Наверное, только птицы в небе и рыбы в море знают, кто прав.
Но мы знаем, что о главном не пишут в газетах, И о главном молчит телеграф.
Аквариум "Капитан Воронин"
Красногорск стал центром событий, навсегда изменивших наш мир. Сначала посыпались с неба лягушки, потом в воде обнаружили гранулы СФТ, затем появились морфы.
Копылов возвращался из мастерской позже обычного. Идти было недалеко, но фонари горели раз в триста метров, луна спряталась в тучах, моросящий дождь заполнял выбоины в асфальте — и шёл Копылов медленно, держа в обнимку трёхлитровую банку с лягушками.
Шальной разряд молнии ударил в столб, Копылов подскользнулся, упал, разжимая руки, банка разбилась, крупный осколок вспорол Копылову горло. Кровь брызнула на чешую, лупоглазые морды, в раззявленные рты лягушек.
Мерно взбухали животы заспиртованных амфибий, облепивших упавшего человека. В ночной тиши бульканье вытекающей крови перемежалось чмокающими звуками. Стоял октябрь, двенадцатое число, четверг.
Иван кувыркался всю ночь с Риткой, проспал и теперь пёр на работу, в дорожно-ремонтное управление, мешок с новомодной присыпкой от гололёда. Присыпку Иван воровал просто так, больше в конторе взять было нечего, но Селуянов, новый глава ДРСУ, объявил внезапную проверку и дал три дня на возврат имущества.
В утреннем тумане Иван прошёл мимо Копылова, не заметив. Из прорехи в двухслойном мешке на лежащее тело первым снегом легла горка разъедающего порошка. Дождь не кончался.
Шагов двадцать спустя Иван углядел на дороге квакушку необычно красного цвета. Он решил удивить Снегирёва, коллекционера всякой мёртвой, баночной живности, и преподнести подарок. Лягушка, свесив лапки, отправилась в мешок с присыпкой.
Фары проезжавших машин выхватывали кадры пятницы: остекленевший глаз, начищенные ботинки, разбитую банку.
Рита любила Копылова за пунктуальность. Она в каждом мужчине, с которым спала, находила ту одну, уникальную чёрточку, которая оправдывала в её глазах собственную любвеобильность.
Копылов опаздывал. Ждать у подъезда холодно, Рите хотелось в туалет, она начинала злиться. Поглядев на часики, изящные, подаренные Селуяновым по случаю годовщины знакомства, она присела у стены, спустила трусы — колготки Рита не носила принципиально — и зажурчала.
Из-за угла, шатаясь, вышел Копылов. Лицо его было бледно, волосы вымазаны в муке, горло он прикрывал рукой. Брюки и пиджак намокли и покрылись грязными пятнами.
— Ой, мамочки, — прошептала Рита, непроизвольно разводя ноги.
На сборке мебели под заказ Копылов зарабатывал неплохо, но был прижимист до неприличия и любил красивую жизнь. Поэтому воровал у своего приятеля Снегирёва, инженера с водонасосной станции, заспиртованных лягушек, приносил домой, отмачивал в марганцовке, жарил-варил и воображал себя французом. В остальном питался кефиром, белым хлебом и подсолнечным маслом с сахаром. Рита носила Копылову мясное, набранное из разных мест: иногда купленное, чаще — взятое как остатки в пригостиничном ресторане.
Знакомить друг с другом своих мужчин Рита не любила, но сегодня был экстренный случай. Втащив Копылова в квартиру, она бросила продукты в холодильник, быстренько приняла душ и обтёрла несчастного мокрой тряпкой. Рану на горле залепила скотчем. Затем вызвала такси. Единственный знакомый Риты, кто разбирался в медицине, был сейчас на работе, на водонасосной станции, в лаборатории контроля очистки. Звали знакомого (и любовника, конечно) Виталий Аркадьевич Снегирёв.
