Ключ. Глава 15

Ведьма проснулась с жуткой головной болью. Да и сердце непривычно саднило.

Поднялась на ложе – тихонько закачались серебряные цепи, всё закружилось, и она упала обратно на подушки. Прикрыла глаза, чтоб не видеть медленно вращающегося балдахина, сглотнула.

Ей снился кошмар. Обжигающее прикосновение. Чуждое. Омерзительное. Нечеловеческое.

Нет!

Озарение было столь внезапным, что она снова вскочила. Преодолевая головокружение, поднялась на подгибающихся ногах, оперлась было на покачивающуюся постель, да тошнота подкатила к горлу, и Ведьма упала на каменный пол.

Она приняла на себя удар. Сработала защита, поставленная Тринадцатью – боль растеклась по кольцу, отозвавшись в каждом, заполонив собой город, и каждый теперь был предупрежден, всякий - встревожен. Но лишь её разум был осквернен чужим прикосновением, и лишь она могла бы узнать тварь.

Тварь.

Дрожь прошла по плечам, мелко застучали зубы. Ведьма подняла взгляд – ажурный мост над бассейном раскачивался, как маятник. Она оперлась на руки и поползла по холодным мраморным плитам к краю возвышения, упала в голубую, подсвеченную изнутри воду.

Ледяная волна оборвала дрожь, вынула иголочку, всаженную глубоко в мозг. Ноги подогнулись, Ведьма осела, нырнула с головой, но глоток ломящей зубы воды окончательно привел её в чувство. Она, наконец, встала твердо на ноги. Убирая с лица черные мокрые пряди, по пояс в воде, побрела к берегу. Длинная ночная рубашка сверху – липла к телу, снизу – пузырем колыхалась по поверхности. Ведьму начала бить крупная дрожь.

Выбраться на берег стоило труда – руки скользили. Наконец, прыгнув и навалившись животом, Ведьма перекинула через край сначала одну, потом другую ногу. Откатилась, перевернувшись на спину.

Она вдруг увидела себя со стороны – распластанной на полу, с ночной рубашкой, перекрученной у талии, с расползшимися, как змеи, волосами, с алой ящеркой, мечущейся по алебастровой коже в попытках согреть беспомощную, замерзающую хозяйку.

Застонав, она совершила последнее усилие, поймала саламандру, сжала в кулаке, чувствуя, как волной поднимается вверх по руке тепло огненного тельца. Кожа ощущала сухие прикосновения тыкающейся в пальцы головки, длинный хвост обвил ладонь снаружи. Отступал озноб, кровь побежала быстрей, порозовела кожа.

Ведьма встала, почувствовав, наконец, силу в ногах. Потускневшая ящерка нырнула в начавшие подсыхать волосы.

Тот, чужой, коснувшийся её разума, был сейчас в городе, совсем близко, в черте цеховых кварталов, и наверняка ему было много, много хуже, чем ей. Усмешка искривила губы.

Дверь распахнулась, хлопнув о стену. Посыпалась мелкая пыль побелки. На пороге стояла Рокти – в перевязях метательных ножей поверх короткой туники, с обнаженным клинком, босая.

Они смерили друг друга взглядом.

– Это и есть то, зачем вы меня нанимали, госпожа? – круглые глаза щурились, шаря по углам, зелёный взгляд потемнел. – Уж не знаю, смогу ли я чем вам помочь. – Она развернулась, босые пятки прошлепали вдоль по коридору и обратно. – Здесь не было никого, кому я могла бы помешать. А сухое белье вам подаст и горничная.

В протянутой руке покачивался снятый с вешалки в прихожей плащ.

– Благодарю. – Ведьма повернулась, позволяя накинуть плащ на плечи. Затянула один шнурок, дернула другой и, сделав шаг, переступила через упавшую на пол рубашку. – Одевайся. Мы едем во дворец. Верхом, немедленно. Надеюсь, ты не продала еще своих лошадей.

Когда Ведьма обернулась, Рокти уже и след простыл. Наина кивнула, в очередной раз подтверждая, да, Девочка не ошибается. Практически никогда. Дети умеют видеть.

Она обогнула бассейн, скрылась на минуту за драпировками и вышла уже одетая для верховой езды – скромно и просто на этот раз, в черный мужской костюм свободного кроя, все с тем же плащом на плечах.

Выбежав во двор, нашла там Рокти, седлающую Вороного. Положив ладонь на седло, Ведьма кивнула на кобылку Рокти, нетерпеливо дожидающуюся своей очереди. Принялась сама затягивать подпругу. Времени не было. И еще через пару минут, легко перемахнув крошечный заборчик, понеслись вдоль по улице две темные, едва различимые в сером мороке занимающегося утра всадницы.

