Однажды сын неба Хододо разгневался на владычицу моря Имерцу и решил проучить. Он обливал ее небесным огнем и жег молниями, сбрасывал под ноги гигантские звезды и оглушал громом. Но красавица Имерцу лишь смеялась в ответ и тушила в своих водах шипящие молнии. И понял сын неба, что сильнее него море и, взглянув на Имерцу, полюбил всем сердцем. От союза богов родились люди, что и ныне проживают на острове. Мы преклоняемся перед всесильным Хододо, но знаем, что наша мать Имерцу. Море – наша жизнь. Оно дает кров и пищу, оно, если надо, сохранит от врагов. Только на острове нет врагов. Я знаю это, потому что меня зовут Пахаэту и я вождь нашего племени. В лесах не водятся дикие звери, а острозубых полосатых акул давно приручили и сделали помощниками и добытчиками. Я полагал, что рассказы о разных злобных существах лишь приданья старины. Такие сказки любил сказывать шаман Мдоэху. И все племя от мала до велика собиралось вечером на остывающем от дневного зноя песке и внимало его речам. А ласковое теплое море нежно гладило наши пятки и тихо шелестяще смеялось над байками старика. Я, вождь имерцев, Пахаэту не знал, что его сказки когда-нибудь обретут жизнь.
Меня зовут Альварес де Амарилья, и я ненавижу море! Ненавижу бессмысленное скопище воды: вонючее, соленое и бесполезное. Его даже нельзя пить, если ты умираешь от жажды. Я сам видел, как моряки, выпившие всего пригоршню морской воды, загибались от кровавого поноса. После купания в море жутко чешется спина от налипшей соли. Да и кто в здравом уме станет испытывать судьбу, плескаясь в этой бездонной луже? Безумца либо унесет подводное течение, либо проглотит какая-нибудь морская тварь. Лишь приказ монарха и надежда на сказочные богатства заставили меня пуститься в это безнадежное путешествие. Будь прокляты все океаны, моря и проливы вместе взятые.
Невыносимая качка лишила меня всяких сил вместе с содержимым желудка. А потом налетел шторм, и моей тихой ненависти стало недостаточно. Я, добропорядочный католик, грозил разбушевавшейся стихии кулаками и исторгал из себя самые гнусные ругательства. Не знаю, может, кто из команды и молился, только Господь не внял его молитвам. Наш корабль развалился на части как гнилой орех. Я уже пускал пузыри, когда Карлос Мендоса ухватил меня за шиворот и втащил на большую шлюпку. Как потом выяснилось, нас осталось двенадцать. Это я узнал позже, когда пришел в себя. Проклятое море успокоилось и напоминало зеленое неподвижное зеркало. И по этой сверкающей глади скользили треугольные плавники акул. У нас не было ни пищи, ни воды, у нас не было тента, чтобы укрыться от убийственного солнца. Наверное, каждый спрашивал себя: неужели Создатель уберег нас от гибели в соленой бездне, чтобы затем подвергнуть такой мучительной казни? Мы потеряли счет времени, а потом Хосе Делавега сошел с ума. Он выхватил кинжал и бросился на Карлоса. При этом безумец кричал: «Я знаю, твоя кровь не соленая, а сладкая, отдай мне её!»
Общими усилиями мы скрутили Хосе. Находиться в одной лодке с душевнобольным не хотелось и один из нас, Эдмондо Пенилья, предложил убить безумца и съесть. Удивительно, но это предложение не показалось нам кощунственным. Мы, набожные кастильцы, согласно закивали головами. Пенильо зловеще усмехнулся, вытащил из-за голенища сапога нож и, ухватив Делавегу за волосы, оттянул голову назад, открывая красную от солнечных ожогов шею. Мгновение, и сверкающая сталь откроет ток спасительной для нас крови, но случилось чудо.
– Земля! Земля! – наш глазастый юнга Альфонсо спас Хосе Делавегу от смерти, а нас всех от чудовищного греха.
Остров был обитаем. На белом песке перетаптывались с ноги на ногу сотня голых дикарей.
– У них нет оружия. – Просипел Карлос и беззвучно рассмеялся, высунув усохший почерневший язык. – Благородные доны, что-то подсказывает мне, что Господь решил пощадить наши грешные души.