Забытые в ванной часики показывали 9:15.
Иван сдал мешок под расписку, предварительно вынув оттуда закостеневшую лягуху, и теперь скучал. Дважды он протирал бездыханное тельце бензином, желая убедиться, что цвет лягушки природный, а не случайно привнесённый извне. В его жизни была только одна любовь, Ритка, но сегодня он почувствовал приязнь и к кому-то ещё. Уход и забота пробудили в дорожнике что-то светлое, доселе невидимое, незнакомое, отчего на душе становилось уютно и тепло. Иван решил оставить лягушку себе.
Селуянов, приезжий москвич, не мог распознать цвет лягушки по чёрно-белому монитору, но вид земноводного он узнал сразу: партию точно таких канадских лягух он на днях переправил Снегирёву для опытов.
Метка времени на экране дёрнулась, цифры сменились на 9:30.
Рита натёрла бёдра. Таксист, видя состояние парочки, расстелил на заднем сиденье рогожу, и Рита всю дорогу ёрзала попой по шершавой поверхности, поддерживая одной рукой Копылова, от которого несло кислой химией, а другой оправляя юбку.
На входе их пропустили, не задавая вопросов. К Снегирёву ходили всякие, вахтёр получал мзду каждую неделю, спиртом, и был благодушен. Он отметил в журнале время посещения: 9.43.
Химик по образованию, Виталий Аркадьевич сразу понял, что перед ним мертвец. Копылов молчал, жидкость из раны не вытекала, температура тела совпадала с окружающей средой. Некоторую подвижность членов и способность к передвижению Снегирёв отнёс к последствиям неусыпной заботы Риты — Маргариты Николаевны, как он называл её в минуты ошеломляющего счастья, случавшегося, правда, нечасто. Первой страстью Снегирёва была экология.
Отстранённо он выслушал бессвязный лепет женщины, норовящей вложить руку мертвеца в его, ещё живую, руку и этим жестом символически соединить двух мужчин напрямую, не через её тело, словно такое слияние возможно и результатом станет один человек, впитавший лучшее из обеих частей.
Пообещав заботиться о покойном, но тщательно обходя вопрос о возможности воскрешения, Виталий Аркадьевич предложил Маргарите зайти за телом вечером, где-нибудь около шести, и выставил её за дверь. Рита любила Снегирёва не за тактичность.
Чем дольше Иван любовался своей лягушкой, тем острее чувствовал невозможность плотской любви между ними. Это сводило его с ума. Он стонал, прижимая лягушку к груди, раскачивался взад-вперёд, пел колыбельные песни.
Селуянова бесило, что кто-то выкрал дорогостоящий образец из лаборатории Снегирёва, и это могло сказаться на достижимости и сроках получения эликсира бессмертия. Решиться приехать из Москвы под видом начальника дорожно-ремонтной службы, чтобы на месте контролировать ход эксперимента, было непросто. Лишь преданность Отечеству и долг вырвали Селуянова из тёплого кресла руководителя департамента ФСБ и кинули в глушь, в октябрь, в Красногорск.
Рита волновалась за Копылова, не могла найти себе места и в поисках утешения отправилась в ДРСУ. Она любила Ивана за возможность выплакаться на его груди.
Вахтёр на проходной водонасоски в этот момент отмечал чей-то пропуск: 11.02.
Копылов лежал голым на прозекторском столе, который в качестве талисмана держал у себя Снегирёв, и слушал разговор Виталия Аркадьевича по телефону в соседней комнате. Речь шла о каком-то препарате, возвращающем молодость, силы и радость бытия, причём химик настаивал, чтобы условием внедрения эликсира было полное запрещение любой деятельности, наносящей вред экологии.
"Чем же тогда будут заниматься люди? Любовью?" — подумал Копылов и пришёл в себя.