 

Прячась в глубокой тени, отбрасываемой стенами домов, Сет уходил всё дальше и дальше от постоялого двора, придерживая ладонью пояс с разломленным двумя мечами посохом. Ни огонька не мерцало в окнах, улицы были пусты так, как бывает только в последние часы перед рассветом, но город уже не спал. Внезапно разбуженный – прислушивался чутко из-за закрытых ставен.

Волна прошла по городу, и Сет чувствовал это по дрожанию натянутых Топью нитей. Голова раскалывалась от попыток удержать их все, но он только крепче стискивал зубы, да прибавлял и прибавлял шагу, опасаясь впрочем, сорваться на бег. Рядом, за ставнями, и мимо-мимо-мимо: бессонный взгляд, уставившийся в непроглядную темень комнаты, ноющая боль в сердце и кот, жадно лакающий пролитую в спешке валериану, робкий плач младенца, слишком испуганного, чтоб зареветь в голос.

Крючок, крючок, ещё крючок – превозмогая головную боль, он продолжал накидывать петли, плетя разрастающуюся паутину. Не в силах уже удивляться – они тоже чувствуют это. Казалось – каждый в городе знает теперь, где он, кто он. Но причиняющая боль сеть убеждала – не знают, не догадываются, лишь служат щитом кому-то. Третьему. И липкий страх комком подкатывал к горлу.

«Здесь!» – Сет запнулся. Огляделся по сторонам, но Крысёныш молчал, видно считая указания достаточными.

Под ногами пискнуло. Крысиный хвост шмыгнул от водостока в зарешеченное подвальное окно каменного дома, глаза-бусины сверкнули из темного провала.

Сет заглянул за угол – тихо, будто приколоченная гвоздями, висела над входом огромная жестяная шкура освежеванного вепря. Мелко семеня, обогнул здание, и с другой стороны обнаружил черный ход, загроможденный пустыми телегами и ящиками. Конечно же, запертый.

Пока руки возились с замком, уши ловили каждый шорох. Сет спиной видел улицу и чуял, что улица тоже видит его – как на зло, это был светлый переулок. И потому, когда вдалеке раздался цокот копыт по мощеной камнем мостовой ремесленных кварталов, Сет прыгнул через борт ближайшей телеги, закрылся промасленной, тошнотворно воняющей ветошью.

Всадники промчались мимо. Двое. Две петли в ажурное кружево. Стоило накинуть петельку на крючок.

Сет не стал делать этого.

Прошибаемый холодным потом, вылез из повозки, унял дрожь в руках и отпер замок – очень быстро и очень тихо. Притворенная за спиной дверь отрезала ощущение преследовавшего по пятам врага. Тьма загроможденного подвала накрыла Сета, спрятала от посторонних глаз. Боясь вздохнуть, он спустился по каменной лестнице – крыса метнулась из-под ног и побежала вперед проводником.

Он почувствовал вдруг острый, режущий голод, но заставил себя не обращать внимания на терзающие спазмы в желудке. В кожевенной мастерской нечем было поживиться. Подвал был переполнен удушающими запахами сыромятных кож. Чуть скошенный пол подсказал верную дорогу, и Сет прибавил шагу, обогнал крысу и скоро первым был у забранного решеткой стока. Так же быстро и аккуратно снял замок, вытянул прут, поднял решетку и нырнул в открывшееся отверстие.

Пришлось зависнуть на руках – дыра открывалась прямо в потолок комнаты еще большей, чем та, что он только что покинул. Едва удерживаясь на скользких краях, дернул решетку к стоку, с трудом водрузил на место прут и, защелкнув замок, разжал пальцы. Крыса осталась далеко наверху, а он, пролетев сколько-то под землей, с шумом упал в сточные воды, мысленно вознося молитвы богу за дождливое лето и полноводную реку.

Вонючая вода захлестнула с головой, потянула мягко в воронку, пробуравленную его телом. Сет заработал ногами, и скоро светловолосая макушка вынырнула на поверхность. Оглядевшись и ничего не увидев в непроглядной тьме, он поплыл по течению, круто забирая в сторону, пока не почувствовал по правую руку, уходящую куда-то неразличимо вверх, стену. Но пришлось еще долго дрейфовать вдоль высокой стены, по ленивому течению вместе с мелким мусором и отбросами, пока колени не стукнулись о внезапно вынырнувшие из мрака ступени. Оскальзываясь, он на четвереньках миновал несколько, вышел на сухой камень, но и тогда ему пришлось подняться еще немного, чтобы выбраться на широкий окаем подземного русла.

