыми лапами, голова сердечком и самое страшное – пилообразные лапы. Богомол! Размером тварь оказалась с ту же собаку, как и предшествующий ей паук. Богомол быстро просеменил к застывшим в дверях мужикам, поднял переднюю часть тела так, что его страшные пилы оказались почти на уровне их лиц и что-то прострекотал. Громко так.

Как Вася оказался на улице он не помнил. Стоял у той самой лужи, в которой искупался в свой предыдущий забег и тупо наблюдал, как в ней возится, пытаясь встать на ноги, Петрович. Не сразу, но ему это удалось. Он дико глянул на Степанова, вытер грязную воду с лица и сипло спросил:

- Что это было, Вася?

Василий только и смог, что беспомощно пожать плечами. Потом начал стряхивать грязь с одежды соседа. За этим занятием их и застал третий участник их частых посиделок Ленька Мешалкин. Лицо у нового персонажа было суровым и озабоченным. Понятно: человеку требовался опохмел. Не иначе тоже искал Петровича. Нашел…

- А чего это вы тут делаете? – цитатой из известного детского фильма поприветствовал он вчерашних собутыльников.

Василий с Петровичем переглянулись и наперебой начали рассказывать Леньке страсти-мордасти, пережитые ими сегодняшним утром. Мешалкин со скептической улыбочкой слушал словоизвержение приятелей. После того, как те, иссякнув, замолчали он точно так же, как десять минут назад Петрович, покрутил пальцем у виска.

- Откуда в наших краях гигантские пауки, да еще в паре с гигантскими богомолами, чай не джунглях живем, в Расее, - резонно заключил он. – Почудилось.

- Сразу двоим? – прищурился Петрович.

- Почему – нет? Всяко бывает. Пошли посмотрим на ваших насекомых.

Идти смотреть ни Васе, ни Петровичу не хотелось. Но Василию, все равно, рано или поздно возвращаться пришлось бы – скоро из школы вернется Стеша, не оставлять же дочь на съедение жутким тварям.

- Ладно, пошли, - скрипнув зубами, сказал он.

Петрович не хотел прослыть трусом и присоединился к приятелям. Пока возвращались к дому Степанова, у того в голове собралась логическая цепочка. Осмыслив оную, Вася спросил у Мешалкина:

- Леньк, а ты у нас чего боишься?

- В смысле, - сбился с шага приятель.

- Ну, я пауков боюсь. Петрович богомолов, как выяснилось. А ты кого?

- А я никого, - дурашливо хохотнул Мешалкин. – Разве какую-нибудь крокозябру.

- Крокозябру… - задумчиво протянул Степанов.

Вошли во двор Степановых. Зашли в избу. Вот открытая дверь в Стешину каморку. Ленька без колебаний переступил порог, остановился, всматриваясь в сумрак комнатки. Василий с Петровичем благоразумно держались за его спиной. И вот спина эта вначале расслабленная напряглась. Ленька подался вперед, словно стараясь рассмотреть что-то, находящееся в комнате получше. Видимо, рассмотрел, отпрянул, развернулся и оттолкнув, стоявших позади приятелей, ломанулся к выходу из избы, блеснув белками выкаченных в ужасе глаз. Петрович, не задерживаясь, последовал за ним, а вот Вася чуть-чуть задержался и заглянул краем глаза в комнату Стеши. Там на полу у кровати шевелилось что-то ужасное членистоного-мохнатое, щелкающее серповидными челюстями. «Вот она – крокозябра»! – мелькнуло в голове Степанова. В следующую секунду он мчался, по уже ставшему привычным маршруту, на улицу. На этот раз Василий опомнился быстрее. Видимо начала сказываться привычка. Он остановился метрах в ста от своего дома и закричал вслед улепетывающим собутыльникам:

- Стойте! За вами никто не гонится!