Я никогда не видел таких странных людей. Все в них было чужое – от цвета кожи до удивительной одежды. На лицах пришельцев была странная растительность, у каждого своего цвета: от черного, до почти белого. Мы во все глаза смотрели на это диво и смеялись. Мы были счастливы. Многие решили, что нас посетили Боги, тем более, что эти существа приплыли к нам на странной водяной колеснице. А кто, кроме Богов может позволить себе подобное? Обычный человек плыл бы сам. Чужаки были сильно истощены и еле держались на ногах. Едва ступив на берег, они повалились на песок и так лежали, делая нам знаки, что хотят пить. Нет, конечно, это были не Боги. Наши девушки принесли им дельфиньего молока в больших раковинах и чужие люди жадно накинулись на него, захлебываясь и кашляя. Мы укрыли каждого из них пальмовыми листьями от яркого солнца. Пришельцы были покрыты ожогами и струпьями – нет, разумеется, это были не Боги.
Вот только вели они себя как вожди. Когда юноша Бетуату заинтересовался странным предметом на поясе одного из чужаков, и провел по блестящей сверкающей поверхности пальцами, чужой человек грубо закричал на него и оттолкнул ногой. Бетуату упал. В глазах его была боль и обида. Другой гость принял раковину с молоком из рук моей сестры Моэльмы, выпил ее, а затем усадил девушку рядом и стал ощупывать ее тело. Этого нельзя было делать, ведь у Моэльмо был жених – Петуэту, он победил на всех соревнованиях, и добился чести свататься к моей сестре. Моэльма вырвалась и убежала, оставив в руках хохочущего пришельца набедренную повязку. Все, кто это видел, в смущении опустили глаза. Нет, это были не Боги. В тот момент я впервые пожалел, что к нам прибыли такие гости.
Слава Создателю, дикари добрые и безобидные, словно овцы. А еще они, похоже, приняли нас за Богов. Кланялись, улыбались, пытались угадать любое наше желание. Едва мы показали жестами, что хотим пить, нам принесли нечто, напоминающее молоко, только намного жирнее и вкуснее. Никогда я не пил такого чудесного молока. Интересно будет взглянуть на местных коров. Еще я понял, что аборигены имеют какое-то понятие о ткацком деле. Все они были в узорчатых набедренных повязках. Это прекрасно. Значит, они смогут изготовить для нашей шлюпки парус и тент. Не знаю, как другие, а заканчивать свою жизнь на жалком клочке суши посреди океана, я не намеревался. Но сейчас думать о предстоящем кошмарном плаванье не хотелось. Я слишком ослаб и высох. Даже говорить было тяжело. Какой-то туземец показывал на мои обожженные руки и что-то совал мне под нос вроде куска раковины с чем-то пахучим внутри. Я не понял его, но согласно кивнул. И этот бронзовый малый стал аккуратно втирать в мои ожоги белесую мазь. Случилось чудо – мучительное жжение исчезло. Я с готовностью подставил знахарю шею и часть груди, не защищенную рубахой. Поистине, нам есть чему поучиться у этих детей природы. Потом я велел индейцу смазать кожу всем моим товарищам. Жизнь налаживалась. Даже сошедший с ума Делавега глядел более осмысленно, правда, развязывать его было еще рановато. Местный мальчишка под шумок чуть не выудил шпагу из ножен у Эдмонда Пенильи. Увидел, как засверкал клинок под лучами солнца и аж разинул рот от изумления. Вот тут Пенилья от души приложил его сапогом в живот. Щенок шмякнулся на пятую точку и чуть не заплакал. Правильно, пора показывать этим голым обезьянам, кто теперь у них хозяин.
Ребята быстро приходят в себя. Известный бабник Мендоса и тот не оплошал. Сразу приметил самую симпатичную дикарку. Он бы овладел ею прямо здесь, но последствия кораблекрушения истощили его силы. Оставив в его лапищах набедренную повязку, девка с визгом кинулась наутек под дружный хохот наших парней. Но раз Карлос положил на нее глаз – не отвертится. Быть ей брюхатой. Если всем родившимся от него щенкам давать его фамилию, половина островитян от Панамы до Эспаньолы, будут носить гордое имя Мендоса.
Смех смехом, но я обратил внимание на одного туземного паренька. Этот, похоже, не уважал нас, ибо стоял, сжимая бронзовые кулаки и хмуря брови. Мне было бы плевать на эту голую мартышку, если бы не одно обстоятельство: огромная розовая жемчужина, сверкающая в его носу. Даже вдалеке от благословенной Кастилии она стоила целое состояние. Не будь я Альварес де Амарилья, если не заберу сокровище себе, хотя бы вместе с носом островитянина.