Сток простирался под городом во всех направлениях – ветер гулял в туннелях. Своды терялись во тьме и угадывались лишь по редким рассеянным кругам света, слабо сочащегося из таких же сливных люков, каким воспользовался Сет. Впереди ничего не было видно на расстояние вытянутой руки. Сет замер в нерешительности.

«Дай мне», – прозвучало требовательно, и Сет вздрогнул. Но это была не Топь. Крысёныш, прятавшийся в густой кроне вяза, раскинувшего свои ветви над постоялым двором так спешно покинутым Сетом, нетерпеливо теребил: «дай мне, дай мне, мне»! И Сет повиновался, отступил привычно – в те глубины сознания, которые показала ему Топь.

За пару кварталов к западу и на сотню локтей выше замер, вцепившись в ветви, маленький оборвыш. Человек, стоявший чуть вытянув руки вперед, на мгновенье обмяк. Затем фигура его неловко распрямилась. Он снова вытянул руки, теперь уже рассматривая их, поднес ладони к лицу. Несколько шагов по каменному полу дались ему с трудом. Он норовил пригнуться, помочь себе, касаясь пальцами пола, но мешал высокий рост.

Сет вернулся назад – всего на полшага, достаточно, чтоб подтолкнуть малыша, показать, как правильно. «Малыш», – определенно, это имя нравилось ему больше, чем «Крысёныш», но Сет не оставил мысли выбрать зверьку нормальное, человеческое имя, да и тому не глянулось новое прозвище. И пока высокий белокурый человек бежал по коридору, все больше распрямляясь с каждым шагом, что-то третье – не мужчина и не ребёнок, рылось в общей памяти, перебирая и одно за другим отбрасывая непонравившиеся имена.

Тем временем мальчик, сидевший в ветвях дерева, вдруг крепче сжал пальцы. Остекленевший на минуту взгляд сфокусировался, заметался меж фигурами крадущихся по двору людей. Входя в приоткрытые ворота, они спешили скрыться в тени лестниц и галерей, ласточкиными гнездами прилепившихся к стенам. В проеме ворот, сжимая плечо перепуганного сторожа, стоял высокий и широкоплечий. Когда последний проник внутрь, тот вытолкнул старика наружу и опустил засов. Как муравьи, рассыпались по лестницам черные тени: бесшумно распахивались двери, неслышно крались непрошенные гости, и постояльцы молча выволакивались во двор, где ходил уже раздраженно перед нестройной шеренгой Воин.

Как ни крепок сон в предрассветные часы, постоялый двор не спал.

Гвардейцы врывались в комнаты, и взгляд натыкался на настороженный взгляд. Всё громче становился шелест ног по лестницам, но никто не кричал, не пытался бежать, и человек посреди двора зло выругался, хлопнул зажатыми в кулаке перчатками по бедру.

– Всем выйти во двор! – прокричал он, и прозвучало это командой, отданной на плацу.

Постоялый двор ждал приказа: молча выходили на галереи, щурились на высокого и широкоплечего, так же молча спускались по лестницам. Королевские гвардейцы, нервно обнажали клинки, конвоируя вниз безоружных ремесленников.

Воин чертыхнулся.

– Отставить! – крикнул он. – В комнатах, он должен быть там, – и добавил чуть тише, – он не смог бы так быстро оправиться.

Сталь вернулась в ножны, но, обежав весь двор, от подвала до чердака, солдаты приволокли лишь до смерти перепуганного хозяина.

– Кто? – Воин сграбастал его за воротник, мучительно, до сведенных судорогой скул, пытаясь сформулировать вопрос, – …кто попросился к тебе на постой сегодня?

Хозяин мелко закивал, побежал по двору, выдергивая из толпы одного, другого, и Марк подходил, вглядывался в лица, заранее зная – его нет здесь.

«Ушёл! Ушёл! Немыслимо». Тоска сжала и без того саднящее сердце. Он отвернулся, окинул взглядом начавшее алеть небо. Прямо на него, с ветки нависшего над двором вяза, во все глаза глядел маленький грязный оборвыш – сидел по-птичьи на одной ветке, держался руками за другую и таращился, распахнув огромные синие глаза.

– Свободны! – Воин махнул перчаткой. Заложив руки за спину, прошел несколько шагов под дерево.

Мальчишка в один прыжок спустился на пару ветвей вниз.

«Неужели он», – думал Марк, разглядывая немигающий синий взгляд. – «Не может быть. Этого просто не может быть». Но в глазах мальчишки не было ни страха, ни следа удара, нанесенного защитным кольцом Тринадцати. Воин вздохнул с облегчением – просто дичок с большими способностями. Самоучка… как Девочка.