Чувствуя некую повёрнутость сознания и зверский голод, он кое-как сел и обнаружил, что рядом, совсем рядом, на соседнем столе разложен его любимый деликатес — лягушачьи тушки.
Шлёпанье, чавканье и звяканье лабораторной посуды заставили Снегирёва бросить трубку и поспешить на звуки. Он знал, что Копылов ворует лягушек, но снисходительно прощал это ради крепкой мужской дружбы. Когда же Рита, его несравненная Маргарита Николаевна, появилась на пороге в обнимку с воняющим трупом Копылова, он понял, что обязан вернуть должок: погрузить бывшего друга туда, откуда тот черпал своё счастье — в банку со спиртом. И тогда он раздел Копылова, аккуратно срезав с него одежду, сняв ботинки, носки, затем полностью побрил и вышел подготовить раствор.
Но его отвлёк звонок, важный, но бесполезный звонок от Селуянова. Страна не хотела выполнить условия Снегирёва, а вечная жизнь в дыму и смраде заводских труб не прельщала химика. Отчитываться за лягушек он не собирался.
Разгневанный Селуянов ворвался в комнату, где сидел Иван, с единственной целью: вернуть имущество. И пусть имущество это принадлежало не ДРСУ, а тайной организации "Светлая жизнь", полковника ФСБ это не волновало. Рита любила Селуянова за педантичность.
Между Иваном и начальником ДРСУ под прикрытием завязалась борьба: один защищал любовь, другой отстаивал справедливость. В ход пошли стулья, кулаки и матерные слова.
В этот момент в дверях появилась Рита. Ей льстило, что мужчины дерутся из-за неё. Чтобы не мешать, она присела на краешек стола, поморщилась — попа ещё болела — и с удивлением обнаружила рядом экзотическое создание — красную лягушку. Что-то в облике твари напомнило Рите Копылова, или то был зов крови, попавшей внутрь амфибии из разрезанного горла любовника, или... Как бы то ни было, Маргариту потянуло к животному неумолимо. Их кожа соприкоснулась, их глаза встретились, их души слились.
Густой янтарный свет наполнил комнату, вырвался из окон и разлился по городу.
Вечность отметила время: 12.00.
Лабораторию контроля очистки по настоянию Снегирёва оборудовали электромеханической системой, которая подавала из резервуара необходимые для опытов образцы, так что химик мог, не выходя из помещения, полностью погрузиться в эксперименты. Копылов об этом не знал, поэтому довольствовался только теми лягушками, что уже были поданы на стол. Из-за своего нездоровья и оглушающего запаха гололёдной присыпки он не чувствовал амбре, исходящее от поедаемой снеди. Химические вещества в причудливых сочетаниях возникали и распадались в его желудке, в ране на горле хлюпала кровавая пена, но страсть — та страсть, истинная, глубинная страсть, которую Копылов подавлял всю жизнь, ограничиваясь хлебом, сахаром и кефиром, прорвалась наружу и застила ему глаза. Если бы он мог урчать, он бы урчал.
Снегирёв подкрался сзади и "нанёс удар тупым предметом по голове Копылову" — так об этом писали газеты и так потом говорил телеграф. От удара мёртвый снаружи, но живой внутри Копылов случайно задел кнопку самоуничтожения, вмонтированную в ножку стола происками ФСБ — они не хотели вечной жизни для всех, они искали её только для себя.
Взрыв поднял лягушек в небо, разорвал в клочья Снегирёва и смешал городской водопровод с опытной жидкостью, способной, возможно, вернуть молодость, силы и радость жизни. Туда же попали и ошмётки Копылова, испытавшего на себе большую часть из вышеперечисленного.
Часы на башне пробили полдень. Полдень нового дня.
С этого момента, а может, чуть раньше, в Красногорске, а затем и по всему миру, следуя движению текущей воды, ветра и пушистых облаков в форме сердечек, появились морфы — люди, способные искренне и беззаветно любить.
О ней и был этот рассказ.