Чужие люди быстро приходят в себя. Еще недавно они лежали на песке, как умирающие черепахи, а сегодня ходят по острову, по-хозяйски заглядывают в жилища моих соотечественников, машут руками и громко смеются. Они совсем не уважают нас. Я ясно вижу это по их лицам, надменным и брезгливым. А еще они очень жадные. В моем доме увидели фигуру Хододо, которую наши ремесленники выплавили из желтых камней Бога земли Дагдо. Один из чужаков схватил фигурку и попытался спрятать ее под одеждой, за ним тотчас погнались остальные его товарищи, повалили на землю и принялись жестоко избивать. Я хотел помешать расправе, но меня оттолкнули. Тогда я вернулся в свой дом и взял все фигурки Богов. Я положил их перед дерущимися чужаками и те тот час же прекратили потасовку. Они трясущимися руками хватали изделия из солнечного камня и хохотали как безумцы. Старший из них показал мне пальцем на камни Дагдо и спросил, есть ли еще. Я ответил, что есть, но не слишком много, ибо мои соплеменники больше любят поделки из волос Богини ночи Боони. Однако, пришелец не разделил наших вкусов. Он жестами показал, что его интересуют лишь солнечные камни. А потом все мои люди принесли изделия из желтых камней и сложили у ног гостей. Те так обрадовались, что стали плясать.
Хвала Создателю – мы нашли золото! И нашел этот безумец Делавега. Неужели права поговорка, что дуракам везет? Стоило нам только развязать Хосе, сочтя его состояние обнадеживающим, как он забежал в хижину к местному вождю и украл золотую статуэтку какого-то уродливого божка. При этом дурачок орал на весь остров, что это его добыча и он ее нипочем не отдаст. Я сказал, что все мы слуги нашего благословенного монарха, и должны, сообща, собирать богатства во славу Испанской короны. Однако, безумец заявил, что ему плевать на короля. Тут Эдмондо Пенилья и врезал ему кулаком по зубам. Сумасшедший укусил Эдмондо за руку. Потом мы начали сообща пинать Делавегу с великой злобой. Возможно, убили бы его или покалечили, но на его счастье, прибежал дикарский вождь и высыпал на песок целую пригоршню изделий. Часть из них была из черного обсидиана и не представляла ценности. Зато другие были из чистого золота. Тут уж нам стало не до Делавеги. На острове было золото и было не мало. Вообще местный вождь оказался достаточно разумным и быстро понял, что от него требуется. Очень скоро все жители острова притащили нам все свои золотые поделки. От созерцания такой большой кучи драгоценностей, даже самые невозмутимые из нас издали восторженные вопли. А потом Карлос Мендоса заулюлюкал и пустился в пляс. Что сказать? Мы тоже не остались в стороне. Жутко приятно ощущать себя сказочным богачом.
Шаман Мдоэху предсказал, что чужаки принесут горе племени. Но я уже и сам это понял. Никогда я не видел, чтобы люди были наделены всеми пороками злых духов. Гордыня, жадность, ненависть и злоба. Эти страшные болезни переполняли чужаков, как созревший кокос соком. И самое жуткое – они заражали людей моего племени. Всё чаще я ловил в глазах имерцев искры неизвестных доселе недугов, ибо, что может быть опаснее зарождающегося в душе ожесточения. Даже юный Бетуату опускал голову в моем присутствии, а когда думал, что я не смотрю на него, награждал пришельцев таким взглядом, что меня окутывал потусторонний холод.
Я, вождь Пахаэту, с тоской понимал, что моё влияние на имерцев тает, как плоть медузы под лучами солнца. Моё место заняли пришлые люди. Они по хозяйски расхаживали по острову, заставляли мужчин и женщин добывать солнечные камни, охотиться и жарить для них дичь, а еще они пробуждали в моих людях сластолюбие. Белокожие распутники брали любую понравившуюся им девушку и я с ужасом видел, что многие женщины моего племени не противятся им, а покоряются добровольно. Среди мужчин тоже произошло разделение. Одни тайно грозили чужакам кулаками, другие старались им услужить, думая, что те в будущем заберут их с собой в сказочный мир. На острове среди имерцев начали происходить драки.
О, мать Имерцу, владычица нашего мира, защити твой народ. Пошли мне знак твоей мудрости, ибо я, вождь Пахаэту, не знаю, как мне поступить.