Он вспомнил день, когда нашел её. Тогда она едва доставала ему до колена и была необыкновенно сильна. «Первое звено. Она до сих пор сильнее всех в круге», – напомнил он себе, – «…несмотря на то, что её спутник – оборотень». Он так тщательно скрывал это ото всех, что даже оглянулся, испугавшись своей невольной досады. Солдаты толпились за спиной… равно как и постояльцы двора – все смотрели на него и ребёнка. Это подтолкнуло Марка. Он сделал еще пару шагов, и мальчишка спрыгнул еще на пару ветвей вниз.

– Нельзя оставлять тебя здесь, – пробормотал Марк, протягивая руки, и ребенок протянул свои навстречу, позволил снять себя с дерева, поставить рядом.

Оборвыш стоял странно – в полу-приседе, опустив одно плечо, уперев взгляд в землю. Марк и сам присел, чтобы видеть его глаза. Он был так мал ростом, что Воин не смог бы наверняка сказать, сколько же ему лет.

– Как тебя зовут, малыш?

– Это Крысёныш. Базарный воришка. – Солдат обращался не по форме, и Воин не стал пенять ему на это. – Он дикий. Не умеет разговаривать.

Мальчишка вскинул голову. В глазах его на минуту мелькнула серо-стальная ярость, и солдат отшатнулся.

– Р-р-р-ато! – прорычал он. – Рато, – повторил, глядя на Воина спокойными синими глазами.

– Рато, – кивнул Марк, принимая имя. В глубине лохмотьев что-то пискнуло, и из-за пазухи вынырнула и тут же спряталась остроносая морда здоровой черной крысы. – Возвращаемся! – Он поднялся, потрепав мальчишку по сальной шевелюре.

– Рато, – сказал мальчик, вынимая толстого, лоснящегося ухоженной шкуркой зверька. – Рато! – повторил он, гладя подрагивающий нос, и захохотал, обнажая крупные белые зубы, протягивая крысу Марку.

– Рато, – улыбнулся Марк, и пощекотал зверька пальцем.

 

– Рато, так Рато, – пожал плечами человек, на всё время этого странного диалога замерший посреди аспидно-тёмного туннеля глубоко под городом. Он подался назад, уступая место своему проводнику, синий взгляд скользнул по стенам, шевельнулись ноздри крючковатого носа, и Сет побежал дальше.

 

Мне снова не повезло стоять в карауле с Аланом.

После утренней поверки на плацу капрал раздал поручения одним, а всех остальных выстроил в две шеренги, прошелся, подгоняя по росту друг к другу, и я попал в пару с еще не знакомым мне гвардейцем. Настроения узнавать его имя не было – я же не собирался задерживаться здесь надолго. И потому до правого крыла дворца мы бежали молча, а потом так же молча маршировали по пустым полутемным коридорам, сменяя ночную вахту у каждой двери в покои. До нашей двойки было еще далеко, когда мы подошли к двустворчатой двери в кабинет главнокомандующего, но капрал, отправив караул в хвост колонны, остановил следующую по очереди пару и прошел к нам.

Смотрел так долго и пристально, что на меня начал коситься не только напарник – я лопатками ощутил весь хвост колонны, буравящий взглядами мою спину. Волосы под шлемом взмокли, зачесался лоб, но я не смел шевельнуться, тупо глядя перед собой.

Капрал вздохнул, кивнул, разворачиваясь, на дверь и увел колонну раньше, чем мы успели встать на караул.

Дверь в покои была закрыта, ночная смена доложила, что главнокомандующий покинул кабинет за несколько часов до рассвета, но скучать я не собирался. Я весь вспотел под молчаливым, пристальным взглядом напарника. «Нет. Не стану говорить с ним. Тем более, что это – не по уставу», – я стиснул зубы. «Боже! Теперь они точно поверят, что я – наследник! Так и решат: принят в гвардию самим генералиссимусом, капитан с ним разговоры разговаривает, и капралы – вон как обхаживают. Да у них даже сомнения не возникнет».

Кажется, мои зубы скрипнули, потому что гвардеец вдруг вздрогнул и выпрямился, поднял чуть склоненный в мою сторону подбородок. Я тоже инстинктивно вскинулся и едва не замычал с досады – «Во-я-ака. Прочь! Прочь отсюда, как можно скорей!». И тут я услышал, как кто-то бежит по коридору, и снова вытянулся – теперь уже по-настоящему.