Первым внял его призыву Петрович. А может, он просто запыхался: не молодой уж мужик – недавно полтинник отмечал. Петрович остановился, оглянулся, потом согнулся в поясе, уперся руками в колени, пытаясь отдышаться, махнул рукой и что-то крикнул, сбавившему скорость, но все еще продолжавшему бежать Леньке. Тот перешел на шаг, тоже оглянулся, вжав при этом голову в плечи: видно не мог поверить, что увиденная им тварь не гонится за ним. Василий, прибавив шагу, догнал приятелей. Мешалкин достал помятую пачку сигарет, протянул дрожащей рукой Степанову и Петровичу. Те взяли по сигарете. Ленька, сломав три спички, дал прикурить. Покурили, отходя от пережитого ужаса. Потом Василий спросил:

- Чего делать-то будем, мужики?

- Думаю, надо ментов из района вызывать, - сказал Петрович. – Пусть разбираются с этой страстью.

- Да они пошлют тебя куда подальше, - резонно возразил Ленька. – Скажут, перепились мужики до белочки.

- Это – да… - вздохнул Степанов, вспомнив, как отнеслись к его рассказу попервоначалу приятели.

- Самим надо разобраться, - продолжил свою мысль Мешалкин.

- Как!? – в один голос вопросили Василий и Петрович.

- Берем штыковые лопаты и рубим эту тварь в капусту, - в голосе Леньки лязгнул металл.

Степанов поежился, но в голосе приятеля звучала такая уверенность, что он невольно поверил – порубят. И впрямь – что тут такого? Неужели трое мужиков не заколбасят пусть и страхолюдную, но, наверное, вполне смертную тварь? Да запросто! Ну, пусть и не запросто, но справятся. Во всяком случае, должны…

- Пошли ко мне, - уже командовал Ленька. – Там у меня как раз есть три лопаты. Только вчера наточил. Разберемся с гадиной.

И они пошли к дому Мешалкина. Лопаты и впрямь оказались наточены до бритвенной остроты. Ну, почти. Петрович, проверив заточку, повеселел, взял орудие труда, ставшее оружием, наперевес, вытянул указующий перст в сторону дома Василия и призвал:

- Пошли. Покажем ей, где раки зимуют!

И мужики с посуровевшими лицами вышли со двора Мешалкина и зашагали к Степановой избе. Когда до нее оставалось с полсотни метров, Василий обратил внимание, на то, что навстречу им стали попадаться, возвращающиеся из школы ученики. И тут его пробило, как током – Стеша! Она тоже должна вернуться домой. А том в каморке ее ждет…

- Стешка! – всхрапнул он. – Стешка должна из школы вернуться!

С этими словами Вася, что есть мочи кинулся к дому. Петрович с Ленькой тоже все поняли и, отстав совсем на чуть-чуть, понеслись вслед за Васей. Чуть не сорвав с петель калитку, ведущую во двор и входную дверь в избу, они влетели в сени. Здесь Степанов остановился и вскинул руку – тише, мол. Стараясь сдержать запаленное дыхание, они прислушались. В доме было тихо. Ни воплей ужаса, ни предсмертных хрипов. Может, Стеша еще не вернулась? Василий осторожно открыл дверь, ведущую из сеней в избу. Сердце при этом нехорошо екнуло – вспомнил, что, выбегая из дома, вряд ли закрыл эту дверь за собой. Предчувствия не обманули – у порога стояли туфли Стеши, снятые ей при входе. Сердце ухнуло куда-то вниз живота. Василий прошел кухню, большую комнату. Оба приятеля, держа лопаты наизготовку, следовали за ним. Дверь в каморку Стеши закрыта. Вася, набравшись мужества, распахнул ее настежь и, выставив вперед лопату, решительно шагнул внутрь помещения, ожидая увидеть все, что угодно.

Стеша сидела на кровати и гладила огромного кота, уютно свернувшегося на ее коленях. Здоровый кот. Кажется, Василий видел таких в передачах о домашних животных. Он даже запомнил мудреное название – мейн кун, вроде бы. Дочка подняла голову. Глаза ее светились счастьем. Она, кажется, даже не обратила внимания на лопаты в руках ворвавшихся в ее комнатенку мужиков.

- Папа, ты завел для меня котика? – спросила она.

Муурр, устроившийся на ее коленях, тоже поднял голову и умиротворенно сказал:

- Мур-р-р…