Святой Диего из Алькалы! Этот остров богат, как таинственный Эльдорадо! Тут полно не только золота, но и жемчуга! Сегодня в одной лачуге мы нашли что-то на вроде плаща, сшитого из десятков тысяч жемчужин! Крупных жемчужин, таких, как в носу того бронзового невежи, что бросает на Мендосу недовольные взгляды. Когда мы увидели это богатство, то чуть не обезумели. Даже не знаю, сколько такой плащ может стоить. А еще выяснилось, что дикарей можно легко заставить добывать жемчуг. Удивительно, но они знают способ очень долго находиться под водой. Надо будет потом выяснить этот секрет. Но пока не до этого. Целый день мы заставляли этих голых жаб нырять за раковинами. К вечеру на песке выросла целая гора жемчуга. Мы просто пьяные от счастья. Уверен, никто до нас не открывал такого волшебного острова.
Правда, без проблем не обошлось. Мендоса так возбудился от вида богатства, что заявил нам о своем желании немедленно повалять по песку самую красивую бабенку из местных. Поразительно, но он ее еще не разложил. Раньше он был более шустрый. Стареет что ли?
Карлос ввалился в жилище к красотке и без долгих церемоний сорвал с нее набедренную повязку. Не обращая внимание на ее свинячий визг, он повалил дикарку на землю и резво приступил к делу. Вот тут и появился тот паренек с розовой жемчужиной в носу. Абориген, недолго думая, огрел нашего пылкого идальго дубиной по уху и продолжал потчевать его оплеухами, пока на шум не сбежались все наши.
Надо сказать, что подобную агрессию островитяне проявили впервые. Косые взгляды не в счет. Такие поползновения нужно пресекать в зародыше, иначе в дальнейшем обезьяны могут сесть на шею.
Мы согнали их всех в кучу и провели показательную казнь. Разумеется, роль палача взял на себя Эдмондо Пенилья.
Он поставил мерзавца на колени, а потом демонстративно перерезал горло. Вид хлынувшей крови многие дикари перенесли плохо – бухнулись в обморок. Я вообще замечал, что они весьма слабонервные. Тем лучше – легче будет ими управлять. Потом я сказал проникновенную речь о недопустимости перечить белому человеку. Не знаю, поняли ли меня островитяне, но думаю, что поняли.
Карлос Мендоса так разозлился, что во время моего ораторства пинал ногами мертвое тело дикаря. Еще бы, ведь бронзовый злодей практически оторвал ему ухо. По щеке благородного дона текла кровь, а в глазах плясали все черти преисподней. Надо ли говорить, что наша экзекуция произвела на туземцев неизгладимое впечатление.
Потом с чувством выполненного долга все разбрелись по лачугам. Денек был насыщен событиями.
О Боги, мой остров погрузился в пучину ужаса. Даже всесильный Хододо прикрыл веки, уступив время сестре Боони. Но и та не зажгла на небосклоне не одной свечи. Лишь холодный ветер гнал по пляжу кровавый песок, да бог Дагдо оплакивал лучшего воина племени, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Мы ощущали гул под ногами и плакали вместе с ним.
Сегодняшнее страшное событие сплотило моих людей. Больше никто не хотел служить кровожадным чужакам. Зло порождает зло. Некоторые горячие головы предложили напасть на спящих пришельцев и убить всех до единого. Но я с гневом отверг эти мысли. Имерцы никогда не были убийцами. И я, вождь Пахаэту, не допущу этого.
Моя сестра Моэльма была безутешна. Девушка забрала у главного чужака плащ из слез богини Имерцу. Она шила его долгих десять лет, когда еще была ребенком, чтобы в будущем надеть на свадьбу. А сейчас этот плащ покрывал тело несчастного Петуэту.
Все люди племени смотрели на меня и ждали моего решения. Я уже принял его, но у меня не хватало духу сказать вслух. Тогда я посмотрел на нашего шамана Мдоэху. Старик видел мои колебания и пришел на выручку:
– Кто мы такие? – кряхтя спросил он и сам же ответил:
– Мы, люди моря. Наша мать владычица вод Имерцу. Она наша повелительница и госпожа. Она вершительница наших судеб. Так пусть вождь обратится к той, что никогда не оставляет свой народ, и получит ответ.
И все сказали «Да будет так».