Бежавший очень спешил, каблуки так и цокали по каменным плитам. Признаться, я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь бегал в дворцовых стенах, и потому всё с большим любопытством глядел на поворот, из-за которого вот-вот должен был появиться спешивший. Каково же было моё удивление, когда, во весь дух, прямо на нас из-за угла выскочила и едва успела затормозить Ведьма.

Неуложенные волосы кольцами разметались по плечам, ни тени макияжа на лице и простой, даже скромный наряд под длинным плащом. Глаза у меня полезли на лоб, а мой напарник просто вытаращился на неё – она ведь была дьявольски красива.

Как будто собираясь с духом, она тряхнула головой, забрасывая за спину черные локоны. Твердым неспешным шагом подошла и один раз, громко и требовательно стукнула в дверь.

– А его нет, – я прикрыл глаза, радуясь, что не из моих уст раздается это робкое, мальчишеское, вовсе не уставное блекотание. – Отбыл. За пару часов до рассвета.

– Куда? – Ведьма нежно сграбастала его за воротник. Прошептала почти в ухо, – ку-уда-а?

– Не могу знать, а если б и знал… – он сглотнул, пытаясь избавиться от сиплого шёпота, но не от ведьминской хватки. Так и гаркнул ей прямо в ухо, –  посторонним говорить не велено!

Поморщившись, она разжала пальцы. Оглянулась на меня, смерив таким взглядом, будто я был источником всех её бед, развернулась и пошла, стройной ножкой чеканя каждый шаг, прочь.

«Узнала или нет?», – гадал я, борясь с желанием сорваться с места, кинуться вслед, прямо здесь попросить: «Отправь ты меня домой, Христа ради! …ведьма!».

 

Она шла по коридору прочь, надеясь перехватить Воина у входа, надеясь, что враг схвачен, страстно желая увидеть того, чьё прикосновение приносило такую боль. Новая сила вступила в борьбу за Ключ, отпирающий все двери. Сила, по сравнению с которой и сам он – жалкий, беспомощный, растерянный – не казался уже столь важным.

– Скорей бы вернулся Марк, – прошептала она, стискивая кулаки. – Скорей бы!

Воин – Тринадцатый, замок в цепи, её любовник – не знал. Не знал никто из Тринадцати, и лишь она одна знала доподлинно, с какой страшной угрозой столкнулся союз. Тварь. Древняя тварь вне зла и добра, вне человеческих абстракций, гонимая одним страхом смерти, и потому опасная, как дикий зверь, загнанный в ловушку. Мысль о ней пугала настолько, что Ведьма замерла посреди коридора, пялясь незряче в щербатый стык плит пола, сжимая и разжимая кулаки, повторяя: «Убить! Убить! Уничтожить!».

– Кого убить, дорогая? – Изот подкрался так тихо, что Ведьма вздрогнула. – Кого уничтожить? – Пальцы коснулись плеча.

– Занимайся своими делами, холуй! – Она ударила по руке, отбросив. Развернулась, упершись кулаками в бока. – Как там облава на «Топор и удавку»? Нашли кого?

Бутылочного стекла взгляд потемнел, из желтовато-зелёного став почти карим.

– Я всегда знал, что не нравлюсь вам, милочка… Жаль, – он смерил её откровенным взглядом, и она поспешила запахнуть плащ, cкрестив руки на груди, – потому что я всегда считал вас весьма привлекательной особой. А теперь еще, оказывается, – он отступил на шаг и снова оглядел, с ног до головы, будто какую диковинку в торговых рядах, – и небесталанной… Нашли!

– Нашли? – Она растерялась. Едва сдержала себя, чтоб не оглянуться назад по коридору, туда, где остался стоять на карауле отпирающий все двери Ключ.

– Да, нашли. Почему вас это так удивляет? По вашему же указанию и нашли, дорогая. – Он-таки взял её под руку, и теперь она не сопротивлялась, повёл вбок и вниз, к подвалам. – Признаться, я никогда не верил в ваши так называемые силы, но результат меня впечатлил. Так уж и быть, вы можете не любить меня, но умоляю, дорогая, забудьте о королевских подачках, станьте агентом моей тайной канцелярии, и я щедро вознагражу вас.

Она отшатнулась, но он только крепче сжал её локоть.

– Тише, тише, милочка. Я ведь не настаиваю.

– Тогда куда вы меня тянете? – она ногтями царапнула впившиеся в локоть пальцы, и он, наконец, отпустил. Поднял, защищаясь, руки.

– Полно вам, дорогая! Как вы сегодня злы! – Он погрозил ей пальцем, и Ведьма с трудом подавила желание сломать его. – Я только и хочу, чтобы вы поговорили со свидетелем. С некоторых пор я очень, очень верю в ваши исключительные способности.

