Под сенью прелой горки из листвы покоился моряк Тимофей. Он давно потерял себя, или потеряли его, и теперь, грязный, нелюдимый, скорбно лежал в сырости. Вдруг солнце облило его выцветшую, изъеденную дырами тельняшку белым жаром – это дворник, усердный до дурости, разворошил лиственную кучу. Махая метлой, угрюмый гастарбайтер пошел дальше, сея разрушения и хаос, а моряк Тимофей аккуратно перевернулся на бок, осмотрел яркую улицу, и, не найдя опасностей, встал во весь рост.
На клумбах еще лежал снег, похожий на старые носки – почерневший и рваный. Бордюры приятно серели сухим камнем, а воздух драл нос холодным запахом. Жирные воробьи скакали враскачку, и где-то во дворе лаял Трезор, здоровый, но довольно беззлобный пес. Неизвестно откуда зажужжала стрекоза с двумя планетоидами вместо глаз, и Тимофей схватился за грудь – он безумно соскучился по этим улицам, по этому времени года и по своей бескозырке – она должно быть, все еще где-то там, в третьем подъезде. Его отвлек жирный аромат горелого мяса под кетчупом – из ближайшей стены торчал пластиковый ларек «шаурмы». Наверное, это настоящее блаженство наесться до отвала, запихивая в себя истекающие соком кусочки баранины, пропитанные соусом и присыпанные свежими овощами. Стало вдруг плевать на бескозырку. Шут с ней. Разве возможно найти то, что было потеряно еще в прошлой жизни? Долгая память – враг новорожденного будущего. Да здравствует свежая кровь, смывающая мёртвую вековую пыль с колеса времени.
Тимофей отшвырнул ногой прогнившие прошлогодние листья. Звякнули осколки бутылки. Изнуряющий голод заставил его прыгнуть вниз с высокой прелой горы. Чувство свободы заставило рассмеяться. «Эх! Бляха-муха! Я живу!».
На звук повернулся дворник. Глаза азиата вылезли из орбит, а рот раскрылся в немом вопле. Он выпустил из рук метлу и попятился прочь. Но Тимофей не обратил на него внимание. За черной штаниной чужеродной бахромой волочилась бирка – она мешала легкости движения. Моряк рванул ее и даже не расстроился, когда вместе с грязным лоскутом по ветру полетел изрядный кусок парусиновых клёш. «Весна! Свобода! Жизнь!».
Повар не сопротивлялся, когда Тимофей забрал из его ослабевших пальцев нож и принялся с радостным смешком срезать с вертела аппетитные мясные стружки. Он глотал их не жуя, роняя на грязную тельняшку багровые слезы кетчупа, хрустел капустной свежестью, размазывал по лицу томатные брызги. Стеклянные глаза лучились восторгом, и в них купалось бездонное весеннее небо. Таял грязный ноздреватый снег, легкий ветерок подхватил серый лоскуток ткани и погнал его, пиная и подбрасывая, в строну темной подворотни. Загнал в угол, пришпилил к шершавой стене, развернул, открывая полустёршуюся надпись: «Моряк Тимофей. Игрушка. Гост…».
Удалено из ТОПа администраций портала с рейтингом +20 баллов
Похожие статьи:
Рассказы → Эпсилон: пробуждение. Глава четвёртая.
Рассказы → Эпсилон: пробуждение. Глава третья.
Рассказы → Эпсилон: пробуждение. Глава вторая
Рассказы → Эпсилон: пробуждение. Глава первая.
Рассказы → Эпсилон: пробуждение. Глава пятая.
+
ты рассказывал
Не нашёл гиде)