Когда-то люди жили в воде. Они строили подводные города и управляли косяками рыб. Легка и безмятежна была их жизнь и в один из дней они ощутили себя богами. И тогда мудрая Имерцу выплеснула зазнавшихся людей на сушу и сказала: «Познайте тяготы жизни на земле, познакомьтесь с другими богами, что будут не так добры к вам, как я. А когда придет к вам разумение и наполнятся сердца ваши скорбью –возвращайтесь в мое лоно, приму вас, ибо вы дети мои, а я мать вам».
Я повторял древние слова, переходящие из уст в уста, из поколения в поколение и шел к черной глади моря. И стала морская вода горячей как кипяток и обожгла мои ноги. А когда я опустился на колени и простер к морю руки, вздыбилась черная волна, поднялась до чертогов богини Боони и обнажила передо мной дно морское. И заплакали мы все от нахлынувших на нас чувств, от радости, что услышала нас Имерцу, от страха перед грядущим, от горечи расставания с землей. Несовершенен человек и часто разум его не поспевает за мудростью богов.
Чудовищной силы порыв ветра опрокинул мою тростниковую хижину и я увидел над головой багровое небо. Клубки молний сплетались огненными змеями, уши закладывало от невыносимого грохота грома, а сверху низвергались потоки воды.
Оглушенный и мокрый до нитки я в ужасе озирался вокруг. Все наши носились по острову, сталкивались, падали и вопили. Странно, но среди людей я не видел ни одного дикаря. Куда они сбежали? Укрылись от непогоды в лесу? Спрятались в горах?
На меня налетел наш юнга Альфонсо и закричал:
– Дон Альварес! Туземцы ушли в море!
Из-за воя ветра и шума дождя, я решил, что ослышался.
– Что ты мелешь? У них же не было лодок!
– Они пошли в море и воды разошлись перед ними. Они несли на плечах тело дикаря, убитого сеньором Пенилья и пели. А потом их накрыли волны и они исчезли!
– Врешь, собака! – разозлился я, – Твой разум помутился! Убирайся прочь, кретин!
Я отшвырнул юнгу прочь и закружился на месте. Вокруг не было ничего, что помогло бы укрыться от непогоды. Даже, если все папуасы решили разом самоубиться – мне плевать! Кров, мне нужен кров! Проклятый ветер пробирает до костей! Мерзкий дождь льёт словно из ведра. Я готов убить за теплую пещеру и добрый костер!
Мои товарищи носились по мокрому песку и безбожно матерились. И лишь Карлос Мендоса неподвижно стоял у самой кромки воды. Ветер драл и трепал его черные волосы, пузырем раздувал белую кружевную рубаху, идальго криво ухмылялся.
– Друг мой, – обратился я к нему, – ты один не потерял присутствия духа. Даже Пенилья трясется, как от болотной лихорадки.
– Альварес, – отвечал мне гордый кастилец, – Я хочу встретить смерть достойно. Не пристало благородному дону стенать и плакать, как трусливому простолюдину. Мужчины из рода Мендоса никогда не поворачивались к безносой тылом.
– Смерть?! – расхохотался я, – А не рано ли ты собрался на собственные похороны? Это просто непогода. Шторм, что погубил наш корабль был пострашнее.
Мендоса не ответил мне, а лишь вытянул руку и показал в сторону моря. Я проследил за его движением и застыл пораженный. За чертой горизонта, между пламенеющим небом и черным, как смола морем, зарождалось и ползло нам навстречу нечто огромное и непонятное. Не сразу я догадался, что это волна, ибо мой мозг отказывался принять за действительность, виденное глазами. Потому что таких волн не могло существовать в природе. Выше самых высоких гор, рожденных в мире, касающаяся пенным гребнем облаков, это кошмарное порождение ада катилась на нас с ужасающей скоростью. Мгновение, и блестящая черная туша нависла над нами, закрыв собой небо. В тот момент я ощутил себя муравьем под пятой великана. А потом соленая смерть обрушилась на землю, смывая людей и пальмы, слизывая гигантским языком и сам остров, хохоча и рыча в первобытном безумстве. Сбитый с ног и влекомый в бездну безжалостной стихией я с ужасом понял, что мои последние мысли были не о далеком доме, ни о Создателе перед ликом которого скоро предстанет великий грешник Альварес де Амарилья. Задыхаясь, глотая, раздирающую горечь воду, я силился крикнуть в бурлящий мутный сумрак:
– Проклятое море! Как же я ненавижу тебя!
Похожие статьи:
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Проблема планетарного масштаба
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