Он развернулся и начал спускаться вниз по лестнице в подвалы.

«Или скорее тайные казематы своей тайной канцелярии», – подумала Ведьма, оглянулась назад и поспешила за ним. Изот ухмыльнулся, услышав цоканье каблучков за спиной.

– Любопытство кошку сгубило, – промурлыкал он под нос, и Ведьма зашипела в ответ.

Идти пришлось далеко – тесаный камень сменился диким, а своды опустились так, что едва не скребли макушку. И Ведьма корила себя за уступку, ведь Марк мог вернуться в любую минуту, но выбор уже был сделан, и она ускоряла шаг, наступая Изоту на пятки, заставляя и того поторапливаться.

Он остановился как раз, когда она начала терять терпение.

– Сюда, – пригласил он, распахивая дверь, и Ведьма вошла в крошечную камору, в углу которой за массивным столом сидел капитан городской милиции, а у стены на лавке, опершись о стену, полулежал серый, ничем не примечательный человек в мышиного цвета трико. Лицо его осунулось, четче обозначились старческие морщины, а круги под глазами выдавали бессонно-проведенную ночь. И может быть даже не одну. Рукой он придерживал должно быть раненое плечо. Как раз в этом месте по серой блузе расплылось темное пятно запекшейся крови.

При звуке открывшейся двери капитан отложил стило, а человек приоткрыл глаза.

– Как? – спросил Изот, входя. Ведьма отступила, присела на скамейку у противоположной стены.

– Всё так же. – Капитан потёр переносицу, и стало видно, что измучен он ничуть не меньше и так же мало спал. – Из таверны тоже никаких вестей. Глухо.

– Так. – Изот подпирал спиной дверь, и не думая проходить, садиться. – Так. Ваше слово, милочка. Всего три вопроса, и можете быть пока свободны. Правду ли говорит этот человек, где тот, кого мы ищем, и, главное – кто он такой?

Ведьма поджала губы. Какое бы полицейское расследование ни затеял Изот, что бы он ни нашел в таверне, за какой бы ложной целью ни погнался – её это не занимало. Но она не могла просто встать и уйти хотя бы потому, что этот урод стоял в проходе. Она потерла руки и протянула их вперед.

Человек на лавке скосил взгляд, но даже не шевельнулся. Ей пришлось самой приподняться. Она взяла одну его руку, отняла от раны вторую. Он слегка поморщился.

– Голова сейчас пройдет, – сказала она мягко, и редкие белесые ресницы вздрогнули, взгляд стал чуть более сосредоточенным. – Дайте ему воды.

Изот ухмыльнулся её раздраженному тону, но кивнул капитану, и тот налил из кувшина полную кружку. Ведьма разжала ладони, пока человек пил. Осмотрела рану.

– Почистите и обработайте, еще чуть-чуть и начнется гниение, малый потеряет руку.

– Дело вперед, – отрезал Изот.

Ведьма пожала плечами. Сев на лавку, вновь протянула раскрытые ладони, и человек вложил в них свои.

– Что ты видел? – спросила она, закрывая глаза.

Человек глубоко вздохнул.

– Добрая госпожа, я третий день толкую господину капитану. Меня все трущобы знают. Как только вошел этот тип…

Вскрикнув, Ведьма вскочила вдруг, выпустив из рук потные пальцы. Глаза её широко распахнулись.

– Это он, – выдохнула она. – Он!

Она метнулась к Изоту, застучала кулаками по его груди. И человек приподнялся от стены, а капитан замер в изумлении, пока Ведьма кричала, плача: «Поймайте его! Убейте!». Изот ловил её руки, но она уже осела на пол, обессиленно всхлипывая:

– Он опасен… Я предупреждала – он смертельно опасен…

 

Солнце успело подняться над городом, грум – почистить их лошадей, Рокти – выпить кружку молока со сдобной булочкой, а Ведьма так и не вышла из дворца, хоть и обещала обернуться скоро.

Мальчик, которому она помогла справиться с норовистой кобылкой, и который так любезно предложил ей долю своего завтрака, давно убежал по своим делам. Она осталась один на один с починяющим сбрую стариком да парой раскатисто храпящих парней. В окошко было видно, как сменился караул у парадного входа, длинная цепочка солдат проследовала за капралом дальше – в казармы. И просторная дворцовая площадь снова будто вымерла.

Рокти покосилась на старика. Хоть он и подносил уздечку так близко к лицу, что, казалось, вот-вот выколет себе иголкой глаз, она не сомневалась – заметит, если ей вдруг вздумается отлучиться на минуту… или две.

