Мне ужасно надоело сидеть в каменном мешке по несправедливому обвинению. Вот уже несколько недель я с нетерпением жду того дня, когда меня, наконец, отпустят на свободу.
И вот этот день настал – один из надзирателей заходит в камеру и зачитывает постановление об освобождении.
***
Я иду по центру жаркого летнего города.
Повсюду аккуратные зелёные газоны, фонтаны с освежающей прохладной водой и лениво прогуливающиеся парочки.
Высоко над головой проносятся сверкающие на солнце серебристые корпуса стремительных аэромобилей.
Ноги ведут меня в сторону космопорта, а в кармане джинсов лежит билет на планету Греб.
***
Полёт до Греба занял четыре дня.
Всё это время я читал и перечитывал произведения Эдгара По, Франца Кафки и Проспера Мериме, периодически отвлекаясь на новостную ленту.
***
На Гребе я поселился в небольшой гостинице. Практически всё своё время я посвящаю написанию стихов и коротких рассказов, а перед сном выхожу на неспешную прогулку.
Желания вернуться на Землю пока не возникает.
***
Планета Греб пользуется огромной популярностью у туристов.
Здесь очень тёплый климат, живописные океаны и прекрасные пляжи, а большая часть суши покрыта густыми джунглями.
Коренное население планеты Греб – разумные карлики-инсектоиды в половину человеческого роста. Морфологически они представляют собой нечто среднее между человеком и муравьём.
Если же говорить о политическом устройстве планеты, то здесь установлена конституционная монархия.
***
Один из королевских чиновников планеты Греб вернулся домой после рабочего дня. Плотно поужинав, он сел за печатную машинку и написал следующее:
«Принуждённый восторг и непринуждённые шутки. Годовые кольца и неугасающая смола. Атавизмы и порнографические развлечения. Старые башмаки и соломенные шляпы. Конфетный вкус и кислотное послевкусие. Туманные намёки и безоблачные мечтания. Фигуральные выражения и сгустившиеся сумерки диковинных пейзажей. Кабинетные интриги и восковые маски. Израненные ладони и гибкие клубни. Разветвлённые туннели и прыгучие яблоки. Смрадные песочницы и водяные мельницы. Телевизионные антенны и грохот непокорных дождевых потоков. Искренняя благодарность и сбитая оптика. Умозрительные схемы и пернатые догмы. Ванильные небеса и медовые пружины. Амнезия и телепатия. Вибрация и гул сокровенных турбин. Азартный блеф и широкие лопасти доверчивых вёсел. Чужие огороды и ленивая речная галька. Генетические непотребства и рыночные кальсоны. Колодцы, маятники и стерильные гостинцы. Часовые пояса и дешёвые фокусы. Социальное неравенство и агрессивный эпатаж».
***
Волею злых обстоятельств я снова заточён в каменном мешке.
На этот раз меня содержат в чуть более комфортабельной камере, однако поводов для радости всё равно мало.
Впрочем, опускать руки тоже не стоит – рано или поздно справедливость непременно восторжествует (тем более что обвинения, как и в прежний раз, высосаны из пальца).
Как показало время, надежды мои были отнюдь не беспочвенны.
Надзиратель зачитывает постановление об освобождении, и я снова волен идти на все четыре стороны.
***
Со дня моего второго освобождения из каменного мешка прошло полгода. Я снова на Земле.
За окном – морозный зимний вечер. Уже стемнело, идёт густой снегопад, а немногочисленные прохожие зябко кутаются в шубы.
После нескольких глотков горячего кофе во мне, как это часто бывает, пробуждается жажда сочинительства.
Беру блокнот и записываю:
«Чистокровная кобылица бегает быстрее пустынного ветра, быстрее, чем взгляд скользит по равнине.
Она чиста, как золото в тигле.
Её взор ясен и зрение так остро, что она может читать чужие мысли в темноте.
Когда она слышит пение девушек, не знавших мужа, она ржёт от радости, и свист стрелы лишь дразнит её. Из рук женщин она выпрашивает лепёшку, а врага бьёт копытом в лицо. Когда она может бежать по велению своего скорпионьего сердца, она проливает из глаз слёзы радости.
Для неё всё едино – чисто ли небо или бурный ветер гончарной пылью застилает солнце, она – благородна и презирает ярость бури. Она обладает быстротой ласточки и тонкостью тростниковой флейты, она так легка, что могла бы станцевать на груди спящего младенца, не потревожив его сна.
Она понимает всё, как сын Адама, ей недостаёт лишь языка».