Благовидный предлог представился неожиданно. Парнишка-грум влетел, так хлопнув дверью, что старик вздрогнул и уколол себе палец.

– А, пёсий сын! Ты что ж шумишь, голова реповая?

– Наряд вернулся, дядя Гнат. Коней велят принимать быстро.

– Ну и буди парней, – отвечал старик, озабоченно посасывая палец, – только тихо! Весь дворец спит ишшо. А он, ишь, разорался.

– Может, я помогу? Сколько мне тут сидеть без толку, – сказала Рокти и встала поскорей у двери, опасаясь, как бы не одернул её сварливый старик.

Но тот, перекусывая нить,  замычал одобрительно:

– И то хлеб, неча казенные харчи за здорово живешь трескать. – Добавил, любуясь наново нашитыми каменьями на уздечке, – хозяйки-то твоей нету всё. Поди, и обедом тебя кормить придётся!

– Тю на вас, дядя Гнат! – обернулся парнишка. – Да нешто вам казенных харчей жалко?

– А тебе не жалко! Как не свои, так и не жалко! Кушайте, гости дорогие, на здоровье…

Старик разошелся не на шутку, и Рокти, покраснев, выскользнула за дверь.

– Тю на него, – подмигнул выбежавший следом парнишка, и, прыснув, они вдвоем припустили к конюшням.

Спрятанные в многочисленных дворцовых постройках, конюшни разместились ровно на пол пути между главными воротами, кухней и казармами, и Рокти запыхалась, добежав до места. Наряд успел уже расседлать разведенных по стойлам лошадей, и внутри было пусто и гулко. Рокти занялась лошадью в крайнем стойле, и когда через несколько минут подтянулись и другие грумы, ей ничего не стоило улизнуть.

Сперва она пробежала до угла, чтобы никто не успел окликнуть, но, выйдя во дворик перед кухнями, куда из облагаемых налогами деревень и поместий прибывали фургоны с провиантом, перешла на ровный, уверенный шаг человека имеющего право на прогулки внутри дворцовых стен. Дворик был переполнен ароматами специй, стыки меж плит – забиты плотной пыльцой из смеси желтого шафрана и черного перца. Проходя мимо спуска в подвалы, Рокти расчихалась так, что ушло напряжение с плеч, и теперь ни у кого не осталось бы сомнений – она своя здесь.

Остановившись на минуту почесать страшно свербящий нос, Рокти размышляла. «Возвращаться к центральному входу – рисковать привлечь внимание старика-грума. Да и мимо охраны не пройдешь. Идти к казармам – так там полно гвардейцев». Кухни располагались по другой стороне двора и она, не колеблясь, направилась туда. «Все повара слывут добрыми малыми».

Но, войдя в пышущую паром и жаром дверь, она поняла, что зря беспокоилась. Кухня только что расправилась с завтраком и была уже занята обедом. И Рокти пробежала её на одном дыхании, чтобы не чуять всех этих заманчивых ароматов, а главное – не попасться под ноги снующим поварятам или под нож – поварам. Как ни велико было искушение прихватить что-нибудь с разделочных столов, она не задержалась и на миг по пути к выходу и скоро была уже во внутренних покоях.

Там ей не составило особого труда сориентироваться в пространстве и взять нужное направление к центральному входу, через который во дворец вошла Ведьма.

Конечно же вход охранялся, и пришлось поплутать по коридорам, заходя то с той, то с этой стороны, пока она не уловила наконец след Ведьмы, тоненькой, но прочной ниточкой повисший в воздухе. Как волк чует добычу, как брат учит идти по следу, она скорым, но осторожным шагом устремилась вперёд. Он увел её далеко в сторону, в старую часть дворца, где по слухам теперь расположился сам король со свитой. Караулы встречались всё чаще, но она шла, не обращая на них внимания, мимо, и в какой-то момент след разделился. Один шел дальше, другой – забирал резко влево.

Рокти замерла – он клубился вокруг плотной пеленой – Ведьма долго стояла здесь. Рокти переступила с ноги на ногу, ища точное место, где. Прикрыла глаза, вслушиваясь.

Страх.

Страх, угаром поднимавшийся из ведьминой спальни, разбудил её этим утром – заставил схватить перевязь и бегом спуститься по лестнице. Ведьма вся была пропитана беспричинным, внутренним страхом и чувство это не погасило ни прошедшее время, ни пройденное расстояние.

Злость.

На другого человека. Злость, замешанная на беспокойстве о нём. Тёмное, неясное чувство. Рокти отбросила его, не тратя времени на разгадку.

Раздражение.

На того, кто стоял рядом. На того, кого Ведьма не считала опасней назойливой мухи.

– Зря! – сказала Рокти и сделала шаг в сторону, чтобы встать на его место.

Но в мыслях незнакомца не было ничего дурного. Да, дурен, нехорош был он сам. Но так, как бывает нехорош простой обыватель – нехорош по обстоятельствам, хоть и добрый малый во всех отношениях. Он просил Ведьму об услуге, и это была именно просьба. Он не желал ей зла.

Рокти резко и шумно выдохнула через нос – голова шла кругом от попыток понять происходящее. Зачем Ведьма наняла её в охранники, кого боялась так, и что за дела могли привести её во дворец до рассвета. У кого здесь могла искать она защиты? Топнув ножкой, охотница устремилась дальше по коридору – она должна была узнать, к кому приходила Ведьма.

Но дальше по коридору был караул, и шестым чувством, охотничьим инстинктом, распаленным погоней по следу, Рокти почуяла – это тот караул, который ей нужен. Вернее тот, встречи с которым хотелось бы избежать. Из-за угла едва-едва было слышно ровное дыхание, поскрипывание кожи, шелест ткани.

Опершись о стену, Рокти мучительно соображала, что бы ей соврать, как бы вызнать, чьи покои охраняют эти двое. В голову, как на зло, ничего не приходило. «Ты – лучший следопыт клана, Рокот. Но, чтобы быть членом совета, этого не достаточно», – она едва не заплакала от злости, вспомнив слова старейших. Стукнула стиснутыми кулачками в стену позади себя. «Ну же! Думай! Думай!»

Дверь в покои распахнулась.

Прежде чем первый шаг раздался в коридоре, Рокти уже развернулась, спеша прочь.

«Повезло!» – обрадовалась она. – «Погляжу, кто пройдет мимо, а потом выпытаю у мальчишки-грума».

– Постой! – раздалось вдруг сзади, и охотница замерла, как пойманный зверь, мучительно краснея, уверенная в своей погибели. Невероятное усилие понадобилось, чтоб не вздернуть испуганно плечи. Она медленно обернулась, внутренне надеясь, что выражение лица её спокойно, а мозги вот-вот родят что-нибудь получше вертящегося на языке «Чего изволите?».

– Тебя-то мне и нужно, – человек, облаченный в гвардейский мундир, был так встревожен, что не заметил бы и гремучей змеи в её руках. Очевидно было, что он не спал ночь, а может и пару. От него крепко несло лошадиным потом, а за пояс были заткнуты перчатки для верховой езды. «Был в ночном наряде», – сообразила Рокти. – «Да что же у них тут делается?».

– Вороной на конюшнях, и другая кобылка. Это ведь ты приехала с Ведьмой?

Рокти кивнула неопределенно, не спеша соглашаться.

Человек положил ладонь ей на плечо. При его росте ему даже не пришлось сгибать руку в локте.

– Пойдем сюда, – потянул он её обратно по коридору. – Впрочем, стой, – передумал тут же. – Не сюда, нет. – Задумался. – Куда же?

– За мной, – ответила Рокти, решив, наконец, что это именно тот, кто ей нужен. – Я знаю, куда она пошла, не найдя вас на месте.

Под удивленным взглядом незнакомца она сбросила ладонь с плеча и зашагала вперёд, не оглядываясь. После секундной заминки он отправился следом.

Она не задержалась у развилки следа, не сбавила шаг – теперь двое были ей проводниками, едва заметная тропка превратилась в торный путь.

Человек не отставал, но они не ушли далеко.

– Стой! – скоро нагнал он её. Посмотрел и не стал прикасаться, а демонстративно заложил руки за спину. – Я понял, куда мы идём. Дальше не стоит…

Она молчала, давая ему возможность продолжать, а он смотрел внимательно, изучающе – до странного жжения в затылке и желания опустить взгляд. Рокти запрокинула и так вздернутый подбородок, откидывая за спину каштановые кудряшки.

– Ты ведь Рокти – её телохранительница?

– Да, – ответила она, не удивляясь тому, что он знает.

– Чертовка, никогда не ошибается! – усмехнулся он непонятно, и Рокти на всякий случай нахмурилась.

– Вот что, – он всё-таки опять положил руку ей на плечо, заставив смотреть прямо в глаза, – бери коней, езжай домой. Я дам пару солдат. Ты сиди тихо, наблюдай. А они пусть приводят всякого, слышишь? всякого, кто станет искать Ведьму.

– А здесь? – ей не понравился этот приказной тон.

– Здесь я разберусь сам